Speaking In Tongues
Лавка Языков
Сони и медведи
Маленькие сони живут в малинниках. Честно говоря, даже непонятно, почему
их называют сонями — ничего сонного в них нет. Напротив, они очень энергичные
и деловитые существа.
В качестве доказательства, надо отметить, что сони встают, когда на
небе еще видны звезды. Сони считают, что самые вкусные звезды — утренние,
и что они тают, потому что другие, небесные сони, растворяют их в туманном
молоке и едят на завтрак. Сами сони едят на завтрак крошечные бисквитные
печенья, тоже растворенные в молоке — правда, в самом обычном.
Сони маленькие, но их ближайшими родственниками являются большие лесные
медведи. Сони считают, что все медведи родились в малиннике в незапамятные
времена и жили там, пока Сонн не поссорился со Снумом, и Снум не увел половину
соней жить в чаще. Те сони питались шишками и выросли в медведей, а эти
питались печеньем, молоком и малиной и остались маленькими.
Потом сони помирились с медведями, но так и остались жить порознь —
медведи уже не помещались под малиновыми кустами. Однако и теперь медведи
ходят в малинник в гости и просиживают с сонями по целым дням, угощаясь
малиной и беседуя о бабочках, о музыке и о зиме.
Сони и Бабочка
Это было весной.
Весной сони пекут печенья и считают звезды. И то, и то отнимает у соней
очень много сил и времени: надо испечь ни в коем случае не меньше крошечных
бисквитов, чем звезд на небе. Все это потому, что в сонях очень развиты
родственные чувства: малиновые сони считают, что должны быть готовы помочь
небесным соням, если на небе случатся какие-нибудь перебои с едой. Правда,
пока что к ним никто за помощью не обращался, и каждую зиму перед спячкой
сони пускают несъеденные печенья ночью по реке, чтобы те плыли в черной
воде, как маленькие звезды, и давали небесным соням понять, что в случае
всего — всегда пожалуйста. На некоторые печенья сони устанавливают маленькие
горящие свечки — просто так.
Так вот, это было весной. Сони возились в пекарне, когда туда залетела
Бабочка. Это была огромная, совершенно огромная Бабочка, и в какую-то минуту
соням показалось, что к ним залетела целая весенняя поляна, вся в цветах,
ручейках и шелковой, сверкающей траве. От крыльев Бабочки поднимался ветер
и сметал со стола муку и сахар, и постепенно соням стало казаться, что
Бабочку заволокло туманом. В тумане она казалась еще красивей, а муки и
сахара в воздухе становилось все больше и больше, так, что сони совсем
перестали видеть Бабочку, и только стояли, замерев от восхищения, посреди
огромного мучного снегопада. А когда вся мука и весь сахар осели, никакой
Бабочки в пекарне уже не было. Но сони еще долго стояли, замерев, и думали
обо всей этой невозможной красоте.
Сони и Большая Медведица
А сони и не знали, что кроме лесных медведей есть медведи небесные.
Узнали они об этом случайно, в июле, в медвежий летний праздник, когда
медведи съели по полной лапе меда «за небесную братию». Небесных медведей
было двое — Большой и Маленький. Маленький, оказывается, помогал медведям
найти дорогу из дому в малинник, а Большой — из малинника домой. Медведи
долго пытались объяснить соням, как это происходит, но сони были так огорошены
новостью, что совсем ничего не понимали, и от непониманию почувствовавли
себя ужасно уставшими, так что медведям пришлось осторожно нести их в малинник
и там укладывать в кроватки. А сони покачивались на медвежих лапах, и им
снилось, что Большой Небесный Медведь везет их к небесным соням на широкой
мягкой спине.
Сони и река
Однажды весной сони пошли в лес и на месте ручья случайно обнаружили
реку. Обычно сони относились к ручью очень нежно: переходя, мочили в нем
круглые пушистые лапки и топали по песку, оставляя мягкие круглые следы.
К реке сони совсем не были готовы. Все вокруг сразу стало другим: пол-леса
лежало за рекой, а пол — перед рекой, и перейти реку на коротких лапах
не было никакой возможности. Сони немножко походили по берегу туда и сюда
и отправились домой.
На следующий день сони снова пошли в лес. Все дело было в том, что
соням нужен был подсосновый мох — такой особый мох, который растет под
соснами. Мохом сони набивали мягкие барабанчики, сшитые из дубовых листьев;
на таких барабанчиках (и еще на гулких раковинах лесных улиток) сони играли
вальсы после обеда. Однако река по прежнему была рекой, а лапки соней совсем
не удлинились со вчерашнего дня.
Вечером сони долго совещались, а утром склеили смолой несколько ракушек
и, покряхтывая, понесли их к реке. Ракушковый плот покачивался на речных
волнах, сони осторожно перебрались на него, и стали, тесно обнявшись для
храбрости. Плот двигался, подскакивая на маленьких камешках, и тогда сони
обнимались еще теснее. Наконец река стала узкой, потом — совсем узкой,
и, наконец, плот застрял между двух речных берегов. Но по дороге его поворачивало
столько раз, что теперь сони не знали, на какой берег им надо сойти, чтобы
попасть в родной малинник, а на какой — чтобы идти за мхом в большой лес.
Тогда сони побрели, куда глаза глядят, и, к счастью, скоро оказались дома.
Тогда сони научились набивать барабанчики паутиной и больше не ходили
к реке.
Сони и плед
Плед жил у соней много-много лет, но он был слишком большой,чтобы под
ним спать: за ночь сони терялись под пледом и с утра еле-еле находили дорогу
наружу. Поэтому плед лежал себе и лежал, а бережливые сони честно выбивали
его весной, а зимой чистили снегом, твердо зная, что рано или поздно плед
пригодится.
И вдруг осенью один соня заболел. Он лежал и постанывал, у него болел
живот, он дрожал, а лоб был горячим, и на шерстке блестели тяжелые капли
испарины. Его поили малиновым отваром, и настойкой из дубовых листьев,
и клали на лоб компресс, но соне все равно было очень плохо. Иногда он
открывал глаза, и ему казалось, что все вокруг плывет и качается, а от
стоит совсем один-одинешенек на плоту, плывущем под холодным мокрым ветром.
Соня опять закрывал глаза, и ему становилось темно и страшно.
И тогда что-то защекотало у сони в носу, и в комнате запахло зимним
снегом и весенними цветами, и соня опять открыл глаза: в носу у него была
бахрома пледа, и сам он был укрыт пледом, сложенным во много-много раз,
так, что от него согревалась каждая клеточка сониного тела, а потеряться
было совсем невозможно. Сначала у сони согрелись лапы, потом уши, потом
хвост, и даже сонин живот перестал болеть от такого замечательного тепла.
И соня сам не заметил, как поплыл на плоту, но не под холодным ветром,
а под ласковым теплым солнцем, над головой его кружила Сахарная Бабочка,
а с другого берега махали лапами небесные медведи. Первый раз за три дня
соня спал.
А другой соня смотрел на него и смотрел, потом подоткнул плед, осторожно-осторожно,
так, чтобы не оставить холодному ветру ни одной щелочки, сел в большое
кресло и стал ждать утра, когда больной соня проснется уже совсем здоровым.
Ведь на всем свете соней было всего двое. Не считая, конечно, небесных.