Speaking In Tongues
Лавка Языков
Юлия Шадрина
РЦЫ
РЦЫ
Плач Серафимы по Фаустовскому
Рцы! Рцы!
Звала я его.
Далеко Фаустовский,
в далях, далече
скачет лошадка старенькая,
еле ноги волочит.
Рцы! Рцы!
Не видать его.
Печной дед золу ворочает,
дует на пальцы --
в бороду поддувает,
вот и стоит она лопатой.
Рцы! Рцы!
Буду ждать его.
За Забудь-рекой город есть,
а в нём девица,
коса стелется -- она падает:
потеряла она серебряные ножницы.
Рцы! Рцы!
Я отдам ему
этот маленький ключ от ларчика,
ларца с зубиком металлическим,
что оставил он на хранение
мне -- жене его, когда вырвал.
* * *
Когда женщины были горбаты
и у камня тесали бока, --
был какой-то бог виноватый,
он старался спрятать глаза.
Когда женщины бороды сбрили
и рукою копали поля, --
остальные боги все сплыли,
как сплавляют по речке дрова.
Когда женщины стали двуруки
и надели руками очки,
то увидели, что среди грудей
боги маленькие -- мужички.
* * *
...или возьмут меня в жёны,
или возьмут...
Нет, похоронят.
Или петь буду я,
или петь...
Нет, не песня.
Уже склонила колени,
склонила...
да призадумалась:
что за песня такая моя,
и всё у колен твоих,
у колен.
Стоит да качается,
тень качается,
мимо да в профиль.
Нет, не возьмут меня в жёны,
не возьмут.
Вот и ночь снова настала,
ночь,
в окнах всё месяцы,
только провода всё гудят,
всё гудят,
всё над городом.
...или возьмут меня в жёны?
Современная баллада
И она приходила каждый вечер
на этот кресло
и садилась, ноги протянув в каблуках.
И каждый вечер он
показывал ей картину,
на которой трое, бутылка вина и крылья.
И она каждый вечер спрашивала,
любит ли он её,
а мистер Ли отвечал,
что абонент не может выйти на связь
и так далее
до завтра.
И каждый вечер спрашивала она снова,
любит ли он,
а он просил её сделать массаж ступни,
а она принималась за спину.
И вечер каждый проходил за сниманием
туфель
--
много ремешков и всего лишь одна
пряжка.
И он не отвечал на вопросы,
а только говорил о своей работе,
которая всё.
И каждый вечер маленькая Аннабель Ли
приходила за ответом,
желая узнать, любит ли он.
Но он отвечал: не знаю.
И миссис Ли плакала,
так как думала,
что только она
может не знать таких вещей.
Бедная Аннабель ли!
О, бедная Аннабель Ли!
Бедная, бедная Ли!
Она не знала,
что он просто не может любить.
* * *
Запах дыма от трубки твоей,
шелест грифеля о бумагу
движенье руки к кнопке выключателя,
сутулая спина, согнутая перед зеркалом,
кофе в чёрном стакане,
длинная -- длинная фраза о чём-то абстрактном,
замёрзшие пальцы над обогревателем,
сумка на правом плече,
красный и чёрный, которые ты любишь --
вот всё, что осталось мне теперь.
Комната, похожая на ковчег...
Я думала, что тоже там,
но мне не нашлось места --
вот и стою на 36-ом, жду,
может, придёт паром с алыми парусами
и заберёт меня.
Дом Серафимы
В старом доме падают окна --
Скрип древний,
Музыка давняя
Скрип-скрип --
Повернулась --тихо,
Может быть, эхо
Или дед забавляется.
В старом доме падают окна,
Серафимино платье от горя мокро,
Ветер ржу на него наносит,
Сняла его, с другими повесила,
Как белье.
В старом доме дед печной
Щеку корябает,
В окно бородой ухмыляется,
От ума видно.
Окна все падают -- держать их некому,
Гляди -- Серафима мечется, мечется
Любовь свою, дуру-дурацкую,
Заклинает-кычет,
Хитрый дед тюрю делает,
Ухмыляется,
А окна все падают.
P.S. Кушай тюрю, Сима,
Молочка-то нет,
А вернется милый,
Будет и обед.
Вечер Серафимы
Спать хочу, спать хочу.
Губы или руки твои
по бороде пальцем веду...
Раз веду, раз веду
и только по бороде пальцем.
Спать хочу, спать хочу,
руки-ноги твои считаю,
а хотела...
Но кто же в бордовом
говорил, что душа не летает?
На завтрак,
кажется, в 8:30,
я была там своим телом
и видела, как твоё,
в зелёном,
гладило ничью кошку.
Потом пудинг и чёрная роза в бокале...
А ведь неправда про каблуки,
авоську улыбок,
прощанье...
А я всё веду по бороде пальцем,
веду и запуталась,
была ли там я.
-- Девушка!
-- Вы меня?
-- Давайте дружить.
-- Но вы в бороде и галстуке,
-- так не бывает.
P.S.
На завтрак в бокале «Аи» оливки,
и как выяснилось, кошка была хромая,
а её костыли продали на аукционе.
Она долго мяукала про любовь к ближним,
жаль, что не по-французски,
иначе бы её поняли.
Ну вот, остановка.
Родинка.
и как это родинки в бороде
помещаются?
* * *
Осень, сентябрь.
За спицами вечер
тянется петля за петлей,
узоры слагает.
Солнце закончилось,
нет сигареты,
ложка по чашке чаинки гоняет.
тихо, спокойно.
Ни кошки, ни мышки.
Книжка в обложке поманит -- откроешь.
Лампочку включишь:
вечер в окошке
в форточку ворох машин задувает.
Вещность и ветер, и дышится сушей,
в чашке чаинки уже засыпают,
тёплая вечность на смену старушке
спицей о спицу сама ударяет.
Колыбельная Серафимы
Тихо-тихо
голуби плакали
птицы глупые
перья их серые
Тихо-тихо
кричат-каркают
гуси-лебеди
телеги старые
Зрители за печкой --
сверчок да лопата
С шипом да пришептом
дрова шепчутся
зола падает
дед за волосы свои держится --
думает надо так
Ночь тихая
еле шевелится
Лебедь встревоженный...
Звала Фаустовского
звала Фаустовского
да улетели гуси да лебеди
Звук от ружья
падает
падает
долгий и тягостный
Где-то стреляют
и птицы всё падают...
Печь, да не печная
ночь, да не ночная
спи, не ворочайся
спи, не воротятся
птицы упавшие
Спи, не воротятся
гуси да лебеди.
ПРИЗНАКИ МАРТА
Ностальгия по марту
Вороны мои и вороны
прилетели ко мне под окно,
пересчитывать вас я устала,
что вы перья чистите, гадкие.
Вороны мои и вороны
что-то молча сидят, не каркают,
видно, ждут от меня знака,
а я -- про значенья и признаки.
Признаков много у марта:
первый -- вороны и вороны,
второй -- болею себе на здоровье,
третий -- на улицу как кошку тянет,
послать бы к чёрту эту работу,
четвёртый -- вокруг мужики похотливые,
задать бы им по первое марта.
Вороны мои и вороны
ждали что-то да и закаркали,
я им: «кыш! кыш!» -- они улетели,
жаль, что сама я не каркаю, --
рассказала бы им,
как девушка одна не заплакала...
Вот и ещё один признак у марта --
не плачь весной, детка,
уже распустились тюльпаны.
* * *
Выйду завтра из дома --
забор у обочины,
на заборе Христос
висит приколоченный,
не мигает,
не плачет,
отца не кричит,
просто тихо, спокойно
распятый висит.
На заборе галдят,
как апрель,
воробьи.
Я смотрю,
а внутри --
шевельнулось внутри.
Может, сердце,
а может --
кусочек души
не стучит
и не стонет,
а просто лежит.
Я потрогала пальцем
зелёный забор,
одуванчик растёт
под забором,
как вор.
Шарф сняла
и закрыла
забор и Христа --
пусть не видит никто.
...за сестрою пошла.
Стихотворение на античный сюжет
О сыне усыновлённой души,
о её же дочери
и ещё одном ребёнке,
без рамы,
обложки,
пюпитра,
собравшихся за одним столом
с одним на всех яблоком,
речь веду.
-- Подайте на пропитание, --
вошедший карлик помялся,
с ноги на ногу переваливаясь,
получил яблоко и ушёл.
Вошла Елена, в морщинах,
без грима.
Троица встала.
P.S.
Так не состоялась
Троянская война
Ноябрь
Владелица листьев живых, земных,
омытых снегом, слезой, дождём.
Отпетых словом и ноябрём,
опавших разом,
рядом
в ладонь.
Когда пришёл человек с ружьём
стрелять по листьям опять. Потом...
бежала от листьев своих,
идущих горлом, --
прилив-отлив --
их вновь искала по всем лесам,
по-над горизонтом... И только Сам
пришёл смотреть в глаза бородой
с железной и костяной тоской,
идущей горлом, --
отлив-покой --
студёным оловом
на постой...
И с губ исчезло ее скупых:
«Забудь. Что в листьях тебе моих?»
* * *
Черная речка --
Кисельные берега.
Любила поэта,
Любила поэта,
Ушла.
По трем дорогам
на все четыре стороны
от черной речки.
В кисельные берега
Руки окунала кисейная женщина.
Постояла, поплакала,
Ушла.
Дождь от лица отскакивал.
Умер -- не умер --
Ей воды с лица не пить:
Поэта ли,
другого мужчину,
Любовь ли,
Отсутствие воздуха,
Быть,
жить,
курить…
Что убило поэта?
… можно голову срубить
дождь пройдет
на медном блюде
будет голову носить
кисейная женщина
вдоль кисельных берегов,
постоит,
перекрестится,
люди посмотрят…
и так далее --
по трем дорогам
на все четыре стороны.
Три плача
-- О Пушкине ли плачешь?
-- О Пушкине.
-- Не плачь, козлик,
не плачь, серенький.
Видишь, бабушка ходит с палочкой,
волк выбежит -- она его ударит.
Убежит волчище в лес дремучий.
-- О Пушкине плачешь?
-- О Пушкине.
Весь Пушкин не умрёт:
рожки да ножки людям останутся.
Рожки да ножки -- сущность культуры.
-- О Моцарте плачешь?
-- О Моцарте.
Не плачь, козлик,
не плачь, серенький.
А я всё о ножках, о сказках Пушкина.
...Моцарт выпил без него --
точку поставил.
Велик гений.
Велик гений.
Гений велик.
Сальери не вздрогнул.
Дар Изоры!
-- О козлике ли плачешь?
-- О козлике.
-- Не плачь, бабка, не плачь, старая.
Плохая у тебя палка, плохая,
коли козла сама в лес гонит.
И глаза твои плохие, не видят,
что волка давно Сальери сменили,
за каждою спичкой -- Евгений Онегин,
а волк, козёл и капуста --
вещи
несовместные.
Всё плачешь, бабка,
всё плачешь, старая.
Вот и остались нам
рожки да ножки --
десять томов
культуры нетленной.
Творчество
Образы, образцы, образа,
Образчики, изразец…
Плюнь в колодец и напиши:
«Уже плевали»,
чтоб другим не повадно было.
P.S. Уже плюнула,
Вот поэтому еще раз и хочется.
* * *
Сила каждого -- в этом городе
Говорю вам без навыков лжи
Тянет к морю, асфальтовым набережным,
К каменным истинам лечь костьми,
В снега ворохи лицо спрятать,
Холодное в груди к ледяному прижать,
А потом гулять по проспектам
Снежной бабой и посохом Мороза
Слова убивать.
* * *
Только к окну подойду --
Холод и тьма,
И от мороза желтей
Наша луна,
И от мороза бледны
Пальцы мои,
И от того так черны
Эти стихи.
На синем огне греть
Слов кипяток:
Миру по букве подать --
Света глоток.
* * *
Идти по марту босиком
наружу сердцем --
мёртвым мясом,
и в землю мягкую плевком
впечатать пару грязных матов.
поправить волосы и дальше
пальто асфальты подметать,
забыв про горло и про насморк,
за воробьями наблюдать.
И тленный воздух горлом всем
впускать в себя:
Так ярко солнце!
И жизни радоваться, мать,
любить евреев и японцев
* * *
Я готова,
готова быть,
быть.
По асфальтовым рекам --
речь -- усилие горлом --
плыть.
По... поднималась
рука к звонку.
Стоп.
Опустилась.
Слёзы -- усилие без воли --
не получилось.
Опустилась.
Слёзы -- усилие без воли --
не получилось.
Я готова, готова быть, быть.
Быть -- усилие жизни --
снова быть.
Тема с вариациями
Быть в мире, где так мало есть мужчин,
Где жеребец тебе бретельку поправляет,
Юнец с метафизической усталостью в глазах
О Дао беспрестанно вопрошает,
Где на диванах разлагаются останки,
Того, что было, в стареньком трико,
Где вкруг бутылки и консервной банки
Цитируют Бодлера и Фуко…
Быть в мире, где как мамонты мужчины,
Я думаю, наверно, есть причины.
* * *
Неделю зной,
Неделю май,
Неделю жарко обнимай,
Пока, как маленький щенок,
В колени тыкается ног,
Пока ещё не приручён,
Пока ты пред --
Почти влюблен,
Пока не пал,
Пока звонок
Не выстрелил тебе в висок,
Пока игривее «люблю»
Не вставил в вену, как иглу,
Пока ещё стучат дожди,
Возьми заживо сожги.
* * *
Быть в мире, где антитеза
Есть способ существования,
Там
Себя, белого, днём, снабдив перьями для подобности,
Выпускать, как шар в небо, на коротком поводке,
Показывать прохожим и кричать «ай-лю-лю».
Там
Себя, черного, ночью сажать в кресло напротив,
Рисовать ему рожки, заставлять высовывать язык,
Смеяться и плакать, гладить его по головке.
Там
Для пущего интереса менять их местами:
Черненького выпускать днём, а белого -- ночью.
Кругом и так много серого.
* * *
Липкий август к телу приник,
и скала на меня сверху -- вниз
положила своих стрекоз,
прилепила своих цикад,
что, как вчера,
опять не спят,
подарила своих комаров,
чтобы ночью давать им кров,
а с утра пробуждает мух,
чтобы потного тела дух,
уносили на лапках своих
в выси верх,
где ковыль притих.
* * *
Быть в мире, где много мух мешают,
Полёту, наверно, несложно.
Сидеть за чашечкой чаю,
Вспоминать «я к вам летал,
Летать еще, быть может»,
Знать, что все авиарейсы по расписанию,
А кто-то третий готовит кофе.
Приходить опять в это место,
За этот столик,
Ты почти равнодушная птица,
Думаешь, стоит ли заниматься
Сравнительным анализом усов и бород,
Ведь ты любишь чайные розы,
А тюльпаны всегда получаешь.
Сидишь почти что вдвоём в этом мире…
Слова с края луны
Поэма-пастораль
- На берегу тоскует море.
- Я там сидела.
- Автор
1.
Траву тогда упругую шатало.
Тела качали, кажется, деревья,
О ноги ветер бился, Юля пела,
Смотрела сны, на море не глядела.
По камням крабы бегали, шуршали,
Моллюски в тине спали, тишина…
И с краешка Луны слова упали.
Кто первым поднял их?
Второй читала я.
2.
Лежу на песке,
Брюхо свое грею,
Руки и грудь.
Солнце на зад сядет --
Стану совсем тонкой,
В море лежать поползу.
Камешки, крабики, рыбки,
Мокрое солнце и небо,
Небо, ползущее в море,
Длинное море и я.
3.
У сумерек своя погода,
На взгляд простого идиота --
Тихо очень.
Где волны берег шевелят,
Выходит рой, а, может, ряд
Хотящих в небо -- суть моллюсков.
Тогда закрой глаза и слушай скреб
Движенья раковин скрипящих --
Пути начало.
4.
Девушка палку в Луну бросала --
Долетит -- значит любит.
Ходила, сучки да задоринки собирала, --
Так и не видела, как та упала.
Вот и я не знаю закона притяжения земли.
5.
Как трепетный моллюск,
Взлетевший в небо,
Оставив дом
И паспорт в этом доме,
Я по дороге мчусь,
И хочется на волю,
И пар из-под колес,
И дышит море.
6.
Сила неба, как и сила воли,
Притяжение земли,
Корень квадратный из минус единицы…
Когда-нибудь это должно случится.
И падать совсем не больно,
Даже с последней ступеньки.
7.
Перебирая домики
Взлетевших, безумных моллюсков, думаю о себе:
«не поздно ли ползти, членистоногая,
примет ли тебя небо,
когда другие в домах, домовинах?»
8.
Усилие, выйти из моря,
на брюхе ползти,
не дышать
как больно дышать,
как больно,
еще не умеет сказать
холодное мягкое тело.
И только вперед,
а дальше --
колючий песок пересечь,
вонзается в нежное сердце
угля деревянная твердь.
Холодное мягкое тело
коробит хитина щит,
под пыткой палящего в полдень
так трудно его тащить.
9.
Грубеющий нежный остов,
Забывший про слово «спать»,
По стеблю взбирается в небо
За разрешеньем летать.
Грубеющий нежный остов
глядел на меня сквозь очки ,
а пальцы у рук… боже! Деды!
Так мерзки, так липки, склизки.
А остову хочется в небо.
Я в руки его взяла
И в небо, горя любопытством,
Глаза свои подняла.
10.
Летят по небу караваны
И караваи, корабли.
Ты глянь, а Гога-то зевает.
-- Что, Гога?
-- Да тоски…тоски, вот черт,
Не оберешся. Все небо, так…
Кури, кури. Скорей бы спать.
Да небо. Небо, небо, небо,
Всем надо небо, чтоб лететь.
11.
Дедал учил летать моллюсков,
Икар учил моллюсков падать,
Кран воду лить и воду капать,
Пить воду из-под крана, плакать.
Не верить он учил -- летать,
Оставить дом, хитина короб --
И тело скользкое в пути,
Быть может, по дороге в море.
12.
Я раковины эти собирала.
На шее нить,
Висят они на шее.
Вот он тогда придумал Галатею,
а я -- моллюсков…
Выпорхнув из моря,
назад они вернуться не хотят,
а захотят -- никто не сможет:
на шее раковинный ряд,
колеблет шаг его…
А море мел все гложет.
13.
Всплеск, так ступают стопы.
Нагим уходит в море тело,
искать,
найти хитин,
одеть, а после сбросить.
И после «после»
Чья-то подберет рука
надеть его на нить.
А тело просит…
Просит,
чтобы крылья,
чтобы в небеса.
14.
«…не можно море превозмочь
моллюскам, вышедшим из моря.
У каждой твари свое море.
Моллюскам хочется летать!
Моллюски, шагом марш все в море!
Вот этот карнавальный ряд
Младенцев, бредящих полетом.
Из люльки падавший хоть раз
В другой раз станет идиотом…»
15.
Мне надоело слушать Гогу,
И я по берегу брела,
Моллюсков, бредящих полетом,
Сжимала влажная рука.
Уже почти сияли звезды,
и я на лодке поплыла,
воды черпнула и моллюсков
сквозь небо морю отдала.
И снова по песку бреду,
пиная домики моллюсков,
на небо сквозь очки гляжу:
вот вечер, и настали звезды.
Дым от костра, морали Гоги,
Картошка с кожурой и хлеб,
писк комаров, раскаты грома
дождь мокр, костер, веселый смех…
И снова, голову задравши,
в тишайший раковин полет
я вижу молнией палящий
ночной гневливый небосвод.
Я радостно кричала Гогу.
Он где-то ползал. «Вон летят!»
Но летом коротки так грозы,
пока дожди не зарядят.
Рассеялось. В ночное небо
Луна вкатилась невпопад.
Я видела… А завтра снова
Моллюски в небо захотят.
P.S.
-- Какая гадость!
-- Вы про заливную рыбу?
-- Нет, моллюски.
-- Вам не нравится?
-- Я же не жил у моря.
(из разговора Гоги в ресторане)