Вот его сын, а отца нет уже, когда он
стал слабее,
то поднялся в последний раз высоко в
небо и,
сложив крылья, тяжело упал оттуда на
острые уступы горы,
насмерть разбился о них...
Все смотрели с удивлением на сына орла.
Максим Горький. «Старуха Изергиль»
Отец Гурона был разбойником. Таким знаменитым, что в деревне расшалившуюся
детвору родители приструнивали, пугая его именем.
Почему-то он этим гордился. Куда больше, чем тем, что неразборчивая
молва причислила его позже к благородной шайке Робин Гуда.
Теперь-то, когда прошло столько веков и бояться нечего, можно признать
за ним и вправду долю благородства. По крайней мере, он никогда не отбирал
последний кусок у нищего. Зачем, если у богатых куски куда более сочные
и жирные? И хотя в охоте за приглянувшейся -- не суть, вещицей ли, или
женщиной -- не знал он ни устали, ни промаха, не отступал ни перед чем
и славен был своею беспощадностью, с друзьями из-за добычи старался тем
не менее не ссориться, нередко напоказ делился с ними даже тем, что награбил
в одиночку: понимал, что, как придет беда, не спасет его богатая одежда
и дороогие перстни, но могут спрятать и защитить те, кто получил эти перстни
в дар и помнит добро.
В конце концов, друзья-то его и продали в самом прямом смысле слова:
связали спящего и еще поторговались с шерифом о цене. Шериф, прежде чем
отрубить разбойнику голову, решил сперва свезти показать такую знаменитость
королю - похвастаться. А королю вдруг заблагорассудилось явить свою монаршью
милость, и казнь была в последний миг заменена пожизненной ссылкой на необитаемый
остров.
Сперва разбойник думал, что не выдержит и месяца, загнется от голода,
холода и болезней, но постепенно приспособился и даже приручил горную орлицу,
с которой стал жить как с женой -- больше не с кем было.
Эта-то орлица и принесла ему Гурона.
Все лицо младенца от переносицы до подбородка срослось в крючковатый
клюв, левая рука от локтя переходила в когтистую птичью лапу, за спиной
висели орлиные крылья. Можно было бы сказать, что Гурон уродился уродцем,
если бы не было в его облике столько величия, можно было бы сказать --
красавцем, если б не был его вид так страшен.
Мать учила ребенка своей науке -- летать, высматривать и поражать добычу;
отец -- своей, а никакой другой премудрости, кроме разбойничьей, он за
жизнь не постиг. Да и ту за давностью лет и дальностью мест подзабыл и
возвел в памяти нехитрые свои правила, что диктовала ему то жизнь, то жадность,
в ранг непреложных принципов. Им и учил Гурона:
никогда не отступай перед трудностями;
не обирай нищих;
не ссорься из-за добычи с друзьями;
не знай жалости к жалким.
Разбойник и сам уже не помнил, почему и для чего так, а если и помнил,
не мог толком объяснить. Так что ничего другого не оставалось Гурону, как
затвердить наставления на то время, когда придет ему пора применять отцову
науку.
И это время скоро наступило. Крылья Гурона достаточно окрепли для долгого
перелета через море, и он покинул родной остров, переселился в страну,
населенную людьми. На вершине высокой горы устроил он свое гнездо, откуда
видны ему были все города и дороги на много-много миль кругом. И стоило
выехать в путь купцу с мошной, или на ярмарке раскладывал ювелир напоказ
свой товар, как камнем падал на него с неба человек-птица такой сказочной
силы и ловкости, что бороться с ним было бесполезно, а чем слезливее умоляла
жертва о пощаде, тем сладостней впивались в нее орлиные когти.
Скоро все пещеры гуроновой горы были до отказа набиты сокровищами и
драгоценностями, так что решил уже было разбойник, будто собрал столько
богатств, сколько больше нигде на земле и не сыщешь.
И тут рассказали ему друзья, что на самом берегу моря в скале скрыто
некое сокровище, которое одно не уступит в цене всем, собранным им, вместе
взятым.
Полетел Гурон к морю и отыскал ту скалу, но не нашел в ней нигде ни
единой трещины или расщелины, через которую мог бы он добраться до спрятанного
в центре богатства. Но сроду зазубрил Гурон, что нельзя отступать перед
преградами, да никогда и не случалось ему этого. Стал он бить своим могучим
когтем по граниту, пытаясь расколоть скалу, и бил так, пока не раздался
жуткий треск.
То сломался коготь.
В отчаянии полетел Гурон в обратный путь, но тут прослышал, что есть
на свете драгоценность, рядом с которой и скрытая в скале -- сор. И хранится
она в замке в долине.
Замки грабить случалось Гурону и раньше. С легким сердцем полетел он
к тому месту, о котором шла такая слава. Но увидел там совсем не то, что
ожидал. Замок был заброшен и пуст. Уже много лет как никто в нем не жил.
Облетел Гурон вокруг, прошелся по залам -- ничего, только голые стены,
да ветер свистит в переходах. Решил уже разбойник возвращаться, обошел
на всякий случай замок еще раз напоследок -- видит, под лестницей сидит
сумасшедший нищий старик, такой старый, что помнит еще, наверное, лучшие
времена замка, а скорее -- ничего не помнит. Имя свое -- и то забыл. Сидит
в тени под лестницей, одну руку привычно для милостыни протянул, а в другой
сжимает ту самую драгоценность, которую Гурон ищет. Обращается разбойник
ласково к старику: отдай, мол, мне эту штуковину, что у тебя в ладони,
а я тебе дам за это и хлеба, и мяса. Затрясся старик, сокровище свое к
груди прижал: дескать, умру -- не отдам. Умереть-то ему и впрямь труда
не составит, душа и так в теле еле держится. Не отдать вот сложнее. И ведь
хоть бы сам при этом понимал, чем обладает, а то просто нравится ему, как
на солнце блестит и переливается...
Занес тут Гурон над головой безумца свой коготь и хотел уже было пронзить
того насквозь. Но тут вспомнил завет не отбирать последнего у нищих. И
как ни велико было искушение, отвел он коготь от старика, в бешенстве ударил
им по каменной ступеньке рядом.
И сломался ноготь.
Вернулся Гурон к себе на гору, в каком настроении -- говорить не нужно.
А тут еще видит -- все пещеры его опустошены. Пока он к морю летал, а потом
в долину -- все богатства его безбоязненно разграбили, ни монетки не осталось.
Полетел Гурон с этим своим горем на соседнюю вершину к другу -- такому
же разбойнику, как он сам, и даже тоже гурону. И просто на судьбу посетовать,
и спросить: может, знает тот, кто все его сокровища унес и, главное, куда?
Вошел Гурон к другу в дом, и первое, что увидел, -- на руке у того свой
перстень. Понял тут все обокраденный, кинулся на обидчика и, так как был
он сильнее, без особого труда повалил противника на пол, прижал его одной
рукой к земле, а другую -- птичью -- отвел уже для смертельного удара,
но остановил его лапу запрет ссориться с друзьями из-за наживы.
С ужасом следил поверженный, как застыл над ним ужасный орлиный коготь
и вдруг обрушился со свистом мимо головы, ушел в пол рядом с его ухом.
Да глубоко ушел -- не вытянуть. Воспользовался разбойник счастливым мигом,
выскользнул из-лод Гурона и прежде еще, чем пуститься наутек, перебил тому
крылья, чтобы не мог он броситься за ним в погоню.
А застрявший коготь Гурон отрубил себе сам, чтобы освободиться.
Впервые поднимался Гурон на свою гору пешком, волоча сломанные крылья.
Ничего не осталось у него ни от богатства, ни от сверхъестественной силы,
чтобы скопить эти богатства вновь. Воистину, был он теперь достоин жалости.
Но принцип не щадить жалких вошел ему в кровь.
Четвертый, последний свой коготь Гурон вонзил себе в горло.