Впервые напечатан в газете «Новый Американец», Нъю-Йорк,
# 242, 11 октября 1984 г.
-- Вы позволите мне идти рядом с Вами? -- говорил человек, чуть выше
среднего роста, в длинном кожаном пальто, обращаясь к высокому, слегка
сутулому человеку в черном застегнутом на все пуговицы пальто и кепке с
длинным козырьком, наполовину закрывавшем его лицо, отчего возраст определить
представлялось весьма трудным делом. -- Я давно хотел Вам сказать, вернее
спросить, еще вернее посоветоваться, впрочем... -- торопился, путаясь и
заикаясь, человек средних лет, спотыкаясь в своем длинном не по росту пальто.
Человек в черном наглухо застегнутом полупальто, полуфренче, как бы не
слышал обращенных к нему слов; он шел тем размашистым шагом, каким ходят
высокие, вечно в себя уставившиеся люди, думая о своем. -- Да, что же Вы
молчите, наконец? Ну не собака же я? Собака лает, а караван идет -- так
что ли? У Вас во-он какие длинные ноги, а у меня как-никак поменьше будут...
И что же это получается, мы что не люди с Вами? Ах да да да, я и забыл
совсем, ведь не овца бегает за волком, упрашивая чтоб он ее сьел, а кролик
сам лезет в пасть удава, потому что... Да послушайте же Вы, товарищ, дорогой,
гражданин, дядя или как Вас там? И потом, неужели Вам неинтересно откуда
я вдруг взялся на Вашу голову?
Собеседник, или благодарный с приставкой «не», слушатель -- никак не
прореагировал на такое лирическое отступление.
-- Ну да ладно, нет так нет, воля Ваша, но на вопрос, который я Вам
задам, Вы мне ответите. Никуда не денетесь. Это уж я знаю точно. И знаете
почему? Да потому что не часто, а появляются статьи Ваши в прессе, и вот
я с Вашего позволения или НЕпозволения слежу за ними.
Какой Вы человек я не знаю, какая голова у Вас -- знаю. Потому и подошел
к Вам. Но ближе к делу. -- Итак, -- он сморщился, отчего крупные его, даже
чересчур выразительные черты лица, обрели выражение ужаса, стыда, отвращения,
брезгливости и еще еще чего-то, что никак не укладывается в рамки ни одного
из известных человечеству отпределений. -- Вы обязаны, Вы должны знать.
Это Ваша профессия -- знать -- откуда берется успокоенность?
Суть не в том. В чем же все-таки дело? Ведь люди окружают нас, много
людей, разных -- хуже, лучше. Мы и сами хуже, лучше вчера и сегодня, завтра.
Все в конце-концов можно обьяснить, успокоенных -- определенный процент
да т.е. я хочу сказать каждой твари по паре; есть всякий, но так чтобы
куда ни плюнь -- успокоенный -- а это значит тишь тишина тишайшая бездонная
глушь. И... никакого просвета. На вопрос, да как же так можно?
Ведь мы с тобой, помнишь? Или.. да мало ли можно привести вопросов
в том же духе, ответ стеретипен: Ну и что? Или: да ну... И так везде везде
везде, что это что же это такое? Может быть Вы мне скажете, что это такое?
-- Человек средних лет, наконец, умолк; упрямо шагая рядом, он ждал. И
дождался. -- Время, -- глухо изрек человек в наглухо застегнутом пальто.
На этот раз непрошенный попутчик никак не откликнулся, по-видимому его
не удовлетворил такой чрезмерно насыщенный ответ. И опять дождался. --
Такое -- еще глуше изрек человек в черном пальто.
Кожаный человек хотел сдержаться, но как видно его лимит сдержанности,
исчерпался. -- А что же делать? Время! Время такое-сякое, кто виноват,
что такое время? Вы. Я. Кто? -- Вероятно, он бы долго еще говорил на эту
животрепещущую тему, если бы человек в черном не отрезал, коротку рубанув:
Жить. Прощайте, -- без перехода, сказал он исчезая в подьезде многоэтажного
старого дома. Это «прощайте» сказанное совсем спокойно, даже может быть
успокоенно, мгновенно вернуло кожаного человека на землю. Но долго еще
шел он по улице, на разные лады повторяя «жить», «жить», «жить», «жить»
что-то упорно соображая взвешивая доказывая размышляя, не находя себе на
этой земле места, долго пока не исчез из виду.