Цикл сонетов «В поисках истины» впервые был опубликован со следующей
предваряющей аннотацией: «Тема цикла восходит к сказкам и легендам, таким
как "Золотое руно" и легенды о Святом Граале, приключенческим
и шпионским романам. Соответственно, стихотворения цикла имeют признаки
общие им всем. Понятия "Он" и "Они" имеют, как субъективное
так и объективное значение». То, что Оден имеет в виду, становится ясным,
когда, после перечисления необходимых элементов типичного сюжета, он спрашивает:
«Не правда ли, каждый из этих элементов соответствует какому-то аспекту
нашего субъективного жизненного опыта?» Другими словами, цикл построен
как весьма концептуальное исследование самопознания в поисках истинного
счастья или аутентичности личности. До определенных пределов, следовательно,
«Он» и «Они» относятся к определению истиных мотивов человека, смысл которых
основан на отказе от путей неправедных. В «Новогоднем письме» уже возник
современный человек, как экзистенциальный герой: «Каждый человек путешествует
в одиночeстве в поисках философского камня [each man travel forth alone
/ In search of the Essential Stone], и Оден продолжает анализировать
эту тему, двусмысленно и в духе метафизического символизма, используя форму
рилькианского сонета и воплощая ее в моральном пространстве, обязанном
своим просхождением, как сказкам, так и Кафке, если говорить о теологическом
аспекте.
Я не утверждаю, что цикл представляет собой духовную автобиографию,
которую нужно расшифровать, хотя с другой стороны, очевидно, что понятия
«ОН» и «ОНИ», хотя и нуждаются в уточении в каждом случае, их значение
различается в процессе преодоления жизненных искушений или в противостоянии
с неизбежным поражением или попросту в связи с несчастной или счастливий
долей сказочного героя...
Обрамляющиие цикл сонеты представляют главную тему цикла (аутентичность
личности) в традиционном образе Сада.
Сонет описывает то, что обычно случается, когда мы имеем только частичное
понимание ситуации, когда мы мы пытаемся организовать Будущее, приводя
наши догадки в систему (строчки 1-4 -- метафизика, закон, политическая
философия), что и позволяет нам существовать в этом мире. И мы боимся тех
интуитивных прозрений, которые разрушают нашу уверенность в будущем (5-8),
показывая нам реальное Прошлое, как нечто ужасное и которое мы пытаемся
подавить. Конечно, «Дверь» сама по себе (загадачное It в сонете)
подобна загадке из сказок или мифа, на которую герой должен ответить, а
разгадка -- Время.
Если бы дверь действительно открылась, то время стало бы трансцендентным.
Но, поскольку этого не происходит, мы относимся ко Времени, как к непостижимой
силе, закрытой двери, перед которой мы ждем, как в кафкианской метафоре.
Во второй строфе «Это» становится ключом к тому, чего, как нам кажется,
мы уже достигли, и что может быть разрушенно потоком памяти (неясная седьмая
строка, вероятно, символизирует некий постыдный эпизод, который человек
пытается подавить в своем сознании).
В первой строфе «Это» действует как протяженность, в которой мы можем
вполне аппелировать к власти, как ведущей силе... или ниспровергать ее,
если желаем.....
И здесь, в этом шекспировском противопоставлении, содержится намек
на весьма пронзительную метафору -- мы можем подражать Богу Ветхого или
Нового завета, так что «Будущее нищих», следовательно, в нашей власти и
мы можем вытеснить «Это» из подсознания и более того -- сделать «Это» предметом
понимания.
В последущих шести строчках с их поворотом образов к теме смерти и
откровения показано, что мы не можем обмануть Время с помощью социальных
преобразований. Мы знаем, что даже в утопии дверь будет закрыта.
Из Нее (Из Этого) выступает будущее нищих
Загадки, палачи и законы,
Ее Величество в плохом настроении или
Красноносый Дурак, дурачащий дураков.
Великая личность не спускает глаз с нее в сумраке, ибо
Идея неуместности политических методов, в известной степени, прослеживается
в этом сонете, раскрывая тему человеческой самоуверенности, к тому же искаженно
ощущаемую. Здесь Оден пишет о Пелагианской ереси (IV-V века), касающейся
взглядов на Благодать. Пелагий (Морган) -- английский или ирландский монах,
распространявший свои взгляды во времена папы Анастасия (399-401 гг.).
Пелагий был возмущен учением Св. Августина о необходимости безбрачия, утверждая,
что оно ставит под сомнение право человека на свободу воли. Сущность его
еретического учения можно свести к следующему:
Адам умер бы, даже если бы не согрешил;
Грехопадение Адама причинило вред только ему самому и, в худшем случае,
является лишь плохим примером для его потомства;
Новорожденный ребенок столь же безгрешен, как и Адам до грехопадения;
Человечество не прекратит свое существование из-за Адамова греха и
не воскреснет в день Страшного Суда, благодаря искуплению грехов человеческих
Христом;
Закон древнего Израиля не в меньшей степени, чем Евангелие предлагает
равные возможности для человека обрести спасение;
По мере развития, пелагианизм позднее полностью стал отрицать сверхъестественное
в мире и необходимость в Благодати для спасения. (1)
Оден ссылается здесь на Вильямса в «Низвержении Голубя», где тот описывает
реакцию Св. Августина на пелагианизм и проблему греха: «Человек не мог
находится в ситуации, даже в трудной ситуации. Он был сам -- ситуация».
Августин полагал, что только Божья благодать может противостоять возникшей
проблеме, Пелагий же считал, что добродетель легко достижима с помощью
логики . Здесь возможна отсылка к Хайдеггеру в его понимании «Ситуации».....
«Они знают только "основную ситуацию", утрачиваемую в тех "возможностях",
которые находятся в непосредственной близости к ней».
Оденовские последние три строчки намереваются показать, что падшему
человеку нельзя использовать средства для спасения, которые сами по себе
связаны с его болезнью.......
Все было заказано за недели до отправления
У лучших фирм, способных на такую работу,
Приборы измерять странные (с оттенком порока, включая
гомосексуализм) события
И лекарство от желудка или сердечных болезней.
Часы, конечно, наблюдать как нетерпение улетучивается,
Лампы для темноты и очки от солнца.
Казначей настаивал также на покупке ружей
И разноцветных бус, чтобы утешить глаз дикаря.
Теоретически они разбирались в Уповании
Ведь были ситуации (проблемы), в которых они преуспели
К несчастью, проблема была в них самих -- или -- они
сами были их ситуацией.
Этот сонет использует формулу, знакомую по легендам о короле Артуре,
где год и один день представляют время, назначенное для завершения подвига.
Год, казалось бы, -- время достаточное для морального усовершенствования,
но, выясняется, что времени всегда недостаточно, хотя «для этого достаточо
и мига». Координаты распутья (Слава/апатия; успех, наслаждение/предательство)
наводят на размышления об общественной (т.е литературной) карьере и просто
успехе в жизни (с эротическим компонентом ) и о связи между ними, подразумевая,
что даже успех (наслаждение), подобно славе, может быть кратковременным
и нуждается в искуплении, или то, что «сельская апатия» .... по крайней
мере, не столь разрушительна для общественного деятеля.
Глубокий подтекст содержится во взгляде на «друзей»; они, кстати, могут
быть как соперники, так и любовники. Все это содержит, возможно, автобиографические
реминисценции.
Друзья, которые встретились здесь и обнялись -- их больше
нет (мертвы)
И каждый по своей собственной ошибке. Один рванулся
К славе и разрушен, (повержен) вульгарной ложью,
Сельская апатия завладела другим --
В некоем зловещем месте, где и умереть берет время.
Пустой перекресток блестит на солнце.
И так на всех причалах и перекрестках; кто может сказать
--
О, места решений и прощаний --
К какому бесчестью ведет приключение
И какой прощальный дар даст другу защиту,
Ему, все понимающему, неужели для его спасения
Нужен этот скверный край и зловещая дорога?
Все пейзажи и погоды оледенели в страхе;
Но никто никогда не думал, как говорят легенды,
Что время разрешит этому невозможному свершится,
Ибо даже при самом пессимистическом раскладе
Предел ошибок ограничен годом.
Сколько друзей осталось предать,
Какое наслаждение оттянет момент покаяния?
К тому же, кто способен завершить без дополнительного
дня
Сонет описывает ощущение греха, заставляющее лирического героя покинуть
родительский дом. Оден представляет свое собственное детство, поскольку
мельница достаточно часто упоминается в его ранних стихотворениях. Однако,
метафора здесь более сложная: луга представляют некую территорию, которую
следует завоевать (с сексуальной подоплекой), как бы в тщетной попытке
перенять таинственный мир взрослых, не понимая, что мир этот сохраняется
благодаря любви, т.е. путем превращения злаков полевых в хлеба. Идея здесь
в том, что «Мощи Великого Святого» (или любой сакральный объект ) не были
похищены дьявольской силой, но были утрачены вследствие греха и ждут только
одного -- быть востребованными невинностью.....
Нет окна в предместье осветить ту спальню, где
Маленькая лихорадка прислушивалась, как большой полдень
играл,
Его луга умножались, эта мельница, хотя ее там и нет,
Продолжающая молоть (на спине, изнанке -- не ясно) любви
весь день.
Ни всех его плачущих путей, ведущих через скучные пустоши
К замку, где мощи его величайшего святого покоятся,
Ибо сломанные мосты останавливали его, как и темные кусты
вокруг
Каких-то руин, где дьявольское наследие сгорело.
Мог ли он забыть детскую амбицию -- стать взрослым
И те заведения, где их учили умываться и лгать.
Он хотел бы поведать истину, до которой он еще не дорос
--
Ту, что лежит везде, на горизонте его вздоха.
И теперь, как и всегда, только и ждет, что бы быть поведаной
Сонет описывает результат разобщенности сообщества ищущих, каждый верит,
что сам он незначителен среди анонимной столичной толпы и не видит, что
Необходимость, несмотря ни на что, является необходимостью противостоять
уникальной ситуации. Сонет подготавливает к восприятию более персональных,
последующих сонетов, а именно -- связанных с тремя искушениями Христа (Оден
объяснял их, как искушения детства, отрочества и зрелости )
В деревнях, откуда пришло их детство,
Ищущее Небходимость, их учили --
Необходимость, по определению, всегда одна и та же
Независимо от того, как или кем она определяется.
Город, однако, не допускает такой веры,
Но приветствует каждого, как индивидуальность.
Природа Необходимости там подобна горю --
В каждом случая в точности соответствует горю каждого.
И предлагает им так много -- каждый
Нашел какое-то искушение для себя, что бы оно вело его.
Героем сонета является художник, чей «дар волшебный» искушает его превратить
«Свой голод в римскую похлебку», т.е. смаковать эстетически снова и снова
то, что должно являтся духовной епитимьей. Оден бросает взгляд на свою
собственную карьеру, а именно в 3 и 4 строках, где присоединение «к банде
беспутных россказней» позволяет ему избежать серьезных столкновений со
своим собственным «горем». Здесь реминисценция к первому библейскому искушению
совершать чудеса, превращать камни в хлеба. («Существует только один способ
превращения камней в хлеба, с помощью фантазии, стимулированной голодом,»
-- пишет Оден в другом месте.)
Стыдясь стать баловнем своего горя,
Он присоединился к банде беспутных историй, где
Его дар волшебства скоро сделал его главарем
Всех мальчишеских бредней, экстазов, воздушных замков
и.т.п.
Кто превращал свой голод в Римскую похлебку
И городскую ассиметрию в парк,
Все часы мчались на такси, любое одиночество
Становилось его польщенной любовницей в темноте.
Но если он желал, чего то менее грандиозного,
То ночь шла по его следам, как дикий зверь,
Означающий беду и все двери кричали -- Вор.
И когда Истина встретила его и вытянула руку
Он прижался в панике к своей высокой вере
И сжался, как ребенок, с которым дурно обращались.
Описывает нигилистическое отвращение к материальному миру и к плоти
(женской, в частности, как это часто можно встретить у Одена), тема его
-- искушение самоубийства, как и в случае библейского искушения Христа,
которому предлаглось доказать свою божескую сущность... Искушение включает
в себя духовную гордыню в обоих случаях.
Подобно «Герою» в 16 сонете, лирический герой данного сонета пытается
уравнять Бога и Ничто, хотя для первого подобный негативизм скорее предмет
ложного флоберовского отчуждения, чем прямой вызов...
Библиотека раздражала его видом
Невозмутимой веры в свое существование.
Он отшвырнул соперника глупую книгу
И застучал наверх, задыхаясь, по спиральной лестнице.
Раскачиваясь над парапетом, он вскричал:
«О, Несотворенное Ничто, сделай меня свободным,
Дай отождествить Твое совершенство,
Бесконечная страсть Ночи, с Тобой.»
И его многострадальная плоть, которая все это время
Ощущала немудренную тоску камня
И надеялась быть вознагражденной за восхождение,
Восприняла ее как обещание, пока он говорил,
Что теперь, наконец, она будет оставлена в покое.
И он бросился в квадрат университетского двора -- и разбился.
Здесь рассматривается искушение изоляцией, которая должна привести
к обладанию божественной силой, властью. Однако, это искушение есть не
что иное, как попросту одержимость самим собой. Сонет отсылает к евангельскому
сюжету, где Христу предлагается царство на земле, искушение служить Сатане
в обмен на земную власть. Соответственно, Оден заключает сонет намеком
на персонаж Г.Джеймса «успешного» Спенсера Брайдона, столкнувшимся с самим
собой в повести «Веселый Угол».
Он наблюдал всеми заинтересованными органами чувств
Походку князей, что жены и дети говорят,
Он вскрыл старые могилы в своем сердце, чтобы понять,
Какие законы нужно было нарушить, чтобы умереть.
И неохотно пришел к заключению:
«Все доморощенные философы лгут,
Любовь к ближнему ведет к путанице,
Песня жалости есть Дьявольский Вальс».
И склонился он перед судьбой и преуспел настолько,
Что скоро стал царем над всеми существами
Пока, дрожа в осеннем кошмаре, не увидел,
Приближающуюся в разрушенном коридоре,
Фигуру со своими собственными искаженными чертами лица,
Плачущую и растущую непомерно. И вскричал: «Горе мне».
Здесь показана ситуация, когда художник пробует обе дороги. Подобно
платоновской сторожевой башне души или подобно башне Акризия, где заточена
Даная, башня артиста предоставляет выбор -- поиск божественного откровения
или сомнение в возможности достичь его. И в последнем случае это равнозначно
отказу от жизни: «Ибо те, кто боится утонуть -- могут умереть от жажды».
Ибо жизни нельзя сопротивляться, как и заклятию.
Вот вам архитектура для странных, заброшенных, разобщенных,
лишних (людей)
Так небеса были атакованы испугавшимися.
Пока, однажды, бессознательно, девственница не сделала
Свою непорочность заметной богу.
Здесь в темных ночах, пока миры триумфов спят,
Утраченная Любовь горит в абстрактных идеях
И сосланная Воля возвращается в политику
В эпических стихах, заставляющих предателей рыдать.
Хотя многие желали бы превратить башню в колодец,
Ибо те, кто боится утонуть, могут умереть от жажды.
Ибо те, кто видит все -- сами становятся невидимыми.
Здесь великие волшебники попали под свое собственное
заклятие,
Самонадеянные -- это те, кто воображают себя способными действовать
как герои, потому что переоценивают свои качества, необходимые для выполнения
подвига. (Оденовская метафора в первой строфе указывает на ловушки расставленные
духовным своеволием, т.е. если мы остаемся невинными, то вряд ли поймаем
единорога.) Самонадеянные не зaмечают также страх героя, однажды потерпевшего
поражение и пытаются подражать ему, не имея его опыта. И неизбежно терпят
поражение.
Они заметили, что необходима невинность
Для поимки единорога, в каждом случае.
Как бы не так -- среди девственниц, преуспевших в этом
Преобладал высокий процент, имеющих уродливые лица.
Герой был отважен, как они и предполагали.
Но его необычное (2) детство
им не было известно --
Ангел Сломаной Ноги учил его
Необходимым предосторожностям, как избежать падения.
Что ж, самонадеянно они решили продолжать путь сами
К цели, которая не была для них обязательна.
И застряли на пол пути, обосновавшись в какой то пещере
С львами пустыни и обзаведясь хозяйством.
Или же выбирались наружу, что бы стать храбрыми до абсурда,
Здесь представлен еще один ложный герой, совершающий бесплодный путь
с целью самопознания, -- посредственный человек, но образованный и потому,
чуствующий себя исключительным. Он противоположен самонадеяному из предыдущего
сонета и структурно поставлен в центр этого цикла из 20 сонетов.
Его сельские родители убивали себя тяжелым трудом,
Чтобы их чадо оставило их скудную почву
Для любой из тех умных профессий, которые
Поддерживают слабые легкие и позволяют разбогатеть.
Давление родительских безрассудных амбиций
Испугало их застенчивое и влюбленное в сельский образ
жизни дитя --
Любая разумная карьера не будет для них достаточной.
Сонет представляет пример еще одиного жизненного цикла, с циничным
наполнением: кафкианский чиновник «изумлен» не потому; что прошение на
страдание самонадеяно, но потому что отказ на него принят с пониманием.
Человек, конечно, пострадает так или иначе, но желание страдания приводит
к ложному мученичеству... и, возможно, сонет представляет еще один пример
пелагианской уверенности в могуществе ра зума вместо надежды на благодать.
Принимая во внимание двусмысленность названия и оденовское осознание необходимости
быть терпимым к человеческим возможностям, сверхсознание здесь есть то,
что должно стать духовной необходимостью и также определить разницу между
романтическим искусством и «едким языком» сатирического, интелектуального
жанра. Изумление направляется на самого себя в ситуации желания чего то
большего, чем ирония, с которой «сдерживая молчание в загоне» написан и
сам сонет.
Скептически он вглядывался в изумленного
Чиновника, занесшего его имя в список тех,
Кто получил отказ на прошение пострадать.
Перо прекратило скрипеть.
Хотя он явился слишком поздно
Чтобы присоединится к мученикам, еще оставалось место
Среди искусителей с язвительным языком,
Испытывающих решимость юнцов
Сказками о небольших промахах великих
И срамящих нетерпеливых ироничной фразой.
Хотя зеркала могут быть ненавистными какое-то время,
Женщины и книги дожны учить возраст его зрелости, --
Его, фехтующего в неформальном стиле умника, --
Сдерживать молчание в загоне и смиряться, заключая
Здесь показана опасность идеи, содержащейся в предыдущем сонете --
т.е отрицание может оказаться ложным путем к истине в отличие от положительного
опыта: «Насколько можно доверять истине, полученной путем самоанализа и
прибавлением Не?» Часовня на скале здесь из легенды о Граале, Астральные
Часы есть четвертое измерение -- элемент теософии (например, Успенский),
что касается Тройной Радуги, то здесь ассоциация к книге C.M.Doughty
«Arabia Deserta»: «были там небесные арки солнечного здания, и мир
в небесах после сражения элементов в пустыне аравийской»...
Свежее приложение публикуется каждый день
К энциклопедии Пути.
Заметки лингвиста и научные объяснения,
И школьные учебники с новой орфографией и иллюстрациями
Теперь каждый знает, что герой должен ставить на старую
клячу,
Воздерживаться от алкоголя и половых сношений
И искать выброшенную на берег рыбу, чтобы ей сострадать.
Теперь каждый думает, что он может найти, если хватит
ума,
Путь через пустошь к часовне, в скале,
Где получит он видение Тройной Радуги или Астральных
Часов.
Забывая, что информация, в основном, поставляется женатыми
мужчинами,
Кто ходит на рыбалку и пытает счастья на скачках теперь,
как и всегда.
Здесь ассоциация с традиционным везением третьего сына в народных сказках,
но везение приравненно, в данном случае, к Благодати. Другими словами,
Счастливчик является Избранным, а поражение терпят персонажи второго сонета
т.е. последователи Пелагия и причина их мучений, как полагает автор, в
их неспособности верить в Благодать.
Положим, он бы прислушался к собранию эрудитов,
И обнаружил бы там место, где нечего искать.
Положем, его теръер повиновался бы его свисту,
Но это не явило бы миру погребенный город.
Положим, он прогнал бы нерадивого слугу,
Но криптограмма не выпорхнет из книги, в результате этого.
«Это был не я» вскричал он, в полном здравии и изумленный,
Переступив через череп предшественника --
«Просто бессмысленные стишки пришли мне в голову
И оставили интеллектуального Сфинкса ошеломленным.
И выиграл я Королеву потому что рыж.
Все это ужасное приключение -- глуповато».
С тех пор Поражение пытает: «Был бы я обречен так или
иначе
Этот сонет один из наиболее интересных и неясных сонетов в цикле. Герой
обладает кьеркегоровским терпением и безропотностью, оставаясь лаконичным
под лавиной вопросов. Оден объяснил четвертую строчку... тем, что: «У англичан
не принято обычно отвечать на неуместные вопросы, касающиеся их персональных
дел», хотя очевидно, что вопросы автору нравятся, поскольку они дают возможность
герою дать абсурдные ответы в христианском духе. Отправиться к Кустарнику
Нищих (Beggar Bush -- кустарник, под которым нищий находит пристанище
-- название места около Хантингтона где собирались нищие.
(3)) означает потерять все, так что полная нагота неприспособленного
человека... и есть «величайшее чудо света». Оден описывает кьеркегоровский
идеал христианина как: «счастливый в браке, выглядит, как неунывающий бакалейщик
и уважаем соседями». Тем не менее, задающие вопросы чувствуют, что герой
«обязан своей славе». Они подобны «изумленным критикам» популярного героя
из сонета «Кто есть Кто», которые не могут поверить , что будучи величайшей
фигурой своего времени, тот может томится по кому-то, кто всего лишь хлопочет
в своем саду. Аллюзиями к Флоберу пронизан весь сонет.
В письме Флобера к Луизе Колет отражено его неоднозначное отношение
к перевороту Наполеона III и литературной цензуре, введенной в результате
переворота. Урок, который Флобер получил у Императора, следовательно, таков
-- целенаправленно развивай независимость от обязательств. Not to push
-- не торопись (с выводами), следствие флоберовского «пе pas conclure»,
способность смотреть с разных точек зрения, подобно «негативным возможностям»,
которые Флобер полагал единственно возможными девизом для здравомыслящего
человека.
Флобер был раздражен опечаткой в его имени, когда была опубликована
«Мадам Бовари» -- Faubert -- было имя бакалейщика в Ру де Ришелье
Флобер смотрел на ландшафт через цветные стеклышки, пытаясь описать
впечетление смотрящего, в опущенном эпизоде в «Мадам Бовари», когда Эмма
однажды после бала гуляет в окрестности Ла Вубессар и сопоставляет вид
на небольшой павильон, глядя на него через закопченное стекло и через осколок
чистого стекла для того, что бы видеть вещи такими, какие они есть, что
символизирует метод «различных точек зрения».
Непосредственный источник такого приземленного занятия, как переливание
жидкости из бутылок в бутылки в предпоследней строчке, можно найти в письме
Чехова к Суворину: «Я только что переливал касторовое масло из бутыльков
в Бутылки…», но в своих изысканиях для романа Флобер мог и сам переливать
жидкости в попытке «стать» фармацевтом Оме, как он «стал» Эммой. Оме, возможно
наиболее полно представляет тип буржуа в книге. Он желает повесить ярлыки
на любой опыт, поместив его в соответственную бутылку. Его объективное
переливание есть, в некотором смысле, противоположность субъективному разглядыванию
пейзажа через стекло, но Оден показывает, что романист должен выйти за
пределы этих противоположностей, понимая их суть, точно также, как должен
сохранить некое эстетическое отчуждение от доктринальнй или политической
позиции.
Оден и делает это, но, конечно, в стихотворной форме, которая традиционно
требует основной идеи, сжатости, параллелизма и эффективного заключения.
В последних двух строчках подразумевается трагедия буржуа, описанная в
романе (Эмма убивает себя мышьяком Оме), так что оденовскому-флоберовскому
герою дозволено достичь его странного христианского исхода за пределами
саморазрушительного дуализма....
Он парировал каждый вопрос, который они раздраженно бросали:
«Что император сказал тебе?» -- «Не торопись...»
«Какое величайшее чудо света?»
«Голый человек Ничто в Кустарнике Нищих».
Некоторые бормотали: «Он уклончив -- чтобы произвести
эффект,
Герой должен быть ответственен перед своей славой,
Он слишком похож лицом на бакалейщика, что бы его уважать.»
И скоро они снова стали называть его по имени, полученном
им при крещении.
Единственная разница которую можно было бы заметить
Между ним и теми, кто никогда не рисковал своею жизнью,
Было то, что он находил удовольствие в деталях и рутинном
образе жизни
Ибо он всегда был рад косить газон на лужайке,
Перливать жидкости из бутылей в бутылки
Или смотреть на облака через осколки цветных стекол.
Сонет показывает как, перед лицом необъяснимо ненормального поведения
изгоев -- искателей истины, толпа прибегает к защите... последняя строчка
связана со словами Исайи -- «Воистину ты Бог, кто скрывает себя».
Другие раньше сворачивали влево,
Но только из-за протестов из внешнего мира,
Озлобленные разбойники, объявленные вне закона,
Прокаженные -- в ужасе от ужаснувшихся.
Теперь никто не обвиняет их в преступлених,
Они не выглядят больными. Старые друзья, превозмогая
себя,
Смотрят, как они уходят от разговоров и времени,
Подобно стекляным шарикам в пустоту и немоту.
Толпа следует за победившим в заезде, за обычным,
За солнечным блеском и лошадьми, ибо те, кто в своем
уме, знают почему
Четные номера должны игнорировать нечетные:
Безымянное -- вот, что несвободные люди имеют в виду,
Успешный человек предпочитает понимать держащего пари,
Основная метафора сонета связана с непойманной рыбой «Icthus»
ранних христиан. Вектор здесь -- воображаемая линия, соединяющая планеты
с центром их орбит, и, следовательно, становится рыбачьей леской, которая
направлена к фокусу интересов его персонажей «в пруду восприятия/самопознания».
Рыбаки лгут, поскольку не допускают мысли о том, что рыба сорвалась с крючка.
В современной жизни -- «Во времена, когда буря -- везде» -- не принято
делать различия между святыми и лицемерами, пренебрегая даже теми страданиями,
которые они разделяют. И это потому, что правильный вопрос не был задан.
Согласно метафоре, правильный вопрос, соответственно, мог бы привести к
обретению Icthus. Сонет заканчивается , как в стишках о Humpty-Dumpty
(Шалтай-Болтай), где говорится о неуловимых морских рыбках, на «НО».
Оракул, поэт и мудрец,
Подобно рыбакам-неудачникам,
У пруда самосознания сидят,
Ловя на наживку ошибочного вопроса
Вектор своего интереса,
И с приходом сумерек, расказывают рыбацкие байки.
Во времена, когда буря -- везде, За плоты хрупких допущений
Цепляются святой и лицемер.
Взбесившийся феномен тянет их вниз
Во вздыбившиеся волны, топя
Обоих и страдальца и само страдание.
Воды страстно желают услышать наш вопрос (правильно заданный)
Что бы они могли освободится от бремени ответа, но.
Последний сонет описывает мир до грехопадения, который должен быть
вновь обретен, если поиск истины -- процесс самопознания -- завершается
успехом. Сад -- это истиная сущность человека, которая может быть достигнута
через любовь. ...Образ во второй строке воссоздает ощущение потерянности
человека в первобытном мире. В третьей строчке «грехи» не смертельны, т.е
«не смертельно серьезны» и в них играют дети. В четвертой строчке «псы»
т.е. тело свободны от вмешательства супер-эго -- т. е. их высоких обстоятельств,
хозяев. Во второй строфе -- любовь снимает всякий дуализм.
Заключительные строки цикла утверждают оденовскую идею о том, что состояние
аутентичности может быть достигнуто только в случае отрицания собственной
воли и взамен должно прийти осознания реальности, лежащей вне познаваемого
мира.
...Смещение «центра воли» человека есть нечто, что может быть описано,
как воздаяние воле господней, но Оден избегает столь ясно узнаваемых терминов.
За этими вратами начинаются все начала:
Белое кричит и мерцает сквозь их зеленое и красное,
Где дети играют в семь серьезных грехов
И собаки верят, что их высокие обстоятельства -- мертвы.
Здесь отрочество ведет счет часам,
Совершенный круг время может изобразить на камне,
И плоть прощает разделению , когда оно присваивает
Других момент согласия.
Все путешествия кончаются здесь; желание и вес отменяются:
Там, где часто одиночество некой старой девы
Розы укрывают своим величием, как плащом,
Изнеможденный и великий, избранные для беседы
Краснеют под взглядом вечера в то время, когда они говорят
И чувствуют, что их центр воли смещается.
1. Из «Modern Catholic Dictionary»
by John A. Hardon.
2. peculiar -- также -- избранный,
еретик; также, возможно, связано с прозвищем членов Евангелической партии
в Оксфорде в период 1837-1838 гг. (The Oxford Universal Dictionary)