Привыкание

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Алексей Сидоров

ПРИВЫКАНИЕ

 
 


* * *


Жизнь твоя постепенно сводится к надписям на стене:
По утрам, просыпаясь, сладко шептать «I love you».
Вечером ищешь veritas в красном (белом) вине,
Засыпая, надеешься: сон обернется явью,

Как лягушка — царевной. В горле застрянет мат.
Надоела наивность. Да и вообще — не в моде.
(«Даша + Саша = любовь»надпись над
Трещиной в стенке.) Пора развеяться, отдохнуть на природе.

На оброненной кем-то перчатке найдешь клеща.
Увидишь и удивишься: вот расплодилась живность.
Солнцу подставишь лицо, ничего не ища —
И простишь себя за наивность.
 
 

* * *


Катастрофа закончилась. Show must go on.
Жизнь, как ни крути, обязана продолжаться.
Пара в зале. Плачет она: «Ди Каприо жалко...»
И привычным движеньем ее обнимает он.

И все это сразу напоминает сон
С обязательной смертью в конце обоих.
А проснувшись, глядишь на цветы на обоях,
Понимая при этом: значит, опять спасен.

Те, кто выжил при катастрофе, живут сто лет —
Смерти стыдно, наверное, за свою оплошность.
Иногда, во сне они тоже бывают в прошлом —
Там, где стынет в холодной морской воде горячий обед.

И внезапно ты понимаешь, что ты и есть
Этот самый, непотопляемый, как казалось, Q Титаник».
Тупо мечутся мысли. Нет никого в океане.
Капитан, захлебнувшись волной, успевает отдать ей честь.
 
 

* * *


Знаешь, ты похожа на моего ангела.
Пожалуйста, постой там и не вертись.
Да, только эта родинка... Ах, мамина!
А я, говоришь, вылитый, какой-не помню, артист?

Девочка, все это еще не повод знакомиться.
Для разговоров на улице почти не осталось тем.
Дождь, не успев начаться, уже закончился.
(Стоит ли избегать проверенных временем схем.)

И какая разница, о чем говорить на улице,
И какая разница, о чем говорить вообще.
Ветер поднялся. Давай-ка, возьми, закутайся.
Хорошо, что я вышел сегодня из дому в этом плаще.

Хочешь, я расскажу печальную сказку про ангелов?
Мы созвонимся, поговорим о всяческих мелочах.
Пусть это не кончится мелодрамою.
Можно погреться в кафе. Пирожное, кофе, чай?
 
 

* * *


Несколько черных и белых черточек
Впереди, без тебя, несколько черствых ночей и дней.
Грызть сухарики их. Часы отобьют чечеточку.
Ты приедешь, и этот город станет чуть-чуть светлей.

Грех печалиться о судьбе. Ведь времени
Лед бывает куда прочнее и толще. Так,
Что объятий его не выдержат талии лайнеров,
На которых теперь все красавицы видят себя в мечтах,

Вместе с дерзкими юношами, без роду, без племени...
Да, мелодрамы всегда отвлекают от некоторых мелочей,
Как я теперь отвлекаю себя от времени:
Несколько черных и белых черточек, дней и ночей.
 
 

* * *


Если об этом, как в письмах, коротко,
Что я делал все это время: ждал звонка, когда дома,
Вечером выходил прогуляться по городу,
Всматривался в лица прохожих, пытаясь найти знакомых.

Нынче на улице могут спросить сигарету,
Заговорить об Иисусе Христе, задать вопрос Q Сколько время?»
Кожей чувствуешь, что наступило лето.
Что нужно в городе летом страннику, денег кроме...

Видишь, живу без тебя. Неделя идет за неделею.
Легкое опьянение — и ненавязчивое похмелье.
Просто живу. Почти ничего не делаю.
Времени море привыкаю ногами мерить.
 
 

* * *


Сквозь прозрачное сито осени уходят последние листья.
Ночью уходят за ветром, вспомнив детство, играют в прятки.
До весны их проищешь взглядом. Но иероглифы веток
Восстановят знакомый здесь со времен поднебесной порядок

В мыслях. Тревога мешает ловить впечатленья.
Все, что делаешь осенью — копишь воспоминанья.
Страх заглушаем бывает обычно ленью.
Осенью ноги ведут почему-то к морю.

Море — символ стабильности. Но и оно замерзнет,
К радости тех, кто любит ходить по воде ногами.
До зимы еще далеко. Потому ее козни
Кажутся детскими шалостями с температурой.
 
 

* * *


Это очень похоже — выпадет да растает.
Только в самом начале хочешь играть в снежки,
Веселишься, дурачишься — вот и она, простая,
Вот она, синица уже не боится твоей руки.

Только ты хорош — ее не отпустишь с миром,
Как следы машин — следы неизбежных ссор,
И вот то, что было белым, пушистым, милым
Превратилось в серый, сырой некрасивый вздор.

А потом покрывает все ледяною коркой,
А потом на этом месте растет трава,
А потом остается грустный слепок на полке.
Он, как водится, умер. Она, как всегда, жива.