Баллада о зонтике в клеточку

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виктория Угрюмова

Баллада о зонтике в клеточку







-- Где мой зонтик, хотел бы я знать? -- спросил Павел Петрович, адресуясь как бы не к своей супруге, а несколько левее, к кухонному шкафчику из безответного пластика «под мрамор».
В окно ослепительно било утреннее, свежее, разрумянившееся солнце; било прицельно, прямой наводкой, потому что окна квартиры выходили строго на юг. Поднималась от асфальта удушливая жара, катился горячими волнами воскресный июльский день; и поиски зонтика -- черного в серую клетку -- казались более, чем странными.
-- Зачем тебе зонтик? -- откликнулась супруга.
Была она еще достаточно молодой, чтобы осознавать, что жизнь проходит зря, преимущественно в поисках безвозвратно сгинувших зонтиков, носков, маек и прочих предметов обихода; а также носила загадочное имя Элеонора, от котрого веяло заграницей, тайной и рыцарями на белых конях.
-- Мне совершенно не нужен зонтик, -- подчеркнул Павел Петрович. -- Я просто хочу знать, где он находится в настоящий момент.
Надо сказать, что глава семейства Таракановых был человеком решительным, упорным и настойчивым. Конкретные задачи он привык решать конкретными способами, а всякие там логические умозаключения приводили его в состояние какой-то первобытной, питекантропской ярости. Посему он немедленно вынул из-за стола свой внушительный животик, некоторое время посожалел о прерванном завтраке, но все же двинулся по направлению к кладовой -- искать зонтик.
-- Изверг, -- отреагировала Элеонора.
Она выходила замуж за Павла Петровича по причине фамилии: ей так и грезилось, как ее будут спрашивать:
-- Простите, Вы случайно не родственница княжны Таракановой?
А она будет вздыхать, пожимать плечами и повествовать о печальной судьбе своей именитой прапрабабки. Но действительность оказалась не такой заманчивой, в действительности нужно было постоянно отстаивать свою индивидуальность в жестокой борьбе с Павлом Петровичем. Последнее время борьба так обострилась, что пламенные революционеры могли бы позавидовать.
-- Чего папка сегодня утерял?
На кухне материализовался Петька Тараканов-младший, в шортах и босиком. Он был белобрыс и худощав; занимался йогой и каратэ, а папу с мамой глядел вместо мультиков -- интереснее.
-- Вот, Петр, смотри, -- сказала Элеонора горестно. -- Твой отец ищет зонтик. Смотри и учись.
-- Что ж ты родного сына учишь у отца зонтики таскать? -- возмутился Петр Павлович Тараканов, выбираясь из недр ванной.
Петру Павловичу перевалило за семьдесят, но держался он, в основном, молодцом. Правда, с течением лет в его голове все некоторым образом перепуталось, и теперь по любому вопросу у деда имелось собственное мнение, зачастую ставящее остальных в тупик.
-- Воровать надо уметь, это тебе не хвост собачий, -- назидательно заметил он, усаживаясь за стол. -- Особенно, ежели зонтик. Зонтик, он ведь топырится на манер гриба, его в карман не запихаешь, а потому его сначала надо что?.. -- И дед выжидательно посмотрел внуку в глаза.
-- Закрыть! -- веселясь от души, заявил Тараканов-младший.
-- Правильно! -- обрадовался Петр Павлович-старший. -- А мать не слушай, рази она тебя научит чему? Бабы зонтиков отродясь не воровали, натура слабая и деликатная. Все в обморок норовит. Особенно сейчас, зимой: мерзнут, наверное.
Внук, еще с вечера оповещенный о том, что, по дедовскому мнению, на дворе -- зима, на ногах устоял. А вот Элеонора на недолгое время упорхнула в эмпиреи, повитала там, приходя в себя, и наконец обрела дар речи:
-- Какая зима! Петр Павлович, я вас спрашиваю, какая зима?! -- возвестила она голосом пресловутой иерихонской трубы.
-- У, анафема! -- ругнулся дед. Вообще-то у него было два высших образования и прочие заслуги перед научным миром, но в смещенной плоскости нынешнего мировоззрения жил он в глухой деревеньке, носил лапти и пахал землю. Поэтому и язык у него коренным образом изменился. Как-то его попробовали лечить, но приятный молодой врач не нашел никаких отклонений от нормы, кроме тех, что вполне допустимы в этом возрасте. Приходилось приноравливаться. -- Знамо какая, холодная. Петька, притащи-ка мне тулуп, тянет что-то.
-- Это сумасшедший дом, -- сказала Элеонора. -- Один идиот ищет зонтик, второму нужен тулуп; на дворе тридцать градусов жары... Нет, предупреждала меня мама...
-- Я Павлушку предупреждал, -- согласился дед. -- Смотреть надо, на ком женишься; это ж суметь должно -- зонтик мужнин выбросить. Ну да ваше дело молодое: поссоритесь, помиритесь. А я пойду международную обстановку смотреть.
Президент просто обязан был выдать Тараканову Петру Павловичу медаль за активное участие в общественной жизни. Дед переживал вместе со всем земным шаром абсолютно все потрясения и катаклизмы; правда, Земля казалась ему маловатой, и он болел за космос. Но это параллельно, не в ущерб родной планете.
-- Ты смотри! -- восхитился он минуту спустя.
По телевизору передали, что президент какого-то концерна скрылся из страны, ухитив многие миллионы народных гривней; что будут его судить, если, конечно, когда-нибудь отловят в районе Багам или Гаваев. Короче, нехитрый этот и весьма обычный репортаж возымел катастрофические последствия для семьи Таракановых. Во-первых, дед понял так, что сбежал сам президент. Во-вторых, ему пришло в голову, что воровать выгодно, раз сам, страшно сказать, кто, этим не побрезговал.
-- Ты смотри! Все воруют! Петька! -- заорал он в глубину квартиры. Причем вложил столько души, будто внук находился по другую сторону Панамского канала.
Петька оказался значительно ближе: выскочил из туалета, как ошпаренный.
-- Дед, чего ты кричишь?
-- Ты у отца зонтик украл? -- строго вопросил дед.
-- Да ну тебя, я думал, стряслось что...
-- Стряслось! -- подтвердил Петр Павлович. -- Еще как стряслось.
-- Дурдом, -- выглянула из кухни Элеонора.
-- Где зонтик?! -- поинтересовался Петр Павлович, торча пухлым задом в полосатых пижамных брюках из крохотной кладовочки, забитой всяким хламом. Поскольку хлама в квартире было побольше, чем хороших вещей, кладовка была до некоторой степени перегружена -- в нарушение всех правил техники безопасности.
Тараканов балансировал на грани, сам того не подозревая. Хрупкий мир между вещами и хозяином продолжался недолго -- громадная куча тряпок, банок, коробок и лыжи впридачу грохнулись на него, сопроводив свое падение жутким шумом.