Speaking In Tongues
Лавка Языков

Джакомо Леопарди

Новые верующие

 

Перевел Михаил Визель



 
       Мой друг Раньери! От моих писаний,
В которых я привык, как Соломон,
Жизнь называть исполненной страданий,
       Сант-Эльмо в гнев пришел и Кьятомон,
И в Лавинайо их не одобряют,
И на Толедо множество персон.
       Те, кто мошну на Рынке набивают,
И кто в кафе «Италия» весь год
За чашкой кофе чинно восседают,
       И те, кого ослы почти что влет
В Сант-Эльмо вносят на крутые склоны, —
В негодовании сошлись. И вот
       Грозит войной Неаполь возмущенный
И жаждет макароны защитить:
Пуста ли жизнь, когда есть макароны?
       Ах, этот вкус! Ну с чем его сравнить?
Лишь он один, без маковой росинки,
Насытит мир (коль правильно сварить).
       Скажу ли о султанке и сардинке?
Вернее счастье можно ли сыскать,
Чем с устричной дружиной поединки
       В кругу друзей? Чуть ночь — за ратью рать
Стекается к Святой Лючии, чтобы
Заняв столы, при свете звезд опять
       Дарами моря набивать утробы.
В защиту этих радостей земных
Заметнее исполненные злобой
       Тех голоса, кто ведает о них
Не понаслышке, и без перерыва
Готов везде им научать других.
       Со лба откинув купленную гриву,
Дыша зловонием на всех подряд,
Себя по ляжке хлопая спесиво,
       С высокими словами, что летят
Из уст его каленою стрелою,
Стоит храбрец Эльпидий. Он богат
       Любовью нимфы, что дарит красою
Полвека нас; найдя свой идеал,
Он будет счастлив вечно с ней одною!
       Французам вслед он небо презирал,
Когда ж узнал, что стал иным обычай,
Как флюгер, вмиг благочестивым стал,
       Зло распознал под тысячью обличий,
И воспылал усердьем и зовет
Меня «погибшим» и «врагом приличий».
       Беседует с старухами, поёт
Дев и Писанье, и за твердость в вере
Он, мнит, достоин рая. Смотрит в рот
       Ему, как ученик, добряк Галерий,
Оборотяся мордою своей
(Козлиной, волей неба, в полной мере).
       Он убежден, что смысл земных скорбей —
Быть нам во благо; и, к тому же, роком
Отставлен от Венериных затей,
       Навек отставлен, к мыслям о высоком
Он, просветленный, обращен вполне:
О жребии людском, что взыскан оком
       Господним и об осиянном дне
Поёт себе на радость; всюду с нами
Его труды, нас мучая вдвойне!
       И вот, идя наставника стопами,
Он поразить бы молнией хотел
Меня, вооружась его словами.
       «Прекрасен мир, Италия, удел
Земной блажен!» — гнусавит он без ладу,
Словно во сне, — «как ты роптать посмел?!»
       В него давно проникла ртуть, в награду
К дурной болезни, что он подцепил
И будет ползать, уподобясь гаду.
       Еще вчера врагом Христа он слыл,
Теперь — его (и прочих) оскорбляет
То, что я горькой жизнь провозгласил.
       И на того, кто только защищает
Иова с Соломоном, всех святых
С их житиями вместе напускает.
       Спокойствие, о други! Вам до сих
Людских несчастий дела вовсе нету:
Несчастных не сыскать среди пустых
       Голов. Слова за чистую монету
Не принимайте, ведь за них порой
Мой стих, не мысль, звать надобно к ответу.
       Так объяснюсь же: не всегда людской
Печали есть небесная причина,
Её ищите на земле самой!
       Идут страданья, как тропой ослиной,
От колыбели, подле нас сам-друг,
Куда бы не бросала нас судьбина!
       И если к вам беда приходит вдруг,
Не слышать и не знать — для вас спасенье,
Защита верная от лишних мук.
       Таким, как вы, неведомо сомненье —
Разбивший столько лучших душ утес.
Но впрочем, у меня обыкновенья
       Нет говорить впустую; вам принес
Тот промысел, барон в котором — Вито,
И тот, что стольких женщин вверх вознес,
       Всё, чего ищут ваши аппетиты.
Но Бесконечности и Красоте
Дорога к сердцу вашему закрыта.
       Вы — доблестные, сильные, вы — те,
Кто жизнью дорожит; мы — малодушны,
Горька нам жизнь, торопим смерть в мечте.
       Вы — мудрецы, счастливчики, послушно
Всё в мире вам одним. Смотря на вас,
Природа видит: вышло то, что нужно!
       У неба и людей вы всякий раз
И ласку, и внимание найдете:
Невежество и глупость, как сейчас,
       Вас сберегут, покуда вы живете.
 
 
1833
 
 
 

От переводчика:


Это горькое сатирическое послание, второй год ждущее выхода в издательстве «Республика» в составе книги Леопарди «Моральные сочинения», помимо весьма запутанного синтаксиса, отличает также насыщенность намеками, требующими подробного комментария. Вот самые необходимые замечания:
Кафе «Италия» — место собраний неаполитанской артистической богемы.
«Ослы ... влет» — в районе Сант-Эльмо, где было много очень крутых улиц, состоятельные люди, чтобы не подыматься пешком, нанимали себя погонщика с ослом.
Святая Лючия — знаменитый ресторан.
«Купленная грива» — т.е. попросту парик.
«Барон» Вито — кондитер, заполонивший Неаполь своими леденцами, тянучками и т.д.