Going In To Piss Out

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Мx

ПОШЕЛ ПОПИСЯТЬ

Пошел пописять, значит. Второй день на работе после блистательного, совершенно блистательного рождественского холидея в городе-герое Сингапуре. В первый день -- только вернулся на родину, с поезда, едва подмывшись и побрившись, покандюхал на трамвай -- и тут меня обосрали. Голуби мира. Едва почувствовал себя белым человеком, едва захотелось быть английским колонизатором и в тропическом шлеме на харлее рассекать с девчонкой между пальм, как на тебе. Леонидыч, правда, сказал, что это хорошая примета -- он аж на табуретку сел от того, какая это хорошая примета. По-моему, даже позавидовал немножко.
Н-да, а я, значит пописять пошел. Нет, на самом-то деле, я пошел покакать в конце трудового дня. Но тут есть одна маленькая неувязочка -- никто из консульских не знает, что какать я люблю, читая. И дома всегда так делаю. А что в этом плохого. На работе лучше -- можно минут на десять-пятнадцать пропасть в сортире с Нью-Йоркером. Сидишь себе, читаешь, оправляешься по ходу дела -- красота, никто не мешает. Правда мимо секретарши приходится шагать с ужасно деловым видом, свернув журнал в трубочку -- типа по делу в коммерческую службу ушел.
Сижу значит, статью про Марселя Дюшена читаю. Кишечником двигаю помаленьку. Тут какой-то страдалец в сортир вбегает. Мне его не видно, ему меня тоже. Он быстренько кал метнул и ходу оттуда -- горит прямо парень на работе. Вот только на выходе чего-то замешкался, замком пощелкал, и все стихло.
А замки, надо сказать у нас в конторе особые -- цифровые. Приехали умельцы из спецслужб и везде понапихали замков с секретиками: хочешь в лифт попасть -- один код набираешь, хочешь на балкон выйти покурить -- другой. Весело было, когда они в одночасье все коды поменяли: тогда как раз наши могучие державы шпионов друг у друга из подмышек выкусывали. Девки из коммерческого ходили, помню, от злости красные -- ни юбку тебе подтянуть, ни локон, там, поправить. Никто ж не учил, что работникам госдепа еще и память на цифры тренировать нужно.
Вот, ну а я свои дела закончил потихоньку, смыл полный бачок -- как учили, -- ручонки сполоснул, принял снова деловой вид -- и на выход. Мол, вернулся с важной встречи с коммерческим атташе. Не тут-то... за ту минуту, что я с бачком возился и салфетку из хреновницы этой доставал, с хитрым цифровым замком имени Госдепартамента США произошло что-то непоправимое. А именно: он сломался. Собачка прощелкивается, а дверь не открывает. Ну и не лает, не кусает, понятно. Опаньки, что называется.
Так, сказал я себе. Случай классический. Заперт в сортире. За день до Нового года. Наверху девки уже отмечать начинают, а я тут. С Марселем Дюшеном в кулаке. Так.
Аналитический мозг сразу начал просчитывать ситуацию. Пальцами замок не открыть. Дверь крепкая. Этаж примерно третий. Замок надежный. Выхода нет. Надо разбирать. А чем -- вокруг только туалетная бумага, да вонючее американское жидкое мыло? Я походил по сортиру, заглянул в подсобку -- ведро с тряпкой, в шкафчик под умывальником -- какой-то насос, похожий на клизму. Подергал за трубу с проводкой -- привинчена намертво, сука, как и замок этот золингеновской стали. Тоже пальцами не вывернешь. А с собой -- ни ножика перочиного, ни ключей -- только Марсель Дюшен с фотки в Нью-Йоркере скалится. Пряжкой от ремня в шурупы потыкал -- гнется, зараза. Ногтем попытался отколупать распределитель для салфеток с мыслью поживиться какой-нибудь железкой -- куда там...
Ладно -- ржать будут, конечно, но надо на помощь звать. А что -- «хорошо, что не с вами такое», скажу. В общем единственно верный способ избрал. Стою, как дурак, прижав ухо к щелочке, слушаю. А наверху уже веселье начинается... ну, думаю, счас кому-нибудь отлить приспичит... А им хоть бы хны.
Минут десять прошло. Я панике не поддаюсь, жду. Ага, шаги.
-- Эй, народ, говорю вполголоса, -- есть кто на лестнице.
-- Ага, это я только что на лестницу вышел, -- Леха из коммерческого, обстоятельный такой. Но понял с лету: видать, подсознательно любовь к замкам во всех сидит -- или же видиков насмотрелись: -- Ты там что, застрял?
-- Да тут, понимаешь, замок заело, скотину.
Попробовал он, пальцами кнопочки понажимал.
-- Ну что, -- спрашивает, -- открылся?
-- Какой там хер открылся, я же внутри... Ты поди Гранту скажи, что их ебучий замок одним местом накрылся, пусть мне отвертку под дверь подсунет...
Пока он бегал, я щелочку под дверью проверил: нож столовый бы пролез, да и отвертка, пожалуй, тоже пройдет -- только о-очень плоская. Двери, видите ли, у нас тоже на совесть сработаны.
Тут на лестнице запричитали. Леха собрал всех -- уборщиц, коллег, охрану, даже шефиня притащилась. Уборщицы простодушные, нервно прихихикивая, мне сочувствовали. Коллеги думали, что я их разыгрываю: эй Макс, а чего ты туда залез? Уж больно случай классический, им все никак не верилось, что перед Новым годом такое может случиться. Шефиня по пути с какой-то культпросветфункции истерично заржала и сообщила, что увидит меня на следующий год.
-- Зато я тут писать и какать вдоволь могу, -- только и смог отплеваться я. Ладно, ей-то что. Мужиков жалко: на все консульство три женских сортира и всего один мужской -- в соответствии с половой пропорцией.
Вот ребята и старались: Грант и двое его подчиненных тем временем пыхтели, пытаясь вывернуть замок снаружи. От мысли спустить мне отвертку из женской уборной сверху через незаделанную дыру в потолке они уже отказались: линолеум сдирать перед Новым годом никому не хотелось. Двери выламывать -- тоже. Решили обойтись малой кровью, но снаружи замок выворачиваться не хотел -- говорю же, секретный. Собачка не шевелилась. За окном темнело. Сверху доносились взрывы хохота: только ленивый не совершил уже экскурсию к мужскому туалету на третьем примерно этаже.
Через полчаса Грант сказал:
-- Окей, Макс, мы сейчас поставим снизу лестницу, я приду и передам тебе скрюдрайвер. Жди.
И потянулись томительные минуты ожиданья. Народ устал смеяться, поверил в невозможность просходящего и разошелся по каморкам. За дверью всплыл эфемерный голос Таньки-библиотекарши:
-- Макс, так ты там долго еще сидеть будешь?
-- А что? -- тупо спросил я.
-- Да тут зарплату авансом давать начали.
-- Так возьми же ее за меня, годдэмит! -- заорал я. Зарплата была нужнее всего прочего. Кассирша Людка раздавала ее только потому, что деньги перед Новым годом нужны были ей самой. А авансом -- потому что посольская бухгалтерша в Москве за два дня до хэппи нью ера отвалила на больничный после какой-то косметической операции и забыла прислать нам соответствующий кэйбл.
Тут пришел самый главный Джон, муж генконсульши, и начал координировать спасательные операции. Делал он это так: сначала потычет пальцем в пумпочки:
-- Ну что, говорит, никак?
-- Никак, -- отвечаю.
Потом подойдет к окну:
-- Ты там Гранта не видишь?
-- Пока нет, -- отвечаю. -- А он с какой стороны появиться должен? Может, он хеликоптер себе намылит?
-- Да нет, -- отвечает флегматично Джон, -- это вряд ли. -- И снова код на замке набрать пытается.
Марсель Дюшен, глядя на меня с журнального разворота, открыто веселился.
Что ж это я, а? Сейчас ко мне народ вломится, а я тут с журналом, как идиот? Не пойдет так, решил я. Рассупонился, засунул Дющена в трусы, сверху рубашку припустил, щелкнул ремнем -- все, красота, замаскировался.
Смотрю в окно -- а там наши на Пушкинской уже оцепление выставили. Машины тормозят, какая-то бабулька с тротуара глазеет: чего это американцы на ночь глядя там затеяли. Я рамы от переплета отодрал, высунулся -- но осторожненько, чтоб Дюшена в джинсах не помять -- еть твою на фиг... Где ж они такую стремянку-то откопали? Дюралевая макаронина раздвижная, от ветра качается, снизу ее два негра поддерживают, а наверх уже Грант героически ползет. Да только ему до окна моего примерно метра не хватает.
Я ему кричу:
-- Грант, давай отвертку и спасибо, тут холодно очень, я сам.
А он мне, вися над бездной, вежливо отвечает:
-- Нет уж, Макс, позволь мне. Это моя работа. А кроме того, вниз мне уже не слезть.
...Одно могу сказать -- подтягивался до моего подоконника он долго. Я уже все фильмы про Шварцнеггера вспомнил, пока его за воротник куртки втаскивал. Он только повторял:
-- Макс, итс олл райт. Итс перфектли олл райт.
Я ему говорю
-- Ох, Грант, я это... сорри, ты вон испачкался весь, давай я тебя отряхну. -- А Грант у нас всегда ходит как истинный джентльмен, у него даже курточка форменная отглажена, что у секьюрити вообще редкость. Пробор седой у него, правда, и на пушкинском сквозняке при минус 15 не растрепался.
-- Нет, -- отвечает Грант, -- спасибо Макс, лучше покажи мне, где этот факин сановэбитч у тебя тут заело.
Я таких слов от начальника охраны за полтора года совместной работы не слышал.
Отстранил он меня, начал скрюдрайвер к замку прилаживать.
-- Да, -- говорит, -- у нас тут проблема. Но ничего, мы его заменим.
-- Конечно, замените, -- отвечаю. -- Может помочь тебе чем? -- Потому что у него шурупчики эти секретные, Госдепартаментом США ввинченные в сихотэ-алиньскую древесину, под мозолистыми руками поддаваться никак не желают.
Короче, следующие пятнадцать минут мы с Грантом на пару шурупчики вывинчивали -- в среднем по пять минут на каждый. Джон в это время нам из-за двери аккомпанировал:
-- Ну что, никак?
-- Как, как, отвечаем мы. Как накакал... -- Но это я уже по-русски добавил, чтоб не обидеть.
Примерно через час, когда золингеновский секретный цифровой замок, поставленный присланной из Вашингтона бригадой специалистов, повис на каком-то стерженьке, я вышел из заточения.
-- Спасибо, джентльмены. -- Я пожал руки спасателям. -- Хорошо, что этаж не шестой, а я не леди.
-- А знаешь что, -- ответил мне Грант, проникновенно глядя в глаза, -- мы бы и тогда тебя спасли. Только через крышу.
Самое смешное, что когда в тиши своей конторской конурки я извлек из-за пазухи довольно помятый номер Нью-Йоркера, ехидный портрет Дюшена от вспотевшего живота пришлось отрывать: он весь намок и съежился, ошеломленный благородством и эффективностью простых американских спасателей.
А вы говорите, что в консульстве работать хорошо. Тут покакать сходить -- и то проблема.