Speaking In Tongues
Лавка Языков

МАРИНА ДОЛЯ

МЕЖЗЕРКАЛЬЕ

 
«А что такое океан?» — спросили как-то Мышь.
Она ответила: «Нирван...» и Кот: «Ну нет,
шалишь — большое блюдо молока, и бог —
глоток...»
А сила вспомнила: «Ну да, красивый лепесток.»
 
 

1. ЗАЗЕРКАЛЬНЫЙ ДОМ

 
Спустись в снега — там ждут тебя, одно
Горит в калитку низкое окно,
Высок забор — не заперта калитка,
И старой липы гордая улыбка
Слепит окно, смотри в меня. Одно,
 
Такого нет и в этом захолустье,
Не ты один внутри своих иллюзий,
Но эта радость знать, что с неких пор
Стихов твоих узнают адресата,
И нет за счастье никакой расплаты,
А только верный угол, птичий кров,
 
И к разуменью медленная тяга,
Такая, что вполне простит Живаго
И расставанье с лучшей из людей,
И жадную надежду на свиданье —
Благословенно будет расстоянье
И твой обет на грани плоскостей.
 
Солдаты крова — верные солдаты
И пешие. А я покрою платом
И причащу к высокому — окно,
Куда вы так торжественно влетели
Под руку с легкой молодой метелью
И пили с ней церковное вино.
 
А воля ваша — верное признанье,
Того, что нет по свету расстоянья,
Куда бы голос мой не прозвучал,
Оснеженный форпост между мирами,
Где детских книг упрямое сиянье,
И зеркала лилеющий провал,
 
И славно знать, и славно обозначить —
Подумаешь — защита и удача
Оттаявшей беглянки ровный сон,
 
И если будем, будем как фонемы,
Сливаясь навсегда в забытой теме,
Как голоса, как нежность без основ.
 
 

СУМЕРКИ

 
Самый странный ритуал —
Из окошка — жизнь окошка,
В Доме — тихо, в доме — бал
Пешеходной стойкой крошки.
 
Кто сказал, что наяву
Не увидишь жизнь иную —
Я плечом к тебе прильну
И беспечно затоскую.
 
Придвигается мой стих
Про стихии и начала,
Вечер — друг нам, ветер — стих,
Чтобы жизнь начать с начала.
 
 

ПОДАРОК

 
Присядем, смотри-ка, в окошке
Устало подвисла звезда,
Сидит королевская кошка
И смотрится прямо в года,
 
И стройную песню слагает
Про зимние сны королей —
Еще бы — из дальнего края
Подарочный льется ручей,
 
Несет золотистый кораблик,
Кораблик под арку плывет,
На мачте подняли немаркий
Платок. Что к решенью зовет.
 
А сумерки вытерли лица
До праздничной маски — скорей
Толкни эту землю — кружится
И тянется к свету, скорей
 
Дари себя, птица слетает
На плечи игрушечных слов,
Стекляные перья роняет
На старый романс, берегов
 
Теперь не увидишь. Сомненьем
Корми ее прямо с руки,
И красочный бег сновидений
Покатим как обруч. Беги,
 
И дуги шелковые вскинув
Над меной, зерцалами глаз
Махнемся неглядя, картинно
Взлетим над обрывками фраз,
 
Над мерой, над миром, над мором,
Чтоб все прояснить и унять.
Где двое готовых, где двое —
Там вся королевская рать.
 
 

ОГОНЬ В КАМИНЕ

 
Острый язык, облизнувший кору,
Силится вспомнить что-то такое,
Что не подвласно ему, но другому —
Лижет как Пруст золотую пору.
 
Танец и песня, и очень затих —
Ластится вкусно к раскатистой ветке.
Что там творится? Стихает, но в клетке —
Перетворенье в расхожистый миг.
 
Вычитав все из узора углей
Мастью древесной углы закругляя,
Песня я, карма, небесный товарищ,
Чей ты, танцор мой — и твой и ничей.
 
Вот поднимусь на приступочки дней,
Дуй меня, дуй — и в ответном угаре
Я полноцветным рассыпчатым даром
Небо окрашу. Теплее, теплей —
 
Голубое в пустых обводах:
Кто это видит — настиг свободу,
Гул нарастает — узнал себя.
Голубь в агонии бытия.
 
И, поднимаясь в забрало руины,
Дымные замки начертит... мимо
Ладан и мирра чужих дымов,
Дом мой, где мой дом — в норе холмов,
 
Там, где куются главные вести,
Взвесив начала, измерив смеси
Всех ожиданий из каждых дней,
И голубых корней и кровей.
 
Ягоды тайны кусаются соком,
Сочные небыли брызгают током
И полыхает в кольце ночей
Воск, собираясь в свечу свечей.
 
 

ПЕСЕНКА БЕЛОЙ ПЕШКИ

 
Свеча — сестра, на цыпочки поднявшись,
Мне силится сказать,
И тянется, и плачет, но все пять
Сливаются в единое, грозящий
Плывет себе под ноги, а внутри
Сгорает что-то неустанно
До основания трудов и планов,
Стекает воск и горбится, смотри
Что остается ей и для нее —
Слепое право до себя тянуться,
Лепные пятна на столах, на блюдце,
Глазеюще на утреннее «Но».
 
 

ЧЕРНАЯ КОРОЛЕВА

 
Павловск и встречи как свечи горят,
В Павловске дух совершает обряд,
Белка с руки наши ядра берет —
Новая песня у моря растет.
 
Синее пламя, лазоревый грот,
Сушится платье, ундина поет,
Все именами зовет имена —
Колокол памяти тащит со дна:
 
В Китеж одену безумный наряд,
Выдержу новый обманчивый взгляд,
Выйду — сестра остается с тобой,
В синее пламя входи и запой,
 
Голос высокий — надежный маяк,
Волны расступятся — выглянет мрак,
Здравствуй, скажу я , угодник морской,
Видишь, на камне, мой берег со мной.
 
 

ЧЕРНЫЙ КОРОЛЬ

 
В той глубине пространства,
Где герб наш растет, во мне,
Стало привычным тиранством
Сказка твоя вдвойне:
 
Две фараоновы кошки
Дерево наших минут
От пустоты непреложной
В радость мирам стерегут.
 
Пахнет камином и кленом,
И тополиной слюной,
Мы разойдемся с поклоном
С тяжестью нашей земной.
 
Вот подрастает держава,
Вот подрастает народ,
Стражник порядка и права
Тот, кто его соберет:
 
И, зачинатель династий,
Всех соберет под рукой,
Той, что подарит нам счастье,
Девочке нашей покой:
 
Все, что осталось, осталось,
Все, что пребудет, прийдет,
Так истончается жалость,
Так изачнется поход.
 
 

ПЕСЕНКА БЕЛОЙ ПЕШКИ

 
Вечер, ты, вечер, ночное тире,
Столбик отсчета под крышей ладони
Вальс мой застывший, скользящий по склону
Шаткого действа, последней игре
 
Кроткая воля, торжественный друг
В час, когда хочется чьих-то прозваний,
Мир твой — прозрачен великим молчаньем,
Тем, что точнее, чем солнечный круг.
 
Я тебя слышу, и ты меня ждешь,
Всем божеством прикрепляясь к основе,
К ноте, что все разрешила нам, кроме
Не отвечать на причастную дрожь.
 
 

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА

 
Тебя зову — и хоровод,
Как змей подземный выползает,
Но волчий пастырь к нам идет
И руку мне твою дает —
Пойдем, сестра, опять играем.
 
Кто Муза Плача — не понять,
Как злой побег свистит поземка,
Но нам не страшно — здесь, в потемках,
Мерцает простотой негромкой
Алмазных снов твоих тетрадь.
 
Все выше, уже главный звук,
Железо потчует железо,
Пусть так, но не разнимем рук,
Нас и меня спасет от мук
Твоя бестрепетная пьеса,
 
И, птицей разгораясь, Тень
Себе на спину нас посадит,
А на мосту нас волк подхватит,
Вот Рыцарь ваш и Город — хватит
На всех величья в главный день.
 
 

БЕЛЫЙ КОРОЛЬ

 
Дин-дон, день,
Тихо входит тень —
Кто ты и откуда?
 
Я была тобой в тот день,
Когда мы решили: Тень,
Стань веночным чудом
 
От листвы и от зверья,
От грибов и комарья,
И от птиц пернастых
 
Пелась, зрелась и плелась
Наша встреча, наша Связь,
Властелин глазастый,
 
Сон мой — в руку. Ты лети
Током Млечного Пути
По спирали ночи —
 
Нами будь, наш День, а Ночь —
Убаюкай нас, и — прочь,
Странником и Зодчим.
 
 

БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ

 
Мой брат уехал воевать
За нас, за них, за всех,
А я не буду горевать,
Спасенье — боль и смех,
 
А то ведь так, а то ведь тик —
Стучат его часы,
И между зеркалами книг
Подвешены весы.
 
Он запер дым, покинул Дом,
А ключ — на шею мне.
Про все скажу ему потом,
Чтоб путь узнал во мне.
 
Чтою эти грустные глаза
Не застила слеза,
Да будут слугами ему
Чудные голоса.
 
 

МЕЧ

 
Меня возьми за рукоять,
И в долгий день беды
Я буду знать, конечно знать,
Что уцелеешь ты.
 
Едва захочешь ты не быть —
Уйду из ножен я,
И хватит силы возлюбить
Заботы декабря.
 
Чем присекали мы навет
Неистребимой лжи,
Тем высекаем мы рассвет
Из камня, где лежим.
 
 

2. САД, ГДЕ ЦВЕТЫ ГОВОРИЛИ

 
 

ХОЛМ

 
Хочешь взобраться повыше?
Все там и тише, и ближе
Мир востроглазых минут.
Там тебя ждут.
 
Те, что тобой не скучали,
Те, что когда-то назвали
Мифом твое естество.
Видимо, нет никого.
 
Если взойти без подмоги,
Ноги, упрямые ноги,
Сами себя принесут.
Значит — ты тут.
 
Хочешь, оставь без вниманья
Горечь твоих предсказаний
Там, в глубине, где поет —
Спит твой народ.
 
 

II

 
Отказали в названье вершине,
И, все ж она — вершина.
Где же она, скажи,
А там, где долина.
 
Долина печалей твоих,
Печалей твоих бесприютных,
И нету ее вечней,
И нету минутней.
 
А кто на вершине живет?
Дорога твоей дорожки.
А кто там еще поет?
Твой сад, моя крошка.
 
Давай-ка еще постоим,
Вдыхая его бормотанье,
Дорога к дорожке бежит —
Мне дали названье.
 
 

III

 
Лови себя, и целый миг
Тебя — на вечность дан,
Фиалки белой кроткий крик —
Сегодня капитан.
 
Вокруг себя. Звенит в ушах —
Но травный запах грез
И опадает неспеша
Ответом на вопрос,
 
На самый главный: «Мне куда?»
И грудью тычет в перст,
И если ты еще не та,
Зачем мы обе здесь?
 
Звезда ответит: «Кто — куда.»
И здесь — не только Здесь.
И на груди твоей, сестра,
Компасом в Южный Крест.
 
 

IV

 
Мне долька промедления — итог,
Ты — на вершине, мир уже без ножен,
Но камень вниз, и взгляд твой, и у ног —
Вино пространства пей всей кожей:
 
И голубое — дымка детских снов,
Лиловое, кипеньем не убудет,
Ты бог, конечно, и, конечно, гол,
И вороненок щурится паскудно.
 
Но в изумруд разок еще нырнуть —
Бездонное тепло последней чаши,
И отогреет хрипнущую грудь
На эшафоте ветра, пей за наши
 
Еще не перлы. Лист на Древе Снов
В пространстве лодки опустился долу
На мох лесов, где ждут тебя, посол,
И брызги ягод — фейерверк сверхновый.
 
 

ПУТЬ

 
Ника в проборе — дорога, дорога —
Завязью вяжется нить,
На то и сомненье, на то и тревога,
Чтоб навсегда сохранить
 
Эти холмы под кристальною плотью
Здешних-нездешних долин,
И несогласье ручьев, и оплотье
Звонких цветочных стремнин.
 
Плотной рукой обнимает и воздух
Ветки и смех базилька,
Звезды дневные и снова, и броско —
Холм на краю лепестка.
 
«Говорить-то мы умеем, — ответила лилия, —
Было бы с кем!»
 
 

ТИГРОВАЯ ЛИЛИЯ

 
Безневольно на вечность слетает
Флорентийских мозаик пыльца,
Город мертвых торжественно тает
Под лучом дорогого лица.
 
Гордый всадник по улицам тихим,
Алым сердцем подбитый камзол,
И плывет перед взором безрыким
Башня, вся из гаданий, углов.
 
И стекает надменная сила
В пестрый колокол, мир на стебле
Утихает, сквозь сумерки мира
Ток девичий бежит налегке.
 
Там, в окошке, горящем над бездной,
Этот взгляд, словно дымный поклон,
И не зов уже. Век твой железный
Напружинился в крашеный ком.
 
И пронзится сквозь две сердцевины
Роковая стрела пустоты —
Всадник голову медленно вскинет,
Принимая родные черты.
 
Никому не мешает со-знанье
До черты свой разбег осознать,
Но клеймом на очищенном камне
Луч цветка и меча рукоять.
 
 

БЕЛЫЙ ШИПОВНИК

 
Крестное на снежном плаще
Душу согреет идущего брата,
Время сдувает покровы — ущерб,
Но не любовникам и не солдатам.
 
Белой подмогой усыпанный куст
Так подцепил и начало дороги.
Дикая роза, шипом уколюсь —
Только улыбка, прими, а тревога
 
Вся — за тебя, наивернейшая власть,
Каждым побегом прихвачено сердце,
Каплю по капле, тебе не отпасть,
И не усохнуть, и славно согреться —
 
Верю, возмешь мою чистую кровь,
Всю, если можешь, и станут двойнее,
Ты в сердцевине меня упокой
Всею беспомощной силой своею.
 
Вы, кто не сглазил пылающих снов,
В розу ветров обмакнувшие губы,
Тонким рисунком вросли в твой убор,
Свет прикрывая от нужности грубой.
 
Мир тебе, мир, и вселенская власть,
Скромный цветок, мой, рождающий сердце.
Мне б донести тебя, мне б не упасть,
Духом твоим отдыхаем у детства.
 
 

БЕССМЕРТНИК

 
Еле в грудинные перья рассвет дыхнет,
И боком гроза
Каждый бессмертник в саду моем
Сухие откроет глаза.
 
Где вы бывали, кому процвели,
Куда уводили народ,
И в хороводах какой земли
Кружили всю ночь напролет?
 
В тех ли приютах, где зябко цветам,
Где каждая мысль на Камее,
И парки рифмуют баллады теням:
«С нами будете, с нами»?
 
Сухость ответа и стойкий вид.
Музыка в какое ухо?
Однако, как важно кто-то стоит
На грани большой разлуки.
 
Не силы, ни стати одни глаза
Да ломкие чары встреч,
Никто не остался, никто не устал
Наши поминки стеречь.
 
Где сад мой? А там, где растет гора,
И небо кристаллы пьет,
И хочется главных дорог туда,
В сад, где бессмертник ждет,
 
Слушает, слышит как дышит погост
И, пальцы скрестив на крестах,
Смотрит живущих, как будто ты рос,
Чтоб с ними развеяться в прах
 
Но если стареет последняя мощь
Там, где уже сплясали,
Та, что цветам нашим мать и дочь,
Бегом из разбуженной спальни.
 
Дорога ведет в сердцевину снов
Как в негатив Россети,
Лотос песчанный-проч из оков,
Смеются воздушные дети.
 
И если захочешь увидеть вдруг,
Глазастых детей полет —
Дорогу на сердце свивай —и в круг,
Туда, где бессмертник ждет.
 
 

ВЕРЕСКОВАЯ ПЕСНЯ ДУБА

 
Ветер, четырежды ветер,
Лиловые сполохи дней,
По ширине полей
Вереск священным бредит.
 
Последнюю книгу читала
про грозовой перевал
Чья-то свобода, в начале
Мальчик уже не лгал.
 
Ветер в ничье окошко
Стучится — всегда в мое
Крадется и нет ее,
Вереск священной кошкой.
 
Что-ты-хочешь-не-хочешь
В начаянный этот миг.
Губами закатную проседь
Ветер прижал и стих —
 
Хо, что безумье лечит,
Может с ума свести,
Если смешал в мотив,
В стук один чет и нечет.
 
В окно грозовым удушьем
созвездья, сплетаясь, плывут,
Душа обретает душу,
Ветер гудит в дуду.
 
 

УЧТИВАЯ ПЕСНЯ АЛИСЫ

 
Среди некошенных дорог
И сытных площадей
Ее любить никто не мог
Из племени людей.
 
Ее глаза цвели в лесах,
Одна на всех луна,
И только звезды в небесах —
Знакомая страна.
 
Кто опечалится, кто — нет,
Не в том ее секрет.
Скажи, кому все «да» и «нет»
Сбирали столько лет?
 
 

ПОЛЕТ ЧЕРНОЙ КОРОЛЕВЫ

 
Вот он, со мною твой вечный год,
Словно душа твоя вести ждет
И возрожденья большой карнавал-Лист
Выпадает из книги зеркал.
 
Так в Зазеркалье зовет. Порог —
Под ноги — твой вековой итог —
Вестник поэме щебечет зарю,
Чашка питье мне подносит и пью,
 
Мальчика в клетке проносит снегирь,
Красным по белому мечен псалтырь,
Вечер твой здешний — последняя жизнь,
Держится время за слово «держись»
 
Игры настольные, лес ваш угрюм.
Синий шнурок твой себе подарю,
«Бег наш он местом и снами связал», —
В спину прошепчет нам ласковый шквал.
 
 

СКОРОСТЬ

 
С той скоростью, что тянет нас друг к другу,
Я слышу притяжение светил. Где выход
Из магического круга,
Когда и сердце на приделе сил?
 
Два полюса у радуги: названье
И безвоздушный, но прекрасный цвет —
Земного притяженье расстоянье
Небесному сказанию в ответ,
 
Но если нам решиться-отрешиться
От безисходных королевских мук,
Прыжок — и сверху новая страница
Увенчана кольцом из наших рук.
 
 

БАЛЛАДА ГЕОГИНЫ

 
В пределе святого Марка
Горячие свечи горят,
Розой венчается арка,
Спелый поет аромат,
 
Биенье шагов — и эхом
Робкий шепнул сквозняк,
Свечи челом за всех нас,
Цветы улыбаются — знак.
 
Виски — по темному белым,
По белому пылью — плащ,
Воин склонил колени,
Горяч его взгляд и незряч —
 
Смотрит в глаза царицы
Как в рукоять меча,
Сорвался алмаз с ресницы
И по щеке, с плеча:
 
Со свечой к тебе, Георгий,
За спасенье, во спасенье,
На лице защитника — молодые тени,
Гордое смирение во глубине глаз,
Две молитвы строгие взносит он за нас.
 
Молчальник в проем уходит
И гладкий вослед ему дым,
И лев от святого отходит,
И мягко ступает за ним.
 
Нехотя брат отходит,
И шаг его смыслом храним,
И кто-то незримый у входа
Шествует справа за ним.
 
И лето, медная арка,
И белые розы горят
В пределе святого Марка
Горячие свечи не спят.
 
 

ПОЛЕТ АЛИСЫ

 
Тик-так — качает тишина,
И вот одна, сейчас — одна
По лицам бледных площадей
Тащусь как тень, и эту дверь
Все лепестки безвольных рук
Пытаются ошарить. Звук
 
Литых дверей — разъятый крик,
Не оглянись в последний прыг,
А сад плывет в меня, плывет
Так из меня, меня ведет
Мой проводник в один из дней,
Когда мне песней стать. Посмей
 
Расти луне в моих глазах.
И сон в глубоких зеркалах
В молочный собрался туман
И в сновиденье, как в капкан
Попалась новая звезда —
Я был тобой, и был всегда.
 
И тащит в переулок ночь
Все то, чему нельзя помочь
Остаться в рамках, в стременах,
Когда завешена страна
Густым платком твоих ресниц,
Я вижу диво давних лиц:
 
Цветы торжественно поют,
Бежит божественная ртуть
По белым плитам площадей
И тени в зеркале теней
Беззвучно бьются об порог —
Кто б перенес и кто б помог. . .
 
Творится в комнате рассвет,
Разложен мир на « да » и « нет » ,
И тонет в теплых простынях
Ручной твой страх и дикий страх,
И тонко спит в моих руках
Мой самый алый белый мак.
 
 

МАРГАРИТКИ БАЛЛАДЫ ПУЛЬСА

 
Смелее раструби ковер из маргариток —
Не страшно и не важно,
Что стерли дальний край,
Но пятна солнца — слиты,
Но пятна крови — смыты,
Развернут неба свиток —
Тоска моя, летай!
 
Не — вскачь. Ручей-беглец,
Плетенье тайн и веток,
Гирлянды ветер встречный
Плетет из облаков,
 
И больше чем оо-тчизна
Весь этот бег холмистый
Туда, за первый выстрел,
Во глубину веков.
 
Там нету ничего:
Воздушных замков пена,
Руины на болоте
Да маков хоровод...
Взвиваемся из плена,
Чтоб падать на колени,
И смысл такого плена
Безумьем отдает:
Так много для любви
И ничего для жизни,
Кровавый мечем жемчуг,
Чтоб на бегу успеть
Рукой к руке — полжизни,
И на лету, на тризне
Губами сад капризный,
И улыбнется Смерть.
 
 

ПРЫЖОК

 
Смоковница на том берегу
Разметала кудри на мост —
Добегу к тебе, сестра, помогу,
Хоть упрям к тебе разбег и непрост.
 
Как навстречу мне поезд и ночь,
Так к себе лечу сквозь меня,
Ты разлуку нам, судья не пророч —
У безумных не отнимешь коня.
Голова моя две тысячи лет
Как на блюде лежит золотом,
 
Но услышав последний привет,
я, плясунья, извернулась винтом
и, вонзившись в крестовину небес,
чьюто волю злую скину сплеча,
семь надеж своих наброшу — воскрес,
и целую ладонь палача.
 
 

3. ЗАЗЕРКАЛЬНЫЕ НАСЕКОМЫЕ

«Не задерживай, девочка! Ты знаешь, сколько
стоит время?»
 
 

ЧАС

 
Час — это так,
А мы — это тик,
А время — Итака, что нам таким.
И, если слепились в единый миг
и сон, и желанья, и старый гимн,
Станет игрушкой, едино, крик
Двух главных детей тех зим,
 
Так, это час —
Это Белый Кит, Что больше, чем мы — Микат,
Но если их сложишь в единый Дин,
И ход, и на выдохе — Такт,
То сразу услышишь донный каскад
Растаявших в море льдин.
 
«Знаешь сколько стоит дым от паровоза?»
 
 

ПЛАТА

 
Есть особая плата — серебряный диск,
Восхищенный туман, золотая насечка,
Я ее подношу за божественный риск,
Мне б еще переплыть эту тусклую речку.
 
Вот какая монета — из камня цветок,
Не грусти, что не смог удержать мои руки,
Я сегодня — никто, я сегодня-итог,
Завтра стану твоей обезличеной мукой.
 
Что за старая мысль, переплыть, перелить
И на берег Земли возложить свои лодки.
Эта плата — за то, что в какой-то из книг
Обнаружили жизнь вездечуткие локти.
 
Положи за щеку — переправимся, сон,
Уплывай без остатка в страну асфоделей,
Где прозрачный Ахилл перетянет ладонь
Той, что пела не раз на пиру опустелом.
 
Что бессмертье, что смерть
От уставшего ждать,
Утыкается нос в отличительный запах,
Столько крови — и нет, только тени спешат
Возложить свой алтарь на вращение яблок
 
Но записано все на вращеньи минут,
На лугу нарциссизма расплывчатым смыслом,
На гранатовом платье, в котором сопрут
Продавцы иммортелей, упившись джайнизмом.


ДРУГ

 
Друг? Ну, да, учитель скромный,
Будь со мною неприклонным,
Как в минувшее тогда.
Что ты мне ответишь? Да.
 
Только знаешь, что ты знаешь,
Словно эльф всегда лукавишь,
Что другая есть в тебе —
Помоги моей звезде.
 
Я-то знала, что не знала,
Вещим сном тебя искала,
И ответ моей беде
Был в тебе и был нигде.
 
Нет, конечно, очень сложно —
Лучше песней быть дорожной,
А виола и гобой ложем делятся со мной,
Эх, забвенье упокой!
 
«На ней надо написать: хрупкая девочка!
Не кантовать!»
 
 

ВНУТРЕННЯЯ ПЕСЕНКА АЛИСЫ

 
Господи, дай мне мудрости,
Слуха, кто-нибудь дай,
Чтобы осилить глупости,
Льющие через край.
 
Край, за которым светится
Светлейшая светота,
Край, где планета лепится,
Та, что мне нача... та!
 
Лепится синим пламенем
Всей простоты твоей.
Герб на красивом знамени
Гордо проступит. Чей?
 
Чей это голос? Памяти.
Чей он мне, голос, чей?
Словно на тонкой скатерти
Чашка с напитком дней.
 
В центре планета строится —
Башни прекрасных лиц.
 
Выпьем до дна без горести —
Больше не будет ниц.
 
 

ПРЫЖОК

 
Охватила пол-мира радость,
И загнулась свиданьем — к ней,
И упорная эта главность
Самоцветье других камней.
 
Пробегая, качнусь над бездной —
Отражение в облаках,
Договор наш — сраженью тесно,
И не страшно, хоть рядом страх.
 
А цвета, обогнав друг друга,
Разольются в один пролет.
Наша радость — дождям подруга,
И падение и полет.
 
Договор — от такого слышу
После говора темных вод,
Послегрозья упрямством дышит,
Говорит во мне, что живет.
 
 

МОХ

 
Малой планете этой
Черничное солнце светит,
В чащах ее непроглядных
Топчутся тайные пятна,
 
Кроны грибов могучих
Приподнимают тучи,
Лукаво скользит в просвет
Сладкий чернильный свет.
 
Высших лесов облетаньем
Пишется все мирозданье,
Где под игольной карягой
Ждут муравьиные маги.
 
 

КУСТ

 
Китайский лес жасминовых угодий,
Созвездье дней, заполненных собой,
Держи меня, по праву благородья,
Двойник мой равный, крепкий мой настой.
 
По тонким жилам каждого побега
Душистой влагой пробегает жизнь,
Душа, не отмечая быль и небыль,
Сольется с ней и голову кружит.
 
Воздушный воск с одежды новолунья
Не выведут угрюмые дожди —
Бутоном каждым гибкая колдунья
Дарует благо, облетая, жди,
Когда под флейту ветра городского
В лесу восточном затанцует дух. . .
 
Летят чаинки с дерева мирского,
Отогревают оробевший слух.
 
 

БАБОЧКА

 
Срез вечности, сквозное полотно
В пыльце желаний, скованных печалью,
Такой, что дотянусь — зеркальной дланью
Два чистых сна очерчены в одно.
 
В глаза — все будет мало — красота,
Как Аргус переполнено очами,
Глядит в тебя, тебя не замечает,
Доверчиво, резная простота
Даров ее с родни по силе скалам.
 
Священный этот ритуал —
Резная лень с прищуром Галилея,
Ручная нить, твой шелковистый плен
И воли нет, когда крылатый тлен,
Как парусник скользит над бездной, веря,
Что жизнь — лишь день один, и он — настал.
 
И радуга уходит, но смертельно,
Прекрасно раненый, ослепший, но живой,
Когда-нибудь на синем и бесцельном
Увидишь паруса, огнем до «мой»
Поднимется душа, обрамленная целью.
 
 

ЛЕС

 
Отстраненная суть — ни страны, никого,
Только та тишина пустоты, что в тебе,
А трава океанит в огромном дупле,
Что чернее, чем ночь и светлее, чем лес —
 
с обнимающей воздух могучей игрой,
Что восходит туда, где хватает тебя,
Густотравая дрожь, а токующий ряд —
Можжевеловых свечек мажорное «о»,
 
И стекающих соком небесных дорог,
Столь же дальних, как близкий, когда он любим,
И торжественный ветер, рождающий гимн,
Приумножился запахом времени, смог
 
Кто-то встать и заполнить движенье,
И стих, словно мачты, несущие жизнь без дорог.
 
«Хочешь потерять свое имя?»
«Нет, — испугалась Алиса, — конечно
не хочу!»
 
 

ПЕСЕНКА ЛАНИ

 
Солнце пушистое долбит кристалл,
Силится выглянуть в мир —
Экая сила, но все же, как встарь,
Хрупок его поводырь.
 
Нет еще звания, навыков нет,
Хочешь дышать — и дыши,
И помоги, если можешь, на свет
Выбиться правде души.
 
Хрупкого тела твоя правота
Станет безмерной тогда...
Вот бы суметь и ее приподнять,
Не изгибая хребта.
 
Вот бы собрались в движенье одном
Блеск и достойная стать,
В нежном, конечно — такое оно,
Что никогда не проспать
 
Пропасть паденья, упрямый тупик,
Съехавшей крышки края, —
Все ей едино, единственный лик —
Все оттого, что твоя.
 
 

ПЕСЕНКА АЛИСЫ

 
Светом подменившая покой,
Мы — что было, есть и все, что будет.
Станем рядом, круг замкнется мной —
Где-то за чертою чары-блудни.
 
Не буди в дремотных зеркалах
Тусклого осанного сиянья —
Только наша правда, только так
Наши жизни обретут названья:
 
Нету в нас ни горя ни разлук,
Только этой встречей нам согреться,
И когда мы выпадем из мук,
Сон прийдет и поцелует в сердце.
 
 

РАЗВИЛКА

 
Пойдешь налево — будет так,
Как я того хочу,
Пойдешь направо — будет так,
Как я о том молчу:
 
О том, что нету здесь дорог,
Мне кто-то говорил,
Потом ослаб и занемог
О том, что сотворил.
 
Дорогу, главную как ночь,
Я словом перешла,
Наверно, будет все точь в точь,
Как я того ждала.
 
Лети, упавшая листва,
Со мною наугад,
И, может, сонная хвала
Поможет в листопад.
 
 

4. ТРУЛЯЛЯ И ТРАЛЯЛЯ

 
 

ПЕСЕНКА ТРУЛЯЛЯ

 
Дивную сказку мне сказывал маг
О том, как в далеком краю
Принцесса жила и веселых птах
Селила в птичьем раю.
 
Как там случилось принцессе той
Бежать от врагов — вопрос,
Однако, вернуться назад, домой,
Нигде никого не нашлось.
 
Крылатую память в себе поправ
И под ноги с чувством глядясь,
Сто лет она ходит у серых скал
И сон ожидает в масть.
 
И вот, однажды, когда стократ
Вдруг ей захотелось пить,
Чей-то птичий округлый взгляд
Ее научил дарить.
 
 

ПЕСЕНКА ТРАЛЯЛЯ

 
Я сказку эту знаю до сих пор:
Танцора два и серая принцесса —
Глаза, что блюдца, заросли как лесом
Слезами немоты, но заговор
 
Узнавшая от шайки безродеев,
Не знающая, как себе помочь,
Но спевшая спасенье в ту же ночь
В развалинах пустынных, ветвь от древа
 
Столь древнего, что только нам дано
Скользить и к ней, и с умыслом сражаться,
Все обещания, ну как не придираться
К словам, одной лишь ей — без «но»
 
За красоту подслеповатой маски.
Танцуют все на то она и сказка,
Чтоб кланяться Востоку, все одно
Замучает, а где цена подсказки?
 
Так важет ход таинственных минут,
Чтоб деревом взойти в твоих пустынях,
Когда тебя — на спину и поднимут,
И слепоту дневную разомкнут.
 
 

ЛЕС

 
В горах, где ты ни разу не был,
Есть лес, растущий на их груди,
А в нем такое, что вместо хлеба,
Пьянее сока небесных льдин:
 
Металл растений и рост металлов,
Тебя разбудит один поэт
И нам напомнит, когда восславим
Любовь последних своих седин.
 
Деревья лета всегда послушны,
Но разговорчивей деревьев зим,
Бегут дороги, наверно дружно,
На свист, на точный его курсив.


КУСТ

 
Только когда обомрет листва,
И мистичным налетом покроются раны,
Без подсказки узнаешь, что в час торжества —
Невиновных вина и правдивых обманы.
 
Ветки сцепились на милом челе —
То король коронован любимой рукою,
Капли чернила и крови в тигле —
Тирания шипов и симфония моря.
 
Опускалась когда Его голова,
Может кто и расслышал: «Почто мя оставил?»
Терпкость этого часа настигла, нашлась
В неприступных плодах аскетичного бала.
 
Рубят под корень кустарный слог
И народ охватило последнее пламя,
В две руки заплетали мой куст — венок,
Только знать бы, что есть, и не знак, и не знамя.
 
 

МОХ

 
Оттиск прибоя лесного —
Серебром на валуне —
Кто-то оставил слово,
Кто-то шкуру при луне.
 
Камень прочно покрывает
Жизни детская броня,
Сотни дождей не смывают
Сказку сказанного дня,
 
Кторому важный повод
Чешуя лесных сирен,
И рисунок сути новой,
И тлен.
 
 

ЧЕРНЫЙ КОРОЛЬ

 
Под деревом, на перекрестке
Моих и твоих дорог,
Смеялись два подростка
И хрипло им вторил рок.
 
«С левой, — смеются, — вправо,
Лоцманом — земля».
А дерево сыплет славу
На своего короля.
 
 

БАЛЛАДА ЧЕРНОГО КОРОЛЯ

 
Сны моих снов переполнились смыслом,
Все бы сидел, убегая от истин,
Даже в названиях жизнь — только жизнь,
Держится время за слово «держись».
 
Я не хотела входить в эти двери,
Думала, может, не стану потерей,
Только вот уксусом станет вино,
Если не выпить его как зерно.
 
Если мне впадет эта удача
Встать на тропинке у детского плача,
Я без сомненья приму твой приход
Ход этот будет — означенный ход.
 
Рот приоткрыла — я думала знаю
То, что во сне все ходило за нами.
Что же ты медлишь — а время не ждет,
В точку упряталось. Кто нас найдет?
 
Те, кто узнали, что нас только двое
Тех, кто услали нас в чистое поле,
Ты за плечами — и я не боюсь
Битвы вчерашней, в которой не трусь.
 
«Если этот вот король проснется, ты
сразу же — фьють! — потухнешь как свеча!»
 
 

СОН ЧЕРНОГО КОРОЛЯ

 
Очень громко, крепко спите,
И меня с собой возьмите
В те высокие тогда,
Где жила твоя звезда.
 
Где живет моя планета,
В черном пледе, в белом свете,
По прозванью Мериэль
И поэту варит эль.
 
Голубая Джан-планета
Победила, но за это
Отдала своих детей —
Вам родителей-гостей.
 
Спите, спите — мы у цели,
Возле старой колыбели,
Вас баюкает звезда —
Ваз туда и рез сюда.
 
Очень много королевским
Детям нужно сказов дерзких,
Чтобы твари как могли,
Ум за разум привели.
 
Вы не бойтесь нас, упрямых, —
Сон на сон меняет драму,
Что была ему как брат
Только множество назад.
 
А теперь мы снимся вместе:
Кур с яйцом, трава с травести,
И поедем в Кошкин Дом —
Очень завтра заживем.
 
 

ДОЖДЬ ЗДЕСЬ

 
Дож и догесса — в руке рука,
Город — Офелия, плотный мираж,
С моря и с неба, в лагуну и ка-
плет бисером точный пассаж.
 
В море иллюзии старой кольцо
Город бросает, за ним плывет
И оттеняет ее лицо
Влага древних пород.
 
 

ДОЖДЬ СНАРУЖИ

 
Как из лейки небесной
Клумбу — от мысли до новой,
И возвращается в детство
Жухлая наша трава,
Глубже и глубже и тише
Спит ее дерзкий норов,
Не принимая к вниманью
Шорох других новостей.
Вода, разметавши, пишет
Ангельский чин людей.
 
 

ПОГРЕМУШКА

 
Напевают двери вести,
Звезды ходят у купели,
И не спит со мною вместе
Божья нянька Соломея.
 
Ангел пальцем чертит знаки
На груди моей. Кто знает —
Слушай сказку в море мрака:
Соломея распевает.
 
И качнулось зыбко небо,
Скачут звезды в погремушке,
Гладят руки Соломеи,
Дуют в плоскую макушку.
 
 

ВОРОН

 
Лети ко мне и рядом сядь,
Священной птицы весть,
Но на губах моих печать,
И как мне это снесть?
 
Ты столько лет служила нам
Лишь вестницей беды,
Но я училась, чтоб читать
Подков твоих следы
 
И королевский фолиант
Таинственных ночей.
Он так служил нам, был гарант-
ом, грифельных речей,
 
Когда кружатся над жильем,
Над пеплом городищ,
Потом садятся на плечо —
Таким не скажешь «кыш!»
 
Вот одинокий бродит тан
По склянкам, по стихам,
И глазом силится, а нам —
Не уступить словам.
 
 

ДОЖДЬ

 
Ушел бесследно в землю — новый смысл,
Обдуло ветром, выдутую снами
Листву твою, а сладкое признанье —
Окутанная мокрой шалью мысль.
 
 

СВЕЧА

 
Едва в себе, но бесконца собой,
Что за тебя сегодня мне поставить?
За суть твою, не знающую правил
Молить и плакать для себя одной.
 
Я рядом ветку вереска зажгу,
Что твоему безумию по праву,
И, может, запах старого закала
Совьется в нить внутри твоих минут.
 
Сегодня быть свечою за свечу
Так просто, словно быть на всем готовом,
И, может быть, моряк в нездешнем море
Весь вскинется, прижав судьбу к плечу.
 
 

РАДУГА. ЗЕЛЕНЫЙ ПЕРЕХОД

 
Живоплотом перегнись и слушай —
Без тебя это место темней и глуше,
И когда в паюс древесный
Капнул небесный огонь,
Случилось нечто такое,
Самое старое из самого нового,
Которому имени нет — есть
Древний с изгибом конь.
 
 

5. ВОДА И ВЯЗАНИЕ

 
 

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА

 
Осторожно прошу — приблежается звук,
Самый главный, но ломкий как память,
Голоса обещают забвение мук,
Все готовы, но отзвук за нами.
 
Облетают цветы голосов. Хочет сам
голос мой, уже кем-то отпетый, Обратимся тобой
хоть без права нельзя
Удержать уходящее лето.
 
Ничего, что опять хрипота, хрипотца —
то у века ломается голос.
С наших крепнущих связок слетает пыльца,
Опыляя походную совесть.
 
Есть божественный дар — откликаться на зов
И не ставить приделов звучанью,
С тем, чтоб наше призванье, наш главный посол
Расходилось открытым признаньем.
 
Только в море молчанья-не сразу, мой друг,
Столько пустоши в мире огромном.
Осторожно прошу — приблежается звук,
Самый главный и самый искомый.
 
 

МОХ

 
Хорошо, когда нежную кожу твою
Изумрудный ласкает мех —
Сколько хочешь тогда я тебе повторю
Славных песен при всех, для всех.
 
Хорошо, когда каждый его волосок
Пучкой каждой глядит в меня,
Ведь тогда любой желторотый цветок
И судьба тебе и родня.
 
Сонатина касанья руки рукой
Двух звучаний, живущих в нас,
Отзовется в пространстве такой трубой,
Что и день еще не погас.
 
 

ЛЕС

 
Летающий солнечный свист
Сквозь мачты порывистой рощи,
Сквозное величье — но может,
Трепещущий глянцевый лист.
 
Такая вокруг последождь,
Что радуге в радости тесно,
И бег травяной, бестелестен,
Испанская гибкая мощь.
 
Закон сотворенья — в тебя,
Войдет и забудется снова,
Сей бунинской дрожью хребтовой
Вбираю поток бытия.
 
 

ВНУТРЕННЯЯ ПЕСНЯ АЛИСЫ

 
Сиротство голоса людского
Еще сильней, где бредит хор,
Гобой и флейта — спор игольный,
Но тайна — давний договор.
 
Договоренные к свиданью,
к любви без права на побег,
Мурлычет Плотнику признанья
Одно на всех, одно за всех.
 
Пойду к ним музыкою сниться,
Пусть кто-нибудь споет и ей,
Куда сдувает со страницы
Неврозный городской Борей.
 
И как из мусора метаний,
Сиротским гласом красоты,
Мольбой без права без стенанья
Мечта творит свои черты.
 
«Как я рада! Я думала, уже ночь наступает.»
 

НОЧЬ

 
Нынче итог всех начал,
Передышка, когда за порог
Тело, устав различать,
Собирает сны у дорог.
 
Очень искаженное смыть,
Если закрываешь глаза,
Смерти признательный свист
Издали услышишь. Нельзя
 
На тебя ничем угодить,
Самый томный, дикий цветок,
Разве тем, чтоб тело пролить
В твой неудержимый глоток.
 
Очень строго между нами
Ходит в доме, словно правит,
Звезд опасная хвала,
Черный бархат треплет время, —
Так увиден и измерен
Голубой закат «вчера».
 
 

2

 
Через дорогу, скажем, через реку
В ночь уходящий — счастья острый клин,
Поэт сказал, что право человека —
В себе одном искать тоску причин,
 
И обернуться на знакомый полдень,
Зеницы подставляя под лучи,
Не захотеть понять — бывал и помнит,
И береженным Бог, и есть ключи
 
От ночи права — правота свиданий
Не только рук, что в нас уводят нас,
Когда на грани главного страданья
Захочешь стать виновником проказ.
 
Чего хотели ночи — несравненно
И с тем, чего хотел бы неспеша,
И остаются тени, только тени
Когда сквозь дым войдет в тебя душа.
 
 

РАДУГА ЖЕЛТАЯ

 
Альма матер живости — к такой,
Соскочив с ума на « невозможно »,
Вкрадчиво. Желаньем односложным
Любопытность на дрожащих ножках,
Пробивает кровлю головой.
 
 

ДЕЛО

 
Дело — это когда меня,
Я, жизнь, разделив на два порядка
Тело — это моя броня,
Округлившая всю загадку.
 
Если тело, такой сосуд
Из которого овцам пьется —
Где-то рядом еще живут
Золотые ягнята солнца.
 
 

2

 
Лодки рук твоих — плыви, разговор за мной,
В заводь новую входит сердце,
Шмелем набатным гудит прибой
Крови, толкующей — спеться.
 
Бывает и так — прошмыгнуть, но приметит кто
Бледный зародыш такой кончины,
Пусть ему станет светить и то,
Что не боялись ласки лучинной.
 
 

ЛАВКА ДРЕВНОСТЕЙ

 
 

ШКАТУЛКА

 
Касаньем сердца подтяну
Подвисшую струну,
Зову последнюю страну
И солнце, и луну,
 
И мне спускают с облаков
Серебряный ларец,
Где все хранится с давних пор
Касаемо сердец.
 
Для жадных рук в нем ничего
Народ мой не припас —
В нем только пляска очагов
И свет любимых глаз,
 
И смех божественных детей
В Рождественскую ночь,
И зов последних кораблей,
Когда играть невмочь.
 
 

ВОДА

 
Выйдешь на поверхность — смотришь, упал,
Растекаясь, уходишь и новый
Выброс сердечный, подробный шквал
Формы сосуда, в котором растет основа.
 
Бог даст, среди шипящих молекул снов
Выйдет согласный росток улыбки,
Два разногласья под общий кров
Откуда-то снизу, разлить ошибку
 
В каждое «смотришь» — линялым стеклом
Твое отраженье вернется, готово —
И бережно, если познаешь ртом,
Втянешь присутствия оклик, такое
 
Место рожденья твоих двойников
Цветов не имеет, но в цвете каждом,
Говорят, что Бога познает тот,
Кто безлюдьем хоть раз утоляет жажду.
 
 

2

 
Ода, проистекающая между пальцев дней,
Весома, как воздух, но без его размаха,
Местность, покрывшая странных детей,
Из любопытства забывших страхи,
Плывущих туда, где всего видней.
 
О да, можно и проще — зерцала звезд,
Когда ничто — металл распыленный,
И если глубже, то и выбор прост —
Катись по кругу к подножью кленов,
И отдаешься, и отдаешь, чтобы очухался цвет зеленый.
 
Рождались мальчики твоих кровей,
Уже ушедшие за грань, за стяги
Каких-то лишь им путеводных путей.
Христофор один что стоит — такая присяга
Соль лизать из пушистых твоих горстей.
 
И не гвозди гвоздики, хотя и они,
И не просто болтаться, как в ступе ложка,
Но раз увидеть, как облепляют огни
Тоской бесцельной капут безнадежья,
И улыбаться призывно, на спуске в объятья твои.
 
«До самого красивого никогда не дотянешься.»
 
 

ПЕСЕНКА МОКРОЙ АЛИСЫ

 
Останусь. Легко уходите,
Кувшинки, хранящие свет,
Я вас, хранители видят,
Легко провожаю в «нет».
 
Спасибо, хранители видят,
За то, что побыли со мной,
За каждый упругий выдох
Из глубины речной.
 
И видимо, знамо, значит
Все, что было для вас,
Когда и в глазах стоячих
Мой час еще не угас.
 
 

РЕКА

 
Смотреть как течет река
Не самое сложное дело,
Но самое важное — телом
Следить как течет река,
 
Тугой опоясок миров.
Качает миры в объятьях,
Держит меня за платье
Куст, что сестру подвел
 
К мыслям: столкнули тело
В самую быструю ночь —
Главную песню пропела
Та, что и мать и дочь.
 
Лодка ко мне плывет,
Сны разлеглись волною,
Переплывем, укро-
юность меня зовет,
 
Мыслю, что где-то будет
Прочная глубина —
Пусть объявляют судьи,
То, что простит она.
 
Ноги мои утопают
В шкуре ее берегов,
Больше не будет слов
Слушать как сердце тает.
 
 

КУСТ

 
Старинная одна прогулка,
Задорный розовый поход —
Так благозвучно, так негулко
Лесной боярышник цветет
 
И солнце утреннюю повесть
Ласкает бахрамой ресниц,
И привораживает совесть
Шмелей и угловатых птиц.
 
А руки просятся к свиданью
С опущенной одной судьбой,
Где нет вины покаянья
А только радостный разбой;
 
Старинный соискатель судеб
Желаний розовый капот
Небрежно бросил в ноги будней,
Где каждый жест наперечет.
 
 

ВОДА

 
Добавить в тебя хлопья огня —
И заливай в любые сосуды,
Славить перезвоном отблески дня,
Парадно болтать про «есть» и «буду».
 
Говорят, что мертвый на вид коралл,
Растертый в пыль, придает величье
безглазым куклам — цермониал
как будто всего, что в тебе хранится.
 
И, пропуская тебя сквозь «есть»,
Построить стены воздушной лагуны,
Где бы пела, лакая лесть,
И мыла глазища вчерашней шхуны.
 
А там — хоть наверх, который вниз,
Руку вскидывай, и ты повсюду,
Канат из струн плетенный, держись,
И поднимайся кругами к лунам.
 
 

2

 
Аква — такое имя,
Которое пела в нигде,
Мы только назвали — и с ними
Поднялись названья, где
Как фонари в пространстве,
Играют с огнем огни,
Стараются не распасться
Цветным витражом, один
Нас выливает голос,
Одни ворота влекут —
Вот во всем королизме,
Вовсю изогнулись, тут
Твой шлейв отделяет землю
Ту, что зовут землей,
От стана небесной тверди,
Накрывшей ее собой.
 
 

ЛАВКА ЦЕННОСТЕЙ

 
 

ВЕЩИЦА ПЕРВАЯ: ТАЛИСМАН

 
Если серпик в окно —
В доме спят все давно,
Только я все плету и говею
Тот кораблик в Ночи —
Сердцу «что-то» стучит
Деве и Скоробею.
 
Мыши гладят Кота
От ушей до хвоста,
Вышивают подуски,
Чтоб заснул там где жил,
Чтобы мне ворожил
Распрекрасные спуски.
 
Я не то, чтоб одна,
Только плохо со сна
Быть открытой не другам,
Вот, не сплю — напролет
Капель ночи плывет
Твой кораблик к нам в руки.
 
 

ВЕРТЕП

 
Волны нездешнего цвета
Катят и бают планете,
Плавно качают планету
Ту, что я выпила к ле ту.
 
Рыб и стрекоз заплетала
Ей для тепла в одеяло,
Чтобы ребенок губастый
Снам улыбался глазастым.
 
Чтобы на грудь не садила
Страхи ей хитрая сила,
Тяжкую веру в напасти —
Тени от нашего счастья.
 
Будет Рука ей подушкой
Мягкой, как сон всемогущий,
Верной, как пение ивы,
Теплой, как вктр с Алтаира.
 
Он позовет — к колыбели
Сходятся мудрые звери:
Белого чуда корова,
Лев золотой, как солома.
 
 

КУКЛА

 
Я всего лишь маленькая путти,
Спрятанная смертью между вас,
Не поймут, конечно, так и будет,
Всю текучесть жизни напоказ.
 
Изумленным вечности не нужно —
Только б кедр ливанский не увял,
Только б дружно разгадали люди
Снов моих вселенский карнавал.
 
И, прощая тихо гибель плоти,
По стеклу разезженных дорог
Понесут пространство — на отлете
Каждый мой неповторимый вдох.
 
И в часы последней Атлантиды
Вдруг узнать, что нету двойников,
Если чует локоть, в руку влитый,
А колени — трон моих веков.
 
 

ВЕЩЬ ВТОРАЯ

 
Целый день трещит сверчок,
Целый день молчит рачок,
Чтобы наши Близнецы
Много знали разных цы.
 
Смотрят Месяц и Луна
Из немытого окна,
А потом отводят взгляд
На любезных сердцу львят,
 
И опять глаза в глаза —
Чудо льется, не сказать,
Золотой сквозит песок —
Тихий час для всех, и то...
 
 

ЯЙЦО

 
Мы тебя переставляли,
Мы тобою колдовали,
Заклинали соль и смысл,
Благородному рожденью
Мв просили снисхожденья
В новый замысел и мысль.
 
Может это было пленом,
Только игры светотени
С первородной волей сил?
Нынче темы, что вначале,
Но в тебя переливали
Чудо-юдо наших крыл.
 
Мы-то здесь, и нет сомненья,
В том, что нужно оформленье
Для начала всех начал —
Пусть для нас слагает песни
И качается над бездной —
Только б вовремя упал.
 
Лейся, лей, перегибайся,
В руки ей одной давайся
Изумленьем мастерства,
И катись, катись по свету
Погремушкой и монетой,
И эмблемой баловства.
 
Благородные доспехи
Пусть оденет для потехи
 
Обновленный словом мир:
Соправители и власти
Враз сойдутся для согласья,
Подбирая крошки лир.
 
 

РАДУГА III — ГОЛУБАЯ

 
Душа основы, невесомый мир,
Он притаился, но кружит и тает,
Не знает смысла, как не знает правил
И лар мимозных укрепив собой,
Окажется вдруг сутью и главой.
 
 

6. ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ

 
 

ПЕСЕНКА ШАЛТАЯ-БОЛТАЯ

 
Льется в окна неустанно
День святого Иоанна,
Голоса, белее снега,
Обещают мир побегам.
 
Улыбнись, суровый воин —
Час решения достоин,
Разрывая сердцем стяжки,
Выйди на турнир в рубашке,
 
И в сраженьи с гласом темным
Стань великим и достойным
Той рубахи белой, снежной,
Где в канву попалась нежность.
 
Гордой розой, маком рьяным,
Базиликом и тимьяном,
И звучат они друг другу,
Открывая двери слуху:
 
Слышу я, как распевает
Кровь моя твои батальи,
И стенает нотой каждой,
Разрушая стены вражьи.
 
 

ЗВЕРИ

 
Звери стояли около двери,
В сад моих песен просились звери,
Долго не спали — всю нашу ночь
Сестра моя, дочь быстро бежала.
 
Звери смотрели сквозь ночь и пели
Мне ли? Понятно, и у купели
Мне выпевая души — нет, я не струшу,
Нет их прекрасней, нет и опасней —
 
Ко мне ли, в душу,
Через порог, через итог
Пели мне звери — кто бы помог
Через порог — в счастье, в доверье.
 
 

ТРАВА

 
Тихо, как солнце в зените,
Голос ее поспевал,
Тонкие пальцы открытий,
Ломающих хрупкий фиал.
 
Вкотором строптивая песня
Всебе утопающих гнезд,
И ветра прополюс железный,
И тайный ответ на вопрос
 
Ну где тут конец и начало
Всех наших великих затей,
Все — звонкое эхо отсталых
От древнего мира людей.
 
 

НОВА

 
Рам-там-там — детский кулачок,
Из-под хвойной маски — древний лес,
Птичьими побегами в душу влез,
Зацепил пространство за плечо.
 
Ландыш в серебро — впору петь,
Колоко- колокольцы небес,
И, отметив, пушинка, твой вес
Из дождливой ваты сипеть.
 
Поджидаем таинственный час,
Когда всходят клады смотреть
нас. Огонь нас не взял —
Кличет только разверстая твердь.
 
 

ТРАВА

 
Веришь — и вереск цветет,
Лиловый маяк перехода,
Море у горного брода
Тайную ветру несет
 
Весть, что чернила ночей
Выплеском и тишиною
Травы рисуют, Луною
Смертный проскачет ручей.
 
Чей-то раскотистый глаз
Грозы пройдут перевалы,
Тихая власть, нет — не пала —
Только от ветра зашлась.
 
 

НОВА

 
А эта трава — просто трава,
В которую каждый бы лег,
Если бы мог, снова восстал,
С ней подвести итог.
 
Эта трава — так не права,
Что нету ее правей:
Нежно втыкается в руку молва
Трех плосколапых царей.
 
 

ПТИЦЫ

 
 

ВОРОН

 
Тишина такая в Доме,
Словно ходишь по соломе,
Что и сестрая синица
Солнцу на руку садится:
 
Это Павловск, это вести,
Где аллеи как травести,
Где гуляла эта сила,
Созидая свет мой, мимо
 
Сна надменных мовзолеев.
Мальта белок оголтелых,
Мост, флейтийская беседка
Доверяет птаха ветке,
 
Птица, шустрая синюшка,
Крохи с рук клюет, дослушай
Это царское доверье
К рарартице, к тихозверю,
 
К божьей ласковой обручке
Разомкнувшейся, дослушай
Все, что есть начать сначала
Боком, боком, как сказала.
 
 

2

 
Пушан смеется, славный домовой,
Беззубый рот и остренькие ушки,
Дитя не плачет в гарусной избушке,
Читает атлас — весь небесный свод.
 
Свело на нет все призраки жилья,
В былинке малой вся надежда гордых
На лучшее — но строятся когорты
И конским топом движется земля.
 
Туман упрячет в мягкую ладонь
Волшебный камень, где заснули звери,
Учись, Дитя, стучись в любые двери,
И, может быть, откроют, и — поклон.
 
 

3

 
Ветер тайную запруду
Навещает как сосед,
Колесо вращает, бутыль
С тинной водкой смокчет Дед.
 
Это вечное круженье
Вод, бочаг, гнилой листвы
Не вмещает оперенья
Перевалок красоты.
 
Как неправду дикой утки,
Ждущей ласковой руки,
Тихо прячут незабудки
В «ли» рябье и танцы «ки».
 
«Вот и я говорю, — сказал Шалтай-Болтай, —
все на одно лицо. У всех всегда одно и то же.»
 
 

РУКИ

 
Редкая красота этих мест,
Чуткая слепота наших стран,
Гроздья, завершившие крест,
Лодки, что прошли океан.
 
В каждой лодке — смех и печаль,
Каждой гроздью выжали мир,
Чую воскрешенье начал
И любуюсь тем, что творил.
 
Два отростка — Огонь да Вода,
Сладко в них сокровищу спать,
Лодки перевернуты — в дар
Выжигаю губами печать.
 
Сколько метин — столько чудес,
Сотворенных столько обнов. . .
Разведи руками сумерки — лес
Перейдет в меня по Слову без слов.
 
 

2

 
Умирая на закате
Вдруг поймешь — совсем не важно,
Если горло не прихватит
Песней гордой и протяжной.
 
Только б руки колдовали
Над моим последним телом,
Колдовали и не знали
Что творится за пределом.
 
Здесь, сейчас танцуют руки
Танец парный и пернатый,
Обрекая сонь на звуки,
Протирая даты, да, ты
 
Распрямила восемь звуков,
Дай мне силы — пой со мною,
Предлагает, время, руку
И уводит за собою.
 
 

СЛОВА

 
Цветут слова на тусклых перекрестках
И размывает пыльную известку
Осенних сумерек журчащая молва.
Качнулся мир и мирно проплывает,
А я сегодня ничего не знаю —
Я слушаю слова.
 
Как семена, в танцующие блики
Слетают звуки со стеблей двуликих
И ниспадают, падают в меня
И в тишине моей проснулось что-то,
Но легкая бездумная дремота
Баюкает меня:
 
Царит покой, уступчивый и влажный,
Но важный смысл почти совсем не важен —
Вдыхаю слухом лепет лепестков.
Как хорошо, что ничего не ясно,
Качнулась... и... согласна не согласна,
Ответ уже готов.
 
Цветут слова торжественно, безвольно,
Уже не важно, больно ли не больно
Раскрылся для меня бутон руки,
И воздух изменяет очертанья,
Сижу, не различая расстоянья,
На берегу реки.
 
Равно и ровно, рядом, в отдаленьи
Цветет души спокойное волненье
(Цветы души, прекрасное волненье),
Замолк во мне мой самый первый крик —
Цветные искры в зеркале осеннем
Чиркнут и гаснут — тишиной осеян
Последний первый миг.
 
 

7. ЛЕВ И ЕДИНОРОГ

 
 

ПЕСЕНКА БЕЛОГО КОРОЛЯ

 
По тонкой грани пробежался свет.
Лови его, но убегает в полночь,
Но если ты никто и рядом нет,
Ты даже больше, чем призыв на помощь.
 
Чем помогу тебе — ты знаешь сам,
А ночь — лишь фон, на нем увидишь сразу
Как будто жизнь, судьбу, что пополам,
И приготовишь слух для главной фразы.
 
Перевернули чашу. Небосвод
И пустота застольная в бокале,
А жизнь твою по капле соберет
Возможно тот, кто взял, кого не призывали.
 
Так пусть прибудет ночь — не плохо для начал —
а днесь и лед, приписанных нам истин,
И только шелк речей, и будет прав
На темном, синем небе бескорыстья.
 
 

ЗАЗЕРКАЛЬНЫЙ ВОЗДУШНЫЙ ПИРОГ

 
Стань перед зеркалом мира —
Нет отраженья, но есть
Твой силуэт без порфиры,
Может, кому-то и весть.
 
Весть из ничто, и, вестимо,
Нет ей названья и дна —
То ли великое диво,
То ли чудная страна.
 
Пляшет оно, перепляшет,
Вьется на месте, ведет —
Так вот высокие стражи
Змейный ведут хоровод.
 
 

2

 
То, что питает, но нет утоленья, нет
Хватки, и тает, хотя и не скуп на обед,
Словно загадка тех, полуспетых даров,
Нежная хватка, всю заменившая кровь.
 
Будет, убудет, ты ли поймешь до коры
Дерево, чудно, правило славной игры,
Слитое в нечто. Запах желаний и цвет,
Нет ему слова — только прощающий свет
 
Всюду, повсюду, дальше, везде и нигде
Малая капля в каплеве, в звездной воде,
Вечный под-арок, — только держи-не держи,
Будет надравным, всюду, где хочется жить.
 
 

ПЕСЕНКА ЛЬВА

 
Серебряный до сквозь Единорог
Уставился глазами алхимиста,
Тихонько пнул клубок моих дорог,
Стрела — и мимо пронеслась. Со смыслом.
 
Он — даже челку не убрал со лба,
Дыхнул в стекло и улыбнулся телом,
И показалось, что его стрела —
Ему мила, и в яблоко влетела.
 
На изморози яблоко хрустит,
И волны разбегаются по шкуре,
И смотрит дивный зверь, и не грустит,
И смотрится, дикарь, в твою натуру.
 
 

ПЕСЕНКА ЕДИНОРОГА

 
Знаешь, что я ухожу,
Знаешь, что я не лукавлю,
Так почему так исправно
В сумерки песни вожу?
 
Правило — в прорези лет
Смотрятся цель и бессмертье,
Дети, небесные дети
Ждут моих «да» или «нет».
 
Что-то им нынче скажу
И под стрелой не оставлю
Сумерки — прочная арка
В ту, дорогую, межу.
 
 

ПЕСНЯ ЕДИНОРОГА И АЛИСЫ

 
Есть вещи, которые ценишь,
Когда отменяется чудо,
Но если себе ты изменишь,
Его не отменишь как блюдо.
 
Великая эта тревога
Монету найти в мирозданьи
Опять открывает дорогу
Крикливым и темным желаньем.
 
Есть знаки, которых не видишь,
Цветок ли горит на предплечьи...
Бежит юго-западный ветер
И цокает точным наречьем.
 
 

ПЕСЕНКА ЗАЙ-АЦА, САКСОНСКОГО ГОНЦА

 
В Город, в который войти воротами,
Охраняет лишь Кот да Пес.
Были раньше они с ланйелотами, —
Вот, с Гриневрой остаться пришлось.
 
Королева, кому ты каешься —
За любовь наказаний нет,
Вот, ворота скрипнут и станется
Вещим сном наш старенький бред.
 
Обменяли тебя на придури
У бездетного короля,
Только птиц и в твоей обители
Посылала под час заря.
 
Сложим куполом пальцы вещие
Все в излучинах тусклых дней,
Уловили тебя, научили,
Только нету меня верней.
 
Покрываюсь твоею памятью,
День поставлю в твоем саду,
Совладаю и с роком каменным,
Между веток зажгу звезду.
 
Ветер платьев твоих поднимется,
Сменит парус цвета на жизнь,
Пес и я — так легко зализывать
Раны дней твоих, ты держись
 
За престол, что тебе оставили.
Стану мехом к твоей груди,
Если как-то забуду правила,
Осади меня, посади
 
На траву твоих ног измученных —
Буду полной опорой вам,
Слижет Кот с молока излучины
И споет на потеху снам:
 
Мой зеленый попугай,
Ты по бревнышку гуляй
И щипоткой острою
Дроби дорогу в рай.
 
 

РАДУГА IV

 
Уйти в себя, забрать тебя к себе,
И стать еще сильней, еще самее.
Пусть веры нет, скажи, к чему нам вера,
Когда сквозь поры мартовских апрелей
Исходит дух, чтоб слиться и отмерить —
се, всему, что будет. Заповедь и цель.
 
 

8. ЭТО МОЕ СОБСТВЕННОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ

 
 

ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ

 
Высоко, высоко, где белым орлом
Облетала моя душа,
Я увидел Дом, увидела Дом,
Где ты была хороша.
 
Увидеть такое, ни дать ни взять,
Но можно как песню петь.
Никто не мешает теперь понять,
Куда нам с тобой поспеть.
 
Хотелось бы в пропасть зеленых камней
Сейчас заглянуть в упор,
Ведь сам подарил ей когда-то, ей
Этот лучший убор.
 
И если крылья легко сложить,
И вниз, напрошиб, травой,
То очень можно легко ожить
Сердечный ее покой.
 
 

БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ

 
Путь этот мною не пройден, сестра,
Нет, не могу я понять,
Как это может дневная звезда
Ночью так громко сиять.
 
Как это можно, не зная чудес,
Плотный одергивать мрак
И находить среди вялых словес
Кем-то нам явленный знак.
 
Как это сложно, в поле разбив
Дом своих радужных грез,
Так отличать от братских могил
Звуком отточенный спрос.
 
Можешь войти и в кожу пути,
Если попросишь огня,
И, улыбнувшись, ответы найти,
Те, что держали меня.
 
 

ВЕТЕР

 
Вей дороги по вершинам,
Кто-то ходит, кол аршинный
Держит в маленькой руке,
Где воткнет — вода прольется,
Зверь дриаде улыбнется,
он — проходит налегке,
Высока его дорога
По таинственным отрогам,
По ступенькам спящих дней,
Он себе подругу ищет,
Чтоб была одна на тыщу,
Даже больше — всех одней.
 
Где была она, где скрылась?
Все в лесу переместилось:
Вскачь потоки понеслись
И растерянные замки
Дверью хлопнули и карты
Разлетелись, разлеглись,
И по просьбе шумной леса
Разошлась небес завеса,
Буки — носом в облака,
Вот бы белая принцесса
Поскорей домой — согреться,
Укачаться на руках.
 
Он возьмет ее на руки,
Пронесет по всей округе,
Вот и вспомнит поскорей,
Что она всю ночь искала,
Что когда-то закопала
Возле города корней.
 
 

ПОДНИМАЛЬНАЯ БАЛЛАДА АЛИСЫ

 
Весною рожденное племя —
Начало всему, что итог,
Мы с теми останемся, с теми,
Кто нам передумать помог.
 
И Анна без страха подводит
К тебе боевого коня:
«Да будет, да, будет, добудим —
За мною, кто любит меня!»
 
Да, эхом подковы звенят,
Слетают на счастье — обряд.
 
 

БАЛЛАДЫ ДРУГОГО БЕЛОГО РЫЦАРЯ

 
 

РЫЦАРСКИЙ АККОРД

 
 

Весенняя нота «РЫЦАРЬ И ФИАЛКА»

 
Спешиться, стать на колени,
Умаляясь в себе самом,
Под листвою все скрипки, верно,
Весь мир заиграл об одном:
 
Уткнув подбородок острый
Без страха в стальную ладонь,
Таинственный сей подросток,
Тобою открытый закон.
 
И смотрит в тебя, и дышит
Вестью, оправленной в слух —
Впервые дороги лишних
Скрестились открыто к лесу.
Упасть и встать на колени,
Улыбаясь лишь об одном —
Из малых сих самый тленный
Держит в плену давно.
 
Огонь зеленый охватит листья —
И выше, тоньше играй
С чем-то новым, — свободно дышит
Твоих исступлений явь.
 
 

Летняя нота «РЫЦАРЬ И ОЛЕНЬ»

 
Натянутая тетива поет без нот
Одной стреле для цельного полета,
Окатит золотом у солнечного брода —
И грянемся в тягучесть, светлый пот
 
Проступит пятнами сквозь запертый колет —
Другая жизнь к твоей приникла коже,
Два строгих зеркала — двойной в них силуэт.
Так бей наверняка того, кто всех дороже.
 
Горячка дивная, качает на волнах
Усталой красоты, и солнечные сети
Тебя, о дичь, охватывают, ле тья
Стой и смотри, и вновь смотри, а там
 
Увидимся букашкой и листвой
И смыслом всей охоты королевской,
Когда потянут ноздри запах твой,
И выдохнут, как выдыхают детство.
 
 

«РЫЦАРЬ И ОСЕНЬ»

 
Достойная леди танцует, лежишь
в пожухлой траве,
Присядет, притихнет, расправив одежды,
Усмехнется в себя — и вся твоя жизнь
Сядет разом, у ног, неизменности прежней.
 
И дубовым вином разговеетесь,
Вылитый день,
И захочешь остаться окрученым кленом,
Чтоб ее удержать, но ничем не смутить,
И прочней привязать паутинкой надежды искомой.
 
Ваша грусть — наизусть, до корней,
По коре — письмена,
И на ветер летит золотое гаданье,
Голоса твоих страхов — в подоле у ней
Канитель из серебряных дат по тафтовым страданьям.
 
Принимай снисхожденье, в холмах
Открываются окна,
От костра до костра гонцы побегут
Разнести и оставить лишь то, что в очаг
Очарованный ум заклинает: «Ты тут, успокойся,
Ты, тут.»
 
 

Зимняя нота «РЫЦАРЬ И НЕКТО»

 
В долине зажигаются огни,
До черноты глаза голодной стаи,
Дымы над кровлями колеблются, порыв —
Железный муковей перетрусил, немая
 
Усталость надвигается как сон,
На конской гриве снег уже не тает,
А дерево скрипит, обрывки, перезвон,
И чистой пустотой сознание вскипает.
 
Следы сбегают вниз, хоть кончилась земля,
Кого столкнули, пусть бы оттолкнулся,
И полетел, и дрогнули б поля
И в чаше старой эль бы всколыхнулся.
 
Но в этот раз как будто вздрогнул конь,
Чуть-чуть просел, нас двое, за спиною —
Я знаю кто — холодный тот огонь,
Что перетек в меня и будет только мною.
 
 

ВОСЬМАЯ ЛИНИЯ

 
Арки, подвохи, подковы — и снова
Цельное имя незнамой земли,
Только шагни — и окажемся, слово,
В самом начале начельной дали.
 
Пристань, пристань, но и в приступе чуда
Шаг не отмеришь, и глаз не отвесть —
Как на уступе качнуться — причуда,
В мир, где окажут и верность и честь.
 
Что же мы стоим? Стой побережно,
Вверх по откосу, где травы поют,
Словом по стенке отвесной и. . . здесь мы,
По галерее, до встречи минут.
 
«И как оно сюда попало без
моего ведома?..»
 
Двенадцать звезд в груди моей —
Вращается венец,
Кружись, венок, венок, ложись —
Венчается конец
Последней тяжестью — покой
Любимого лица,
Но дай мне памяти — испить
Еще волшебных. . .ца.
 
 

9. КОРОЛЕВА АЛИСА

 
 

ЧЕРНАЯ КОРОЛЕВА

 
Окликаю тебя, называю:
Кто единственный и родной,
На пороге тебя встречает —
Двери настежь, входи, за мной
 
Осторожным крадется слухом
Лучших снов твоих звонкий звук.
Откликаюсь, твоя подруга
Тех дорог твоих. Не уснуть
 
В зазеркалье — пошел волною
Голосов наших славный бред.
Отзвук будет сильнее втрое:
Семью Пятница и секрет.
 
Нам оставлено так немного:
Всех согласий могучий хор
И двуликая та дорога —
Дорогой для нас договор,
 
Чтоб молчаньем горланил петель
Про учтивость твоих побед.
Голос утренний прост и нет их,
Голосов у разлуки, нет.
 
 

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА

 
Иголка света тонкая игра
По переходам мира,
А звучанье —
всей полнотой бесплотного касанья.
И мне вплетаться в этот мир. Пора?
 
Пришла пора осилить — столько рук
Для торжества рождественского света,
Растет во мне игральная комета,
Ручное чудо. Плачет Димиург,
И отбивает каждая слеза
С твоих ладоней лед недомаганья,
И все могу, когда и мочь нельзя,
Втекает сила важного призванья.
 
Признаю все, когда твоя рука
Коснется сердца, что стучит в ладони.
Вот это помощь нам, и как легка
Божественным касаньем всезаконий.
 
 

УРОК ДОМОВОДСТВА

 
 

ГРИБ

 
Говорящий белок, проходивший сквозь нети,
Сквозь забвенья и призраки мертвых столетий,
Простота, что любого мудрей
И вбирает в себя земляное величье,
Округляясь, взрывая пространство, отличьем
Острым запахом тех новостей
 
По оврагам, по ямам, в листве, по откосам,
То причудливый дом, — то садовая осень,
Или снова попытка пройти
Сквозь корней суету и песка безголосье
В ту страну, где прийдут и глазами попросят
По-хорошему с ними уйти.
 
Наклонись над случайным осенним подарком —
Выпьешь воздух дождей и усилье неяркой,
Но такой неизбывной земной красоты,
Что проснется в душе, как лесная подсказка,
Повесть нижних лесов, грубоватая ласка —
Так сквозь лень проростает мотив.
 
Под реальностью тает в руке осторожность —
Вот упругая мякоть и стройные ножки
Этих зорких повстанцев, дождей
Уносили в корзине, не ставшей волшебной,
Но подумалось как-то: наверно столетья
Точно так же растили людей.
 
 

2

 
По откосам, где трава пластает косы,
Где песок — на редкость, как и мы,
А еще в лесном чеоезполосье —
Рыжие колеса светотьмы.
 
Острый нож придет и срежет ухо,
Раздвигая толковище трав,
Круглое окно — оно для слуха,
Порче неподвластен этот нрав.
 
По кругам надреза бродит норов,
Проступает солнечная кровь,
Так и надо — беличья подкова
Счастье вам добудет, выдох с пор
 
И добром усеяна, как братством,
Косоглазых меченосных трав,
Подростает на спор, с постоялвством
Серафимы нижних мелодрам.
 
 

3

 
Есть брод сквозь лесную заводь
На зов неизвестно чей —
И тут торжеством окатит
Красавиц во мху речей.
 
Березовый принц, подножник,
Слуга ее первых грез
Свой пост принимает сложный,
Как заповедь первых гроз.
 
Не хваткий — нельзя руками —
Вскипит голубая кровь,
В ответ зашумит не знамя —
Зеленый наплыв ветров.
 
И вспомнишь, как это было,
Сумей лишь домой снести.
Так умирать красиво
Умеет лишь белый стих.
 
 

4

 
Бок подставил под удар,
Блещет явью тайный дар,
Что несет в себе самом
Зло забористых обнов —
 
Не для этих, не для тех,
Кто узнает сонный грех
Он как-будто сам не свой,
Рыцарь тайный, мировой.
 
Винной шляпы точный дождь
Не забудешь, не возьмешь, —
Раз-другой издалека
К ней протянется рука.
 
И тогда катись в дурман,
Слушай лепет дальних стран.
 
«Я не гостья, но я и не служанка.»
 
 

СВЕЧНАЯ БАЛЛАДА СТАРОГО ЛЯГУШОНКА


Часто последний уступчивый друг
Твой собеседник, кому без сомнений
Ты поверяешь последние тени
Последнего крова, мольбу, утоленье
Помыслов, жажды, летящей как жук.
 
И перед тем, как шагнуть в никуда, —
В ночь ли, в молчанье или в изгнанье,
Жизнь эту тонкую выпьешь до дна
Взглядом, сухим от нездешних страданий,
Так и закончится время — нужна...
 
Все начинается там, где остались
Прочерк в удушье, скулящая жалость
Вспышки последней, и точка, и малость, —
было-не было, но может, казалось,
Та, от которой рождались года.
 
Каждая весть тебе — новый испуг,
Дунул на душу сквозняк беззаконий,
Нету в тебе ничего-то и кроме
Той, кем ты есть — догорает солома
Силы тебя выпрямляющих рук.
 
 

ЗАСТОЛЬНАЯ

 
За нее, за удачу, за тайну угара —
При свечах только можно,
За круглым добротным столом,
Пей до дна, и свечой освещая пол-шара,
О второй и не знаем, куда мы с тобой приплывем.
 
А хотелось бы — да, словно в детстве,
В конец замечательной книги,
Где погасла свеча, но из воска сердечный подъем,
А хотелось бы — нет, только пусть
Благородно плетется интрига,
И не гаснет душа под звездным зернистым дождем.
 
За него, за успех, пусть успеет
Туда, где его ожидают,
Пусть любимым воздасться за терпенье по выслуге лет,
Поспевать, словно петь — никогда не хватает
Этой блестки последней, чье имя уходит на нет.
 
Словно жизнь маяка, жизнь
Простой, даже ветреной нашей принцессы,
Может, видел и сотню, но нам она только одна,
Поспевай — осталась в запасе одна только пьеса,
По сюжету которой успехом удача сильна,
Только лучше поется — удача успеху одна.
 
 

10. ПРЕВРАЩЕНИЕ

 
 
«Ну, да, я помню... Если море, то значит —
сразу вокзал и Англия...»
 
 

ЗАЗЕРКАЛЬНАЯ КНИГА

 
 

МОРЕ

 
Речь повести через узкий пролив,
Рваться навстречу дождем и штормами,
Скалы прибрежные стонут ветрами
Все про разлуку, а книга — без сил,
 
Не поднимается, пальцы вразлет,
Воздух меж них завернулся струною,
Древняя песня песчаной волною
Приподнялась и шагнула, полет
 
Черные с мачты сорвал паруса,
Брызги колдуют весну с опозданьем
И с косогоров сухими шарами
Катятся верные вестники, пса
 
Так узнают по угрюмой походке,
Кто-то уже осмоленную лодку
На воду ставит, погодам погодка
Действом бесцельным маячит, слеза
 
Первой дождинкой на море падет,
Но не расстает — божественной ртутью
Гребень украсит, и, подвиг минутный,
Тут, где закончился, замком взойдет.
 
 

ВОКЗАЛ

 
Голос искал — на краю озарений
Всей этой жизни неясных стремлений,
Словно листвы золотой, где осенний
Ветер рубины жевал,
Жизнь угасала во мне как Ровенна,
Но и во тьме оставался нетленным
Юности честный оскал.
 
К Западу старое солнце катилось,
Солнце всходило и я восхитилась
Малостью собственных сил.
Тут и упрямство большого исхода,
Отблеск последний последнего рода,
Мир мой судьбу огласил.
 
Как-то невеста из руны колодца
Вся убегала навстречу — и солнце
Мерный замедлило шаг иноходца,
Уксус — вино — виноград,
Взгляд, что со мною тогда повстречался,
В тире цветочном взрывом раздался —
Рада, пришли Вы, я рад.
 
 

2

 
В лаз кошачий особых дней
Наша участь втянула вечность,
Убегала сквозь слой затей,
И в подземке тряслась наречьем.
 
Потеряла чужой башмак,
Был велик, на седьмой ступени,
И пометил мне сердце знак,
Страх — опять никуда не смею.
 
Петель, пепел — рвалась душа
Из колючей рвалась подруги,
Хорошо я шла, хороша,
Но трясло облетанья мукой.
 
Чутко счастье, еще вдали,
Постигла, свое сиротство
Понесли, пошли корабли
В бухты памяти, без гарродства
 
Переправы таких морей.
Поезда растекались воском,
И чудил востроглазый фей,
А ребенок пытал у взрослых:
 
Что и как за те тыщи лет
Изменил в ритуале станций?
Не уеду я больше, нет,
Не хочу я ни с чем расставаться.
 
И, как знак, что случится быть,
(Говор счастьяв больничной зале),
Распустила колеса в нить
И пешком побежала к Балу.
 
 

АНГЛИЯ

 
Стоит, преклонив колено,
Приют в глубине лесов,
Я нынче вернулась из плена
Твоих, но чужих голосов.
 
Как-будто бесплотный, но лесу
Такие обиды чинят,
За то, что всегда завесой
Подмога. Твой строгий взгляд,
 
Дух эльфа бежит болотом
забот, что нужда пряла.
Ох, брюсова это работа,
Ах, важная эта игра.
 
Стоит и стоит, стоялец,
А вязы мне вяжут боль —
Сюда возвернись, скиталец,
Зализывать раннюю соль.
 
Слезой промывает ветер
Совиные наши зрачки,
Все главные сказы — о детях,
Что спят наверху, очки
 
Снимают воздушные руки
С изрытого памятью лба,
И пляшут цветные звуки
По спальне, где я жила.
 
 

КУСТ

 
Улыбаясь, во мне горишь,
Неопалимая моя купина,
Улыбаюсь — какой сотворишь,
Где последняя наша страна?
 
Лижет горло огненный куст,
Охлаждает лилией страх,
Изнутри выжигают — пусть
Хоть такие дойдут письмена.
 
Языки во мне, но во мне
Просит невозможности мир —
Так восходит там, в глубине
Безвоздушного храма эфир.
 
В контур молнии, в тала свод —
Неизъяснимого цвета ярь.
Ты куда уводила народ?
Улыбается планета в январь.
 
 

11. ПРОБУЖДЕНИЕ

 
 

МИФ

 
Миру, чтоб помнил
Что за причина призвала его на свет,
Чтобы узнал и принял —
Краше кончины нет,
Иллюзии, единственная власть,
Иллюзии, единственная правда,
Звезда моя, звезда в тебе зажглась
И заговор на завтра.
 
Фоном голос — звени в этом Городе,
Вспомните, если не помните
Скатные сказки, ночные подсказки
В старой продуманной комнате.
 

ГОРОД

 
Дорог мне твой сон воздушный,
Где на перистой подушке
Спит мой город, спит века,
Кружевные облака окружают,
Свет мой ясный, два чела его прекрасных,
Из садов его ресниц
Сны плывут куда-то вниз,
В ноги башен. Крыши звезд,
Тех, что слушают веками,
Одаряют нас дарами
Всех ответов на вопрос:
 
SOS — корабль причалил в гавань,
Разбегается кругами, просыпание, Малыш,
Тени злобной крикнул «Кыш!»
Или то, о чем ты хочешь,
Что под сон себе пророчишь,
Разлетелись пузыри, чтобы где-то жить смогли.
 
В распрекраснейшей вселенной, что тебе приснилась?
Пеной пишет море мне отход,
И печаль меня берет —
Вот, опять никто не видит
Эту дивную обитель
Этих новых «ты» и «я»,
Что и есть судьба твоя.
 
Город моря, он упрямо
Поднимается и снами разрешил себя качать,
Чтобы шпилями торчать.
Ходит дареный котенок по стене высокой,
Ловит хвост плюща. А жил во мне
Новой тайной, в глубине
Стих, поднялся дивом дивным
Из разбуженной картины,
 
Что во сне продумал я —
Там жила любовь моя и надежда та, что вера
Безразмерного размера,
Что одних со мной кровей.
И лепила нам зверей, птиц и сосны — камни правы,
Травы — только сон кудрявый
Тем, кто быд сегодня твой.
 
Где же Город наш? За мной
Перегнулся, любопытный, и рванулся за открытьем
Самого себя в воде.
Где-то здесь он и нигде.
 
Тема катится дорогой — руки-ноги, руки-ноги,
Где, не вижу, голова.
Рать выходит со двора, собирает небо в купол,
Солнце в шар, но вышло грубо,
Вот еще разбег — и в сад. Купола мои сквозят,
Облетают, запыпают безутешного меня.
Где ты, брат, моя родня?
 
Ивы морю плачут станом,
В этом хоре, как в дурмане,
Мы с тобою подрастем,
И построим куклам Дом,
Точкой будем забавляться,
Крепнуть точным сопричастьем
Ко всему тому, что мы.
Выйдет тело из тюрьмы
В бессловесное скольженье,
В Город снов, в преображенье
Куклы в сложный идеал.
Город верит воскрешенью,
В голубеющий кристалл
Что же я себе сказал?
 
 

РАДУГА

 
Горячая округлость, солнечный мяч,
Если идет к тебе — сразу находит,
Крепко когда-то сковала природа
Фибулу, стерегущую тела плащ.
 
 

12. ТАК ЧЕЙ ЖЕ ЭТО БЫЛ СОН?

 
 

МОРСКАЯ ПЕСЕНКА АЛИСЫ ДЛЯ БЕЛОЙ КОРОЛЕВЫ

 
Может когда-то и было ты
Лишь бисером в детской ладони,
Но нынче — магнит притяженья, законов законник —
Диктуешь и ластишься — право на выдох и пыл.
 
Аквариум детства, где все поместились игрушки,
Себя завернувшие в небо, как весность в ракушку,
Диктуешь причастие к таинству, первенцу — вдох,
Кораблятся тени златые твоих городов.
 
Иш люди морские играют, но щурят глаза,
Их щебет разносит подводного пламени взмах,
Подводные грозы взаимность дарует глазам,
И рыбные стаи резвятся в капустных лесах.
 
А в зеркале неба — к закату твои корабли,
Терцину заката в рассветную ленту вплели,
И лечь в межзеркалье, на зеркало верхних теней —
Как будто остаться на острове нижних морей.
 
 

ОГОНЬ В КАМИНЕ

 
Очень ластиться, как к больной,
Зверь мой ласковый, зверь крамольный,
Там, на опушке священных рощ —
Это за правду игры настольной
 
Очень живые задышат вольно.
Вереск и ночь, глаза в глаза,
Словно с копья подкормить друг друга
И, приобщая к игре, — пороч,
 
Только не дай ему выпасть из круга
И отлететь в межзвездный дождь.
Запахом силу его мани —
Травы расчетливо сузят зренье,
Сердце ли плавить в руках слепых —
Все приобщенье, и все служенье —
Так зажигается главный, стих —
 
Пляской ли рук, узнаваньем лет —
Дай им дышать на стволах, осмоленье
Дикой стихии, дыханье комет —
Переправленье дыханья в стремленье.
 
 

МОРСКАЯ ПЕСЕНКА АЛИСЫ ДЛЯ ЧЕРНОЙ КОРОЛЕВЫ

 
Острей по соли, чем дневное ре,
Целебней, чем целебная цикута,
Смеется сердце — шапокляк на спруте
Приподнимается в голантном словаре.
 
И то, что умудренный Океан
Уже хлебнул и опрокинул Чашу,
Но, стало быть, рожденная волна
Лизнула в нос небесного папашу.
 
Смешалось все, ко всем прелилось:
Слеза и сумрак праведного гнева
С частицами, дарованными зрелым,
Прозрачным, то есть, до утробных грез.
 
И все лепить так из себя вовне
Способен только царственный ребенок,
Что на коленях синих ловит кроны
Тех облаков, что всходят в глубине.
 
 

ОГОНЬ В КАМИНЕ

 
Никогда — это когда, раздвигая ночь,
Совсем не увидишь огней призывных
В самом зовущем из всех домов,
Который уже и не дом — приют для сильных
И очень слабых, когда б не в око-
 
вы, некогда руки отдав теплу,
Рот получили за лепет до веры,
Сила не помнит — но всполохи, снег
Тает, какбуд-то времен не бывает серых,
А только синего пламени алый бег.
 
Не тишина, но вспышка других начал
И келейная радость, которую дал бы,
дала бы — как загудит очаг
Ветер смеется в проседь, растекся, горит, свеча бы
Так бы растлела, как встречный маг.
 
 

КОНЕЦ ГОДА

 
«Домой, да, мой,» — сказала мне сестра.
Какой ценой мы вышли со Двора
По сцене до неправедного действа?
Укутай плечи зябкие мои
И ноги по, теплее, по, бери,
Но из тебя мне никуда не деться:
 
Мы будем ехать, ехать до Зари,
Почет железный кажут фонари,
Солдат на звезды смотрит, но с улыбкой
Виола льнет и ластится к плечу,
Я, камена, я, деюсь и лечу,
И улыбаюсь будущим ошибкам.
 
 

ПОДАРОК

 
Дары понесут три седых короля,
И новой — планетка, и вышло — не зря
И травам — величье, и ветру — запой,
И свет над волшебной его головой.
 
Стоят и не дышат и смотрят волхвы
Как звери вдыхают моленья листвы,
Как руки колышат ночную звезду
И больше не слышат: могу-не могу.
 
И кто-то знакомый стоит у дверей,
Искомый и новый, как ветер с полей,
Но сила не помнит в каком из миров
Мы видели этот дорожный покров
И, розовый палец меж мягких десен,
Дар левым и правым свой слушает сон,
Где шорох соломы, предутренний хлев,
Усталая дрема слуги королев.
 
 

СУМЕРКИ

 
Через холм — высокая страна,
Из нее в ущелье дня, сутулясь,
Синева крадется и видна
Вся ее нетронутая юность.
 
Выходите, кто испил до дна
Жизни этой полное крушенье,
Истинная власть лишь вам дана,
Тени бесноватых сновидений.
 
Заглянули в чашечку цветка —
Малость поднимается величье,
Так печальны наши времена,
Как пройтись по дням в палане птичьей.
 
Это ваше — синева глазниц,
Жар спадает, отряхнув разлуку,
Поднимаюсь — на изломе лиц
Звуки не слышны, очнулись руки
 
В той стране, где честь превыше лет,
Где с тобой и тень, и неть, и слава,
И поймет седеющий поэт
Где его последняя держава.
 
 

ДОМ

 
Говори со мной, дерева,
И по капле стекают пальцы,
Я ходила сюда, права,
Мы с тобой играли в скитальцев.
 
Притягательна, но игра,
Приходили, но за подмогой,
Если правду — одна трава,
До последних — в друзьях. Не много.
 
Дух настурций, шиповник, куст, —
Пусть бы он осторожный сделал,
Смотрит кто-то — и я боюсь —
Заберут и отправят в тело.
 
Вот и кубик, в котором рос,
Из которого жребий вынул,
Дом трефовый моя, я — вопрос
На ответ, где наш главный выгул.
 
Не на час забегу, найдусь,
Хорошо бы еще любимым,
Разочтусь и свою беду
Разложу на ступеньках Рима.
 
Распласталось в ничьих глазах,
То, что нам помогало выжить,
Луч последний — сквозь небеса,
И слеза, что одна — не выжать.
 
Кто ты, спящий? Опять иду
По стекляной твоей дороге.
Утихает. Еще беду
Рассыпаю — искать подмога.
 
Торопись — я стоять устал,
Дом, твой дом у какой дороги?
Где напишется нам устав
И каким поднебесным слогом.
 
В угол ставили мне кровать,
Только лоб не целован на ночь.
Переставьте — ко мне играть
Приходила моя усталость.
 
Ступни в землю вбивали ритм,
Буд-то птицы бросают крохи,
Вольно пущеным — только мирт
Не пускает — совсем не много
 
Мне осталось прозрачных дней,
Утепленных последним смыслом,
Кто-то скажет, что он — не верь,
Бедный странник моих же мыслей.
 
Не оставлено ничего,
Даже море моей купели.
И далеко и далеко
Хоть и кажется — мы у цели.
 
Что мой дом — но без тебя,
Тень моя, задавай вопросы,
Только псы моих дней хранят
Все забавы. Давай отбросим
 
Доски, целы. Будить меня
Очень трудно последней вестью.
Дом мой бедный, но без огня
Моего так им бессловесно.
 
«Как же, по твоему, чей это был сон?»
 
 

БАЛЛАДА ЧЕРНОГО КОРОЛЯ

 
Беги домой, Мария-Иоанна,
Тебя там ждут?
Беги к теплу, но маленькая Жанна
Как розовый бутон повисла на кресте.
Где ты? Везде
 
Наотмашь бьют тебя слова
Такие — полоснуть,
Но вымолвить во имя
Тебя одной их вколотили в грудь.
Вставай — и в путь, —
 
Солунг — звезда взошла уже над миром,
Та, на двоих,
Сердечным и красивым возможен мир,
Открылась дверь в стене —
Где ты? Во мне.
 
Январь 1995 — октябрь 1997