Speaking In Tongues
Лавка Языков

Артем Тасалов

ВОЗДУХ

(92 метафизических упражнения)

вторая книга стихов







I -- УВЕРТЮРА К МОЛЧАНИЮ



Хорошо бы играть без струн.
Никколо Паганини




1



Хотел я нечто произнесть
хотел я словом уловить мыслицу некую
хотел, да вот:
Но фраза разошлась в моих руках как ветошь
и змеи расползлись
глубокое сияло солнце
факир был пьян
смеялся...




2



Смотри, мой паж: я наблюдаю зиму.
Глубокая, бездонная зима.
Седая, мудрая -- она не умирает:
она бессмертна. Вечная Зима.
И вечный снег струится, упадает:
Но никогда не сможет он упасть.
Смотри, мой паж, смотри на эту зиму
в ней жил твой господин века. Века:
Здесь, в этой зиме, училась любви душа твоего господина;
четверть Пути господина твоего пришлось на эту Зиму,
когда искал он Любовь.
Четверть пути он был этим снегом, этим холодом, этим светом.
Смотри, мой паж, в белую вечную зимнюю душу господина твоего.
Да. Не всегда он цвел как первый подснежник,
не всегда он таял как снег и растекался многими ручьями,
не всегда он был горек и сладок как первая липкая почка,
не всегда он был прозрачен и зелен и нежен как первый листок,
не всегда он был велеречив и пышен как летняя густая буйная зелень,
не всегда он был так великолепен как праздничный месяц Август,
не всегда так щедр и плодоносен и знающ как осень.
Он был еще строг и вечен и чист как эта зима.
На Зиму Вечную,
На Зиму Строгую,
На Зиму Чистую -- Смотри!




3



Византийским богословом я хотел бы родиться,
впрочем, и тогда убивали.
Цветком полевым быть надеюсь,
но этот путь уже пройден.
И уперся я в белую стену --
тенью скольжу вдоль нее вечно...
Брат, на путях своих
помяни меня добрым словом.




4



В разрушенный хрусталь снегов поющих
вошла душа моя с веревкою на шее
кристаллы синевы ночей хрустели как навек прощались
под железной пятой весны.


Рыдай, сердце.


Так смертники детей своих не увидав перед разлукой
шагают отрешенно в безнадежность последнего коридора
где их зажмурясь от страха предают смерти
служители весны.


Так, что ли?


Кто скажет нам о том, что будут там
пружина бытия нить днк распустится в шнурок мальчишки
и разбредутся гены поколений входя самозабвенно по колени
в творящийся хрусталь живых снегов поющих --


Осанна!..




5



Мы попали сюда на мгновенье
Успокойся же брат и вокруг посмотри --
Упоительный Боже разлитый повсюду
Разомкнул дьяволический круг сансары.




6



Шелошику.




За пыльным окном вагона твой образ уже далек.
Судорога состава, низкое небо. Прощай.
Господь одарил нас смертью На празднике вечной жизни
Тоньше тоски о свете наши с тобой тела.


Когда амфибии форсировали Лету, --
нас уже не было на этой горькой земле.
Но, однажды, мы вспомнили друг о друге и разрыдались:
это ветер вернулся на круги своя.


На виду достоверности достоверного мира
никто поднимает знамя небытия
Ты смотришь сквозь меня и видишь нежность
своей души возлюбленной никем.




7



Прощай, мой старый мир:
я так тебя любил,
что все еще люблю...


Прощай, не обещай
переродиться -- нет:
не купится поэт
на твой печальный рай,
на твой прощальный пир
я не приду...


Цветут твои сады,
идут твои суды,
царит твоя луна,
смердит твоя весна.


Ты с бабочек пыльцу
снимаешь и кладешь
на щеки мертвецу,
и ложь твоя -- на ложь
во имя новой лжи!
Подсолнухи во ржи...


О, Боже! Дверь Твоя
Распахнута... а я?




8



Среди цветов осталась ты душа
в малиновых васильках заблудился я навсегда
ромашка на губах
божья коровка слетает с перста ребенка
и добрые идут дожди
куда не ткнусь -- раскрытые объятья
везде мой дом
повсюду мои братья
блаженны дети так сказал Господь.




9



Загостился здесь все пьяные лежат
душно от сгоревших свечей тел человечьих
серая парча в сумерках утра утренняя звезда
трезвый что я здесь делал был отбывал повинность
страдал когда смеяться надо было
довольно все уже не больно
о серый ветер утра плоть моя дыханье восходящее земли
прощайте спящие цари рабы в обнимку вперемешку
звезда звезда звезда моя лечууууууууууу




10



Как слепого ты поведешь меня по этой земле,
как безумного простишь ты меня,
как мертвого ты не заметишь меня,
и тогда мы сольемся, сольемся.




11



Не оправдала музыка надежд твоих душа ты поняла
молчанье лучше в шум дождя ушла ты в шорох мокрых
листьев в улыбку обреченного лица
навстречу смерти с гордой головой шел человек
шагала жизнь ему навстречу но омраченный он ее не видел
и утешался музыкой дождя он говорил -- меня похороните
в листве осенней пусть укроет снег мои глаза уставшие
все видеть я стану полем снежным нежным алым светом
когда оно сияет на закате скупого солнца зимнего зима
вот смерть моя успокоенье в кристалл снежинки память воплотится
и разольюсь я талою водой навстречу жизни где меня не будет --
так он сказал и обнял мокрый клен и он услышал музыку вивальди
она дышала в шорохе листвы сама собой дождем и откровеньем
улыбки обреченной и надеждой была дождем и кровью тишиной
он улыбнулся и затих в покое его укрыла ночь без
сновидений.




12



Полублаженную улыбку
уже почувствовал у рта я.
Поймал серебряную рыбку,
а сердцу брезжит золотая.




13



Легкий стих невесомый воздушный парит
над свинцовою прозой домов --пирамид
я у мира выклянчивал нежности медь
убирайся! кричали ростовщики
нищие духом зато осыпали золотом о!
благодарю прохожие земли
был чуден путь как одеяло перса
и дева обнаженная под ним
цвела




14



То пух ли с тополей летел
иль древний бог осеменял живую землю
гортанный голос рагу пел
и тополиный пух входил в ситару
и пусто было на душе
друзья в тюрьме умов и стен
но семя белое летело
и придавало жизни смысл
и жизнь жила животворила
брела задумчивая мысль
сама с собою говорила
за нею вслед река текла
волна у берегов плескалась
в пустое небо под рукой
весло неслышно опускалось
весло гребло наискосок
а на корме сидела Дева
украсив лотосом висок
совокупления хотела
и эта Дева жизнь была
и эта Дева смертью стала
и рага сонная плыла
и семя белое летало -- а -- ааа...




15



«...когда я умру, принесите к могиле
лилии, только лилии, холодные лилии.»
Шелошик


Пионы розовые люблю, розы красные, георгины.
белые хризантемы, сирень, русские васильки,
цветы лесные и луговые, а ты -- лилии?
-- Лилии, только лилии, холодные лилии.


Ах! Одинокая, гордая, горькая твоя душа...
Море наступает, а ты к полюсам отходишь.
Разрывается сердце, руки не поднять, глаза не закрыть,
прощай! я вижу, я ничего не вижу, Господи!


Сколько нас на ладони твоей земли всех?
Каждый -- бездна, звезды в которой -- пыль.
Собери нас как жемчуг на нитку Твоей любви,
И укрась ожерельем достойных.




16



...Как будто это был не я;
Как будто я и вовсе не был...
Сочится кровью плоть моя --
Закатом взорванное небо.




17



Писать бы так живую пустоту,
уйти бы в снегопад и навсегда совсем.
Пускай другие ищут красоту, --
о белизне вздыхаю день и ночь.


Меня ведь нет совсем не потому,
что я ушел на время и вернусь.
Меня никто не знает потому,
Что я -- не я и сам себе дивлюсь.


Не мудрено такого не понять:
попробуй пустоту произнести.
Не напрягайся -- нечего искать
тому, кто вечно ищет сам себя.




18



Есть у реки второе дно
Там рыбы спят закрыв глаза
Там тихо сыпятся с ветвей
Хрустальные шары планет
Там ангел в ужасе любви
Закрылся розовым крылом
Там я плыву на корабле
Своей души в духовный дом.




19



Любимая, растратив плоть,
Ушла из глаз моих совсем.
Растратив детские мечты
Растерянно стою один,
И вижу как в моих глазах
Рождается фантом земли:
Из чистой зелени весны
Соткал любимую Господь.
Но рук уже не протянуть,
Не понадеяться вотще;
Взглянуть лишь, удивиться лишь,
Переливая память в сон.
Мы повторились на земле,
Мы повторимся на луне,
Мы повторимся без конца,
Как маска, снятая с лица.
И потому -- кто я такой --
Не спрашивай: не знаю я.
Прямая выгнулась дугой,
И в круг замкнулась жизнь моя.




20



Проходит смерть прикидываясь жизнью.
Я различать блаженство устаю.
Моя печаль склоняется все ниже
И лижет прах.


Нет никого в огромном сером небе.
В моих глазницах -- солнечная кровь.
А злоба дня стоит на пьедестале.
И на кресте -- последняя любовь.


Поэт не уставал играть словами
Но вышла боль -- поэзия души.
Бокал души, наполненный стихами
Выплескиваю просто так.




21



Прощай, поэт живой земли.
Уходят в море корабли,
Тают в небе журавли,
Тихо... Пусто. Светло.
Оставляю на тебя
Мир -- аквариум чудес.
Реки крови, реки спермы,
Реки слез и море звезд.
Было время -- дорожил
Им и я, до дрожи жил.
Отболело, миновалось,
В ничего зарифмовалось.
Как во свет уходит свет,
Так в молчание -- поэт,
Так в безумие -- мудрец,
Так в творение -- творец.




22



Как лист бумаги под словами
нетронутый словами -- чист:
так жизнь под нами иль над нами
живет нетронутая нами,
так тишину не тронул свист.
Напрасно соловей старался,
напрасно пуля пронеслась,
напрасно мальчик разрыдался,
напрасно звездочка зажглась:
из них слагаемая вечность
и ныне там, где нету их.
Рука -- телесная конечность
сама собой кончает стих.




23



Разреши, погружаясь в Тебя,
о себе вспоминать иногда,
чтоб, в Тебе отражаясь, узнать
о своем мимолетном лице.


Ведь и Ты, погружаясь в меня,
о Себе изумленно узнал:
мы -- две чаши весов бытия,
зеркала в голубой пустоте.


Перед нами последняя дверь,
За которой -- пространство любви,
И ответ на последний вопрос:
Где же Тот, у которого -- Ключ?




24



«Что же делает мир со своими детьми!»
Амадей Моцарт


Господи, дай наиграться мне!
Ребенком был, ребенком и останусь,
Серьезным дядей, пишущим стихи,
дай, Господи, еще побуду малость.
Я знаю, Ты простишь мои грехи,
и потому я мучаюсь сердечно,
что, кажется, дела мои плохи...
Они -- прекрасны, Господи, конечно!
Увы, -- конечно: кончено. Еще!
Еще! еще! Твой ход -- моя ловушка....
Слезами счастья катятся со щек
Твои «ку-ку», блаженная кукушка!




25



Заката свет багряный пью,
Глотаю слезы и пою:
«Шумел камыш, деревья гнулись!...»
Я пропил Родину мою.


Кружатся бабочки созвездий
Под сводом черепа светло.
В живое лоно воплощенья
Гляжу чрез лунное стекло.


Там, взявшись за руки, святые
Любовный водят хоровод,
А в них самих и между ними --
Непостижимо живый Тот,
Который, верую, о Боже! --
Вино заката в очи льет.


Нет сил смотреть, я засыпаю...
Спи, алкоголик, баю --баю!
Я так всегда бываю пьян
В какой --то розовый туман.


Ау мне! милая Отчизна!
Я вымер в сумерках земли!
Я выпил все вино заката!
Я сплю в серебряной пыли!


Ему приснился дом небесный,
И в том дому -- Любовь сама.
И он там пел иную песня,
Сойдя с ума...


И он там пел все ту же песню,
Сойдя с ума!




26



Если б стихи приносили мне облегчение --
Я сочинял бы их без конца.


Стакан вина возносит меня до неба,
поэтому похмелье тяжело.


Живьем сгораю в пожаре кармы,
крики о помощи гаснут в бесконечности.


Никому не жаль меня,
И мне никого не жаль.


Однако твоя радость преждевременна,
бес -- искуситель.


Слезы мои -- лицемерье перед лицом людей,
но Господь знает, что я правдив.


Ему известно мое блаженство,
поэтому я тоскую ночью и днем.


Если ты хочешь узнать Артема,
навести его в предсмертное мгновение.




27



Я не плачу, не плачу. Я знаю свой путь.
Се -- таинственный путь самого божества.
Нет, ни в чем я себя не могу упрекнуть:
Я свободен в плену своего волшебства.


Дивный замысел дивное дело явил,
И в бездонную пропасть упали ключи.
Сам себя у себя сам собой искупил,
И -- блаженство без края... Молчи!


Но!
Печальные те -- в рукаве у Меня!
Да!
Блаженные те -- перед Ликом Моим!
Мотыльки утонули в объятьях огня,
Утопая, шепча: элоим... элоим...




28



Весь мир мой -- тень моей надежды однажды встретиться с Тобой.




29



Я что-то был кому-то должен,
И это «что-то» -- жизнь моя...




30



Мир летит на меня, словно стая испуганных птиц.
Золотая смола света солнца на хвое ресниц.


Раскрываются веки -- живая обложка очей,
Бесконечная жизнь начинается с этих страниц.


Сотворением слов начинается крик бытия,
Повторением слов забавляется эхо гробниц.


Лепетанью листвы, лепеча, отвечает дитя,
Научились молчать безнадежные души убийц.


Забывая отчизну рабы на галерах поют,
Расцветают под плетью цветы изувеченных лиц.


И поют соловьи, обезумев от розы лица,
Разрывают шипы красотой очарованных птиц.


То ли роз лепестки, то ли перья разорванных птиц
Осыпают, кружась, утомленные стрелы ресниц.


Беззащитный ребенок уснул на обочине зла,
И седые волхвы перед ним опускаются ниц.


Недоумок Артем проживает в темнице тоски,
Я глаголю ему в синем свете духовных зарниц!




31



Живете, делаясь на вид разумными, не чуя бездны.
Как переполненная чаша безумья бездна жизнь еси.
Мы словно плоские фигуры из черного картона плоти,
Висим на ниточке рассудка в пространстве чистого огня.


Хватило б мужества достать из ножен сабельку безумья,
И нитку эту секануть -- вот так -- с картонного плеча,
Сказав: «Гори они огнем -- солома слов и сено мыслей!
Я бесконечное в конечном освобождаю».




32



К картине Врубеля «Демон поверженный»


БЕССМЫСЛИЦА ЖИЗНИ МЕНЯ ПРЕВЗОШЛА
С РАЗОРВАННЫМ СЕРДЦЕМ ЖИВУ НАПОСЛЕДОК
И В СУМЕРКАХ МИРА СУХАЯ ЗОЛА
СГОРЕВШИХ НАДЕЖД ОСЫПАЕТСЯ С ВЕТОК
ПРОЗРАЧНЫМИ КРЫЛЬЯМИ В НЕБО ГРЕБЯ
ПОСЛЕДНИЕ АНГЕЛЫ ТАЮТ ВЫСОКО
И НЕТ НИКОГО КТО БЫ ВЗЯЛ НА СЕБЯ
ОГОНЬ ПОЦЕЛУЯ БЕЗУМНОГО БОГА.




33



Слепой от слез любви неразделенной -- вот
Истинный Влюбленный!




34



Схожу с ума и погружаюсь в Лету...
Июньский ветер льется через край...
Живи Живущий! И прости мне эту
Еще мечту найти дорогу в рай.




35



И мне захотелось, чтоб сердце мое прозрело
в плену авидьи так долго оно болело
что я помыслил создать монумент печали
на вечных травах круговорота жизни
но боже правый ты снова меня утешил
в пустыне жажды живою водой надежды
и я не знаю куда мне бежать от счастья
в котором гаснет мой ласковый лепет грешный
великий боже блаженный меня услышал
ко мне навстречу как солнце живое вышел
сказал два слова и я просиял как солнце
Живи Живущий в моем благодарном сердце!




36



Вот липа живая -- зеленые листья.
У друга души моей -- нежные кисти,
У друга души моей -- добрые руки.
Слезами наполнилось море разлуки


Вот дервиши -- звезды на площади ночи.
У друга души моей -- ясные очи,
У друга души моей -- чистое сердце.
Куда мне от лика Любимого деться?


Вот пьяный лежит на ристалище мира.
У друга души моей -- нету кумира!
У друга души моей -- ветер в карманах:
Пустое занятье -- обыскивать пьяных.


Вот я прохожу по дороге печали.
У друга души моей -- ад за плечами,
У друга души моей -- солнце в петлице.
К Солнцу подняли подсолнухи лица!




37



Зачем отражаю Того чье творенье
кружится во мне как блаженное пенье
божественной раги -- теченье реки
безбрежные воды ее глубоки глубоки
и музыка жизни -- свечение духа
ласкает и нежит покорное ухо
и кружатся грустные дети земли
не зная исхода от музыки той
и плавает плещется в сладкой пыли
давно обезумевший ветер живой.




38



Зачем я слагаю стихи наугад?
Как белые лебеди мысли летят.
Слова безответные, следуя им,
становятся лебедем черным моим.
Чего добиваюсь? Кого превозмог?
Не знаю, но знаю, чего я не смог:
не смог промолчать, созерцая Тебя,
и вслед за Тобой выхожу из себя.
Бреду я, безумный, не зная пути.
Убей меня, Господи, или прости.
Небесной тоскою по миру гоним,
Да стану я лебедем белым Твоим!




39



Я еще не ушел. Я еще на краю
бесконечную песню ухода пою.


Мириады миров, появляясь из тьмы,
как птенцы прилетают на песню мою.


Желторотых, незнающих, сирых, слепых --
я их всех светом глаз своих щедро пою.


И они, напоенные светом моим,
улетают, светясь, в бесконечность свою.




40. Безумие
Триптих



Прелюдия смерти, заломлены руки, опущены крылья.
Надежда осталась как черные сучья железные прутья
разбитого дота под небом торчать.
Проходят все мимо себя и надежды и дыма отчизны не видно над мертвой
разорванной кровлей .
Здесь крови народа стихами поэта костями скелета убитого брата
остались навеки.
Вода здесь такая сырая здесь ветры такие сырые сквозные удушье
тяжелого лета безвылазны грязи забытой зарытой в забвение вбитой
пропитой россии.
Здесь нелюди цедят столетья как годы и серые дети хватают за юбку
бегущую тень невозможной свободы.
Я здесь умираю ежеминутно здесь родина смерти.
Сочьтите безумным за это признанье, а лучше убейте.
И черные пятна ползут растекаясь по лику зари.
Проказа разъела последние души и трупы живут и плодятся на этой
когда --то и кем --то за что --то проклятой земле но земле ли? на этом
бетонном приплюснутом шаре под куполом страха.
Пройду незабудкой в забвение смерти,
увольте от жизни в кровавом тюльпане,
я вынес что вынес, а то что не вынес --
пусть этим подавятся черви и черти.
И я как не я уходящий в безумье за грань пониманья в страну одиноких
и я говорю что не пробили сроки колосья не сжаты и если паду я то это
от Бога и значит так надо.
И шагом неверным спускаясь все ниже под чорные своды безумного мира
шепчу я проклятье тебе люциферу и то что имею от мира иного тебе
не предам я в кровавые руки.
Да вынесут воды холодные Леты мой прах на блаженные бреги рассвета.


* * *



И увидел я сынов Ада: они шли в непроглядной тьме сомкнутыми рядами.
Их могучие тела тускло светились бронзовым цветом и фаллосы их стояли
как вздыбленные кони, роняя семя как бешеную пену в непроглядное лоно тьмы.
Много раз на пути их являлся некий духовный свет, но всякий раз, едва
завидев его, они сворачивали в сторону и уходили прочь -- в ночь,
и чем светлее являлся им свет, тем яростнее они уходили во тьму
и так спустились на самое дно кромешного мрака мира.
И тогда явился Некто в светоносной Славе Своей и обступил их
светом Своим со всех сторон так, что им некуда было уйти от света Его.
Тогда они встали кругом, плечо к плечу, крепко --крепко зажмурив
свои свинцовые веки, чтобы не видеть свет. Но Он сиянием Своим проник
сквозь свинцовые веки их и возобладал совсем.
Тогда они вырвали очи свои, но не избегли вида Его,
ибо Он объял их снаружи и взошел изнутри.
И тогда, ненавидя его до основ своего бытия, они стали сжиматься
и так они сжались в сплошную черную массу, в единую черную точку,
чтоб хоть там сохранилась тьма.
Тогда Он вошел в нее -- в черную дыру люцифера и она засияла как
тысячи солнц и -- многие тысячи солнц.
И так дети ада с адом своим сошли на нет в любезное им ничто,
как и не было их от века.
И свет в свете светит ныне и присно, во веки веков.
Аминь.


* * *



Слезы льются курю сигареты дукат. Ночь.
Спит жена догорая бенгальским огнем на несбывшемся празднике жизни.
Мы пришли посмотреть на живую поляну цветов.
Нам показали улыбку развязной бессовестной смерти.
Эта улыбка заслонила собой небеса.
В черном туннеле бреда закрылись наши глаза.
А когда мы глаза открыли -- на земле -- в аду уже были.
Удав в аду читай наоборот удав в аду печаль его черна.
Веселые черти в белых панамах учили нас жить в аду.
Они нам сказали что мы в раю представте юар в раю.
Они нам дали дуду чтобы в нее дудя мы славили это место и это время.
За то что мы были трудными они нас изящно мучили.
Нам было больно мы плакали в объятиях друг друга.
Черти наблюдая наши слезы пьянели очень быстро сопливые краснели
пятачки и потирая потные копытца они закатывали белые зрачки.
Бесконечные с дудами толпы клубились над пустым котлом Земли.
Они трубили славу веельзевулу и целовали в задницу козла
который дирижировал технично симфонией космического зла.
Но мы не понимали нас тошнило и вытошнило черным двойником.
И черные собрались с вожделеньем в отнятые у нас дуды дудя.
И так мы все шли с похоронным маршем навстречу жизни моцарт сочинил
последняя попытка пытан был воспоминаньем заклинал стократ забвенных
нас божественный сократ отвел дуду и гордо выпил яд.
Любимая воспомни помню я.
Любимая идя к закату смерти не бойся.


*



Забвенные у брейгеля в плену аду удава гада аввадона но мы дойдем
и именно тогда когда все перевертыши и черти от страха завизжат
боясь прикосновенья нежной кисти любви рублева рафаэля михаэля
не убоимся им же предадимся о яко хворост чистому огню
сто раз на дню сгорим и растворимся испепелимся и преобразимся
и встретимся однажды на поляне живых цветов и Сам Господь утрет с лица
слезу воспоминанья которое
свершилось!




41



...Нет, не затем. Звезды. Деревья.
Выдох и вдох. Пробужденье и сон.
Я ухожу, оставляя кочевья жизни,
В синее пространство молчанья.
Неузнанный, обиженный напрасно,
Я улыбался достаточно и прощал.
Изнанка жизни стала мне постелью:
Я в ней дремлю и забываю мир.
Мальчики --девочки будут встречаться,
Будут дарить букеты цветов,
Плакать, хмуриться, улыбаться,
Ревновать, размножаться,
Говорить будут много слов,
Много дел свершат и состарятся,
Рукой ребенка совершится ничья китайская,
И в этой неразберихе сломанных калейдоскопов
Я, наконец --то! обрету покой.


*



(Это не лучше, чем то, что хуже,
и не об этом я речь веду:
просто звезда отразилась в луже, --
зачем же в луже искать звезду?)




42



О, Брат Умирающий, слово уходит в молчанье.
О, Брат Умирающий, мысль улетает в простор.
О, Брат Умирающий, тело становится тенью.
О, Брат Умирающий, радуйся Богу. Прощай!




43



Поэт сказал:


Философ сказал:


Белизна листа сказала:


44



Лежать на диване и глядя в окно умирать.
А там -- за окном проходит кромешная рать:
Там дождь заливает пустые глазницы детей,
И серые жабы глотают могильных червей,
С губы алкоголика тянется злая слюна,
Глазами кровавыми слабо мерцает луна,
И гром барабанов бессмертия глохнет вдали...
Куда же пойду я в сыром лабиринте Земли?


Лежать на диване и глядя в окно умирать.
И в шелесте капель себя самого вспоминать.
Залеплены стекла червивой бумагой газет;
Какой только лжи в этой правде сегодняшней нет!
Но мир симметричен и явлена правда во лжи:
Небес васильковых разбросано много во ржи.
И зуд возмущенья во мне сам собою исчез.
Провижу сквозь бельмы бескровные звезды Небес.


Лежать на диване и глядя в окно умирать.
Отец отвернулся и мать не успела понять.
Я выпеснил душу как троицу бога на треть,
Две трети -- молчанью, которым окажется смерть.
Две трети молчанья заполнили небо любви.
Поэт -- акушерка и руки по локоть в крови.
Блаженная пуля, отлитая в черепе зла,
Пробила навылет мои золотые крыла.




45



В пустыне жажды ни глотка надежды,
Ни губ красавиц, ни вина заката,
Ни вечной жизни, ни загробной жизни,
Ни райских дев, ни обольщений ада,
Ни дней весны, прозрачных и зеленых,
Ни летних дней, собою опьяненных,
Ни осени в короне листопада,
Ни зимних дней сверкающих -- не надо.
Ни солнца, ни луны, ни звездопада,
Ни радости в объятиях страданья,
Ни друга, ни учителя, ни брата,
Ни имени, ни формы, ни сознанья,
Ни дьявола, ни бога, ни меж ними
Распятого на древе человека,
Не ради, и не для, и не во имя,
Ни крови, ни амброзии, ни млека,
Ни вечного проклятья, ни прощенья,
Ни старости, ни смерти, ни рожденья,
Не надо ничего из чего --либо --
Вот тайная моя упанишада.
Но и ее не надо мне. НЕ НАДО.




II -- ЭХО МОЛЧАНИЯ



«Ибо подобен сну круговорот бытия, полный привязанностей,
отвращения и прочих страстей.»
Шри-Шанкара-ачарья




46. БОРЬБА ЗА ТРЕЗВОСТЬ
Триптих



Разбился мой калейдоскоп.
В руке моей слова мертвы:
стекляшки, камешки окурки,
обломки листьев на осенних тротуарах...
В карманы брюк ладони опустив,
и голову на грудь склонив,
стою у входа в магазин
«Российских вин».
Прохожие! На опохмелку
подбросьте парочку метафор:
я не могу уйти отсюда просто так --
с больною головой,
с разбитым сердцем.


* * *



Борьба за трезвость? Это что?
Слиянье белизны и мрака в невыразимую прозрачность пустоты.
Но это ведь буддизм, ребята!
Ну что же:
я уйду в нирвану из надоевшей суеты.
И я не я, и не не --я, а так -- неведомое нечто,
которое не хочет быть
ничем из множества объектов.
Борьба за трезвость... Кто бы знал,
что это дело просветленных
в стране слепых и омраченных -- обречено
на бесконечность
последнего глотка
ВЗАСОС.


* * *



Фонтан вина -- Источник жизни -- иссяк.
В пустыню мира по пескам горящим уходит призрачный босяк.
Крик вопиющего в пустыне
В иссохшем горле задохнулся.
Заплакал, но не оглянулся...
Молчание царит отныне.




47



НА ОКРАИНЕ СТРАШНОГО МИРА
В СОЗЕРЦАНИИ СНА ЗОЛОТОГО
ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЮ КУМИРА
У ИСТОЧНИКА СЛОВА ЖИВОГО




48



Хотел я казаться лучше, чем был я на самом деле,
И сделал это хотенье темой своих стихов:
Они как шлюхи очаровательны и образованны как гетеры,
Чары их повсеместно делают свое дело.
И вдруг я подумал: кто я на самом деле?
Так ли я плох, чтобы казаться лучше?
Я долго думал над этим вопросом и не нашел ответа.
Решил: не зная, кто я есть, лучше не стану.
(а я ведь не знаю -- кто я?...)
Тогда я внутренне, очень глубоко -- там, где слова безмолвны,
Восславил Господина всего!
То, что есть -- то и есть: так узнал я в глубинах сердца,
Червь сомнения и гордыни сам вылез из яблока слова.
Перестав заниматься самоуничижением, я приобрел смирение,
И чистым взглядом увидел простую данность.
Есть ли я, или нет меня, и насколько есть, и насколько нет --
Это знает лишь Тот, Кто знает.
Мое дело отныне по возможности быть правдивым.
Стих приходит как свет в раскрытые двери сердца.




49



Все демоны мира желают моей смерти.
Я удивляюсь тому, что жив.
Но однажды, в миг Озаренья, когда это было?
Я узнал, что невозможное -- возможно и перестал удивляться.
Ибо, добавлю здесь, мнение стрелы относительно Цели,
Интересует Лучника лишь постольку,
Поскольку Он хочет его опровергнуть.
И когда вцеловавшись в цель, о которой мечтать не смела,
Стрела восхвалит Пославшего ее, --
Он будет весьма и весьма доволен,
Как сердце, уязвленное любовью.




50. СОНЕТ №1



Коляску бытия тащить устал,
Такая золотая тяжела.
Шаги замедлил, но еще не встал,
Еще тащу через заломы зла.


Давно бы сам добро свое раздал,
Когда б рука вдоль тела не легла.
В лице застыл безумия оскал:
Испепелил порыв меня до тла.


Не так уж долго истину искал,
В моих мечтах была она светла.
Спектакль кончен. Господи! Провал.


Как занавес укрыла сцену мгла,
Упали с плеч свинцовые крыла...
Я никогда еще так счастлив не бывал.




51. СОНЕТ №2



Не потому устал, что сил не стало,
А потому, что праздник миновал.
Листва животворящая опала,
Сырой бетон тепло ее впитал.


Восхода, разгоравшегося ало,
Любви -- утерян драгоценный лал.
У самого подножья перевала
Тела надежд похоронил обвал.


Идущему еще к своей вершине,
Уже глазами тающему в сини,
Из под земли я голос подаю:


«Иди идущий, верящий и ждущий,
И да подарит жизнь тебе Живущий --
Тот, кто не принял суетность мою!»




52. ГОВОРИТ СОМНАМБУЛА





«Освободилась пленная рука,
И мысли воплотились в облака,
И облака развоплотились в мысли,
И на моих извилинах повисли,
И долгий дождь промыл мои мозги,
И тишина нащупала виски,
И вышел дож венецианский из
Великолепных и ненужных риз,
Гол как сокол в гондолу он шагнул,
И как Ли-Бо луне вослед нырнул.
Жемчужина Луна великолепна,
Но он не там жемчужину искал:
Лиловый Лебедь вынырнул на небе
И он Луну в объятиях держал.
Там, на луне, пасутся наши души,
К ним и во сне лунатики идут.
Снегами снов набитые подушки
За ними вслед медузами плывут.
Ночь -- Океан, и много звездных лилий
Один чудак плывя насобирал,
И разбросал на собственной могиле,
Как на земле однажды завещал.
И я там был и дож венецианский,
Но мы живых не трогали огней:
При свете их Небесный Хор Цыганский
Нас врачевал от суетных скорбей
До той поры, когда со дна вселенной --
Шар Золотой уведомил о Дне,
И голый дож и Тёма изумленный
Аукались уже на самом дне.
На самом дне , где может показаться,
Что ты и впрямь имеешь бытиё...
Перекреститься, разочароваться
И разрыдаться... Вот ведь, ё-моё!
Крыла ли взмах или удар мгновенный:
Все совершенно сделано вполне.
И я узнал как умирать блаженно
На самом деле и на самом дне.


53



И о чем еще думать, если не о Тебе?
И к чему эта жизнь, если это не Ты?
Принимая участие в каждой судьбе,
Ты глядишь безучастно на нас с высоты.




54



Если каждый мой вздох не Тобою ведом,
Если каждый мой выдох -- не имя Твое,
То, спаси и помилуй! -- Но что же мне в том,
Чем является жалкое счастье мое?




55



Бесконечна, бессмысленна сна суета.
Видно, все это мне претерпеть суждено.
Ну, а ежели так, то не все ли равно,
Где пройдет, так сказать, роковая черта?




56



Ты была черной точкой
на белом листе бумаги,
                Любимая...






57



Слова мои -- следы.
Идя по ним, поймешь:
Куда лежит мой путь,
И где мой край родной,
И дом, в котором ждет
Меня Отец.


58



И если оступаюсь я -- прости!
Прости меня, и потерпи до срока,
Который Ты назначил; и в пути --
Да упредит меня Всевидящее Око!




59



Я внял природы ремесло:
Темно оно как прихоть волчья.
Спроси -- Как дерево росло?
И я тебе отвечу -- молча...


60



И новые люди придут, и про нас не узнают.
Деревьями став, мы листвой прошумим, прошумим...
Я буду кленовым опавшим листом пятипалым
Стелиться им под ноги, тихо шепча -- оглянись...




61



Любимая осталась безымянной,
Желанье жить слабеет с каждым днем...
Но розы срезанный цветок благоуханный
Еще сияет матовым огнем.




62



Я хочу умереть, чтоб увидеть Тебя.
Я следы потерял в этом мире Твои.
Я разлуку терпел и растаял, терпя,
Как свеча под огнем безответной любви.




63



Господи! услышь меня из могилы моей,
Только услышь и ничего боле.
И пусть будет что будет по воле Твоей,
Ибо я здесь по своей воле.




64



Вы слышите -- свирель...
И чье-то пенье...
Мелькает карусель,
Миров круженье.
Попробуй-ка измерь
Всю глубь творения.
Потеря всех потерь --
Времен теченье.
И где они теперь?
Лишь вижу тени я...
Распахнутая дверь
В сады забвенья.




65. ЗАВЕТ ПОЭТА



Страницу жизни не морочь,
Переверни ее с улыбкой:
Она, не тронутая точкой,
Пред Богом чистая еси.


Да будет лоном белый лист
Нечеловеческого Слова --
Глагола Истины Самой --
Молчаньем Господа Живого.


Нетронутую белизну
Оставь Ему в удел предвечный.
И Он приблизится к тебе
Вплотную -- Боже бесконечный.




66. ВИДЕНИЕ



Мне время предстоит, а я не вижу.
Мне время говорит, а я не слышу.
Христа распятого я вижу, вижу, вижу.
Псалмы Давидовы я слышу, слышу, слышу...


*



«На берегах ли Тигра и Евфрата
Оплакивали мы Ерусалим.
Но толща стен языческого града,
Как божий гнев стояла перед ним.


Мы раздирали царские одежды,
И облекались в рубище работ,
Мы верили, что с посохом Надежды
Илья --пророк на помощь к нам идет.


Но пали на колени, обессилев,
И на кресте, подъятом в Небеса,
Увидели Того, Кого пронзили,
И закрывали в ужасе глаза.


И Он сошел с незапертою раной,
И подошел к окраине Руси,
И Русь ему шепнула покаянно:
Я виновата, Господи, спаси!


И оказалась Русь Твоя разъятой,
Гуляли ветры во поле пустом...
Бесчисленные толпы азиатов,
Как муравьи заполнили Твой Дом.


И пьяный гой слюнявыми губами:
Спаси Христос... -- бессмысленно шептал.
И Ты как Огнь явился между нами,
И все сердца собою испытал.


Когда взметнулось огненное море,
И совершилась русская судьба, --
Ты вывел верных из пучины горя,
И освятил спасенного раба.


Когда же, совершив опустошенье,
Окончилась Последняя Война, --
В Ерусалим на милость и прощенье
По одному собрались племена.


И ты разбил заветные скрижали,
Глаголя Сам у каждого в душе;
И воды жизни Город окружали,
И страха -- смерти не было уже.»




67



Она спросила -- где же твои звезды?
А он с улыбкой вывернул карманы.
Она сказала -- рано или поздно...
А он ответил -- поздно или рано...


И маятник фуко не покачнулся,
И умерший в лице не изменился,
Она ушла, и он не оглянулся...
И только путь один перекрестился.




68



Жизнь -- бесконечна. Точка -- смерть.
Я в смерти плаваю, как рыба.
Хочу на небо посмотреть --
Воды сиреневая глыба.


Я знаю только точки крест,
И на кресте -- Звезду Морскую,
Которая лучами ест
И плавит глыбу голубую.




69. МОЛИТВА



О, Господи! Неужто этот путь
Я принужден пройти не отдыхая?
Спустись ко мне и около побудь:
Господь и Бог мой! я -- изнемогаю.


Готов рыдать я, ибо нету сил
Мне самому уйти от наважденья.
Прости меня, ведь я Тебя любил...
Ведь я твой сын от первого рожденья.


Прости! Прости! Мне одиноко здесь.
Приди ко мне хотя бы на мгновенье!
Еще дышу, но я растаял весь,
И потерял последнее терпенье.


Ты не придешь -- и в этой черноте
Я задохнусь когда --нибудь рыданьем,
Тебя, Отец, увидев на кресте:
Таким, как я -- заблудшим, в назиданье.


Живи, Господь! По капле кровь моя
Пускай уйдет вслед за Твоею кровью.
Да освятит святая кровь Твоя
Последний вдох мой -- Первою Любовью.




70



Я знаю: выразить Тебя -- запрещено.
Я не нарушу
Молчания завета. Но --
Я выражу: не дух, а душу.


Я вещь возьму и различу
Ее особенность и цельность;
В разнообразьи уличу
Живого тела беспредельность.


Сам -- безымянный, имена -- произнесу:
Все обозначу.
Помедлю словом на весу,
Поставлю точку. И -- заплачу.




71. СОНЕТ №3



Отчаяться, и, голову склоня,
Стоять столбом, являя покаянье.
Невыразимость! Вырази меня!
Иль отрази молчанием в молчанье.


На склоне лет и на закате дня --
Родиться вновь, и обрести дыханье:
Сухою веткой взять того огня,
Которым вечно дышит мирозданье.


Прощальным светом встретить мотыльков,
Познавших Бога как стремленье к свету!
Се: слово -- свет! Я встретить вас готов.


Немой поэт! Кто знает муку эту?
Немой поэт поистине -- не нов.
Дивитесь -- говорящему Поэту.




72



Поистине достойна удивленья
Возможность бытия и говоренья,
Где: бесконечность -- сон до пробужденья,
А пробужденье -- Первый День Творенья.




73



Возможность это чистота уст нецелованных.
Возможность это чистота снегов нетронутых.
Возможность это пустота сознания.
Возможность это глубина бездонная.


И покидает ложе сна весна влюбленная,
И сладость поцелуя пьют уста,
Цветеньем трав сознанье полно,
И лодочник шестом нащупал дно,
И улыбнулось солнце безнадежное,
Когда узнало что возможно невозможное.




74



Любовное послание в тот миг,
Когда все миги стянутся в одно,
И бесконечный оборвется крик,
И округлится око тишины.
Ничто из ничего не мельтешит,
Покоен дух, как зеркало воды,
И дева зачарованно глядит
В исполненный колодец пустоты.




75. КОЛЕСО МИФА



Сказка в Сказку уходит, и то, что кончается Сказка --
Эта Сказка все та же о том, что кончается Сказка,
Кроме Сказки о том, что, однажды, кончается Сказка.




76



Я ДАВНО ВСЕ СКАЗАЛ.
ОСТАЛЬНОЕ -- ДВИЖЕНЬЕ ПО КРУГУ.
ТАК МЕНЯ НАКАЗАЛ
МИЛЫЙ ДРУГ, УВЕЛИЧИВ РАЗЛУКУ.
И В КРУЖЕНИИ СЛОВ
ВОЗЛЕ ВЕЧНОГО СВЕТА МОЛЧАНЬЯ --
СРЕДИ ВСЕХ МОТЫЛЬКОВ --
МОТЫЛЕК Я ТАКОЙ ЖЕ, СЛУЧАЙНЫЙ.




77



Закапываться в образы и ждать,
Когда исчезнет омраченье духа,
И каяться, и все --таки желать
Очарованья зрения и слуха:
Таков поэт перед лицом судьбы.
Смотрите: это прокаженный
Выскакивает из толпы,
Стыдом, как плетью! обожженный.




78



«Мне голос был...»
А.Ахматова


Бесконечность печали тебя окружает,
Тщетно ты предстоишь долгожданному небу:
Твоя строгая совесть тебя осуждает
Умирать в нищете никому на потребу.


Спотыкаясь и плача, бредешь ты по кругу,
Ты нарушил Завет и во тьме пропадаешь.
Ты знавал до сих пор небывалую муку,
Еще большую муку ты скоро узнаешь.


И когда всех надежд ты лишиться посмеешь,
И забудешь себя в безысходном страданьи --
Я тебя навещу, и во Мне отогреешь
Ледяную тоску, и вернешь упованье.




79



Я рыдать не устану в пучине огня.
Я такими слезами зальюсь!
Не смотря ни на что, Ты отыщешь меня,
Не смотря ни на что, я дождусь!


80



Я ЕСТЬ НИ КТО ИНОЙ КАК ТОТ
БЛАЖЕННЫЙ КРЕСТ ВОСПОМИНАНЬЯ,
КОТОРЫЙ ПЛОТЬ МОЯ НЕСЕТ
НА СЛОМАННОМ ПЛЕЧЕ СТРАДАНЬЯ.




81



Все данные слова стоят передо мной,
Как вымытые окна до иллюзии,
Что нету их, а есть одна лишь сущность ,
Живущая за ними про себя.
На лица ли людские погляжу,
Или в цветок уйду самозабвенно:
Одна лишь сущность молча вопиет,
Разлитая по скатерти вселенной.


Я было думал истину узнать,
Особенность обыгрывая всуе,
Но растворялись формы бытия,
И таял снег в лучах развоплощенья.
Нога скользила по стеклу земли,
Душа из глаз выплескивалась в небо,
Созвездиями мысля не спеша,
Я осознал себя буханкой хлеба.


На дне авоськи рея над землей,
В шагах людей я ощущал блаженство,
И вспоминал касание ножа
Как высший смысл осуществленья жизни.
Я был разъят как жертвенная плоть,
Мной причастились умершие боги,
И я вернулся к самому себе,
Всего себя растратив по дороге.




82



Ты ускользаешь, с места не сходя.
Схожу с ума, гоняясь за Тобой.
Сойду и впрямь и стану как дитя
Смеясь, играть Твоею бородой.




83



Снежинки небо низвели
На грустное лицо земли,
Разгладились морщины боли,
Природа выдохнула свет,
И вышел в снежное ополье
Их конуры своей поэт.


Он выпал из гнезда тоски
В живые снежные пески,
Расправил розовые крылья,
Раскрыл усталые глаза,
И сам собою, без усилья,
Как лебедь взмыл на небеса.


Пред ним Светило расцвело
И он забыл земное зло,
Забыл проклятые обеты,
Оставил рабство сатане,
И бросился в обьятья Света,
Поющего -- ко Мне! ко Мне!




84



А если это бред,
И брода в мире нет --
Я этот брод создам,
В бреду творя сонет!


*



В бреду творя сонет,
Я есть не я, а Тот,
Который высек свет
Из каменных пустот.


Который этот бред
Диктует и ведет,
И Новый чей Завет
Заветного спасет.


Я много сделал зла,
Но чаю -- не умру.
Любовь Его -- Огонь.


Сгораю на ветру.
Грехи мои -- зола.
Мой щит -- Его ладонь.






III -- ЖИВОЕ ЭХО





85



Меня коснулась радостная весть
О том, что есть действительное Есть,
Но нет меня, и, продолжая быть,
Я как туман в тумане буду плыть.


Я сам себя руками разведу,
И в пустоте увижу пустоту.
Став пустотой, я перестану быть,
И лишь туман в тумане будет плыть.


И никого уж не коснется весть
О том, что есть действительное Есть.




86



Непонимание есть тьма,
Однако, понято не ложно:
Жизнь происходит без ума,
Ее осмыслить невозможно.


И говорю я: смысла нет!
Но и бессмысленность -- химера.
Непонимание есть свет
Для тех, кому дается вера.




87



Слова исчезают как след на воде,
Память не держит воспоминаний...
Вся моя жизнь -- пустота в пустоте,
Слабое эхо рукоплесканий.




88



По миру шел прозрачный пилигрим
С лицом любви изваянным из ветра.
Пустыня звезд клубилась перед ним
Серебряными крыльями рассвета.


Никто не знал откуда он пришел,
Никто не разгадал его святыню.
Неизреченный огненный глагол
Сей пилигрим пронес через пустыню.


Из первозданной божьей глубины
Он просиял невиданною новью!
И ужаснулось войско сатаны
На этот лик, обугленный любовью.




89



Задрожал и качнулся перламутровый мир бытия,
Я в ладони лицо опустил, золотую улыбку тая:
Я -- не я: промелькнуло мгновенно мгновенно мгновенно...
Сам себе, уходящему в То, улыбаюсь блаженно
                                блаженно блаженно блаженно...


В бесконечности вечно бредя,
Я уперся в зеркальную твердь,
И заплакал навзрыд, как дитя,
Отразившись в конечную смерть.


Идеальный стоит монолит --
Перламутровый Мир Бытия.
Я -- не я: я не помню обид,
Золотую улыбку тая...




90



Уйти со всем и потерять себя в самом себе бесследно о! бесследно
Псы гончие оставшихся страстей истошным лаем изойдут напрасно
и тишиной наполнился живой сферический аквариум вселенной
да только эхо логоса плывет в среде любви наполненной любовью.




91



Развяжите мне руки за миг до безумья
Чтобы всех вас успел я обнять на прощанье
Обнимая последнего первого брата
На глазах у него я растаю растаю растаю
Пустоту обнимая и плача растерянно он
Предстоит неразгаданной тайне святого быванья
Между тем белый парус надежды над ним пролетит просквозит
Но печально потупясь его не заметит уставший
Ничего -- я шепну с высоты с глубины отовсюду шепну пропою --
День придет Этот День и взмолишься взмолишься сам:
«Развяжите мне руки мне ноги всего развяжите мне душу мне душу!
Чтобы всех вас успел я обнять и поднять к небесам к Небесам»
....
Но они не поверят твоим вдохновенным слезам.




92. В НОЧЬ НА 19 АПРЕЛЯ 1987 года от Р. Х.



В ночь Воскресенья Господа Христа
Смиренные слова пишу смиренно:
Перед бездонной истиной Креста,
Пред белизной бумажного Листа
Поэт стоит коленопреклоненно.


Что мне сказать? Я грешен: видит Бог,
Из ничего содеявший меня.
Сам по себе я только мотылек,
Порхающий вокруг Его Огня.
Он ради нас во тьме его зажег.


Мы, спотыкаясь, тянемся к Нему --
Единому, Который буди свят,
Как Светоч Божий разгоняет тьму --
Звезда любви, сошедшая во Ад,
Единственный, Который был распят.


Так: Свет Един; зато ослепших много.
Для братьев тех, которых тьма томит,
Слепой поэт сегодня говорит:
«В миг претворенья человека в Бога --
никто из нас не будет позабыт!»


Да будет с нами чудо из чудес:
Христос воскрес! -- Воистину воскрес!




1985 -- 1987
Москва
(авторская редакция -- март 2000)