Существуют, наверное, места, где все по-другому. Туда умчались паровозы
с тонкими вредными голосами. В троллейбусной комнате допоздна горит свет.
Я хорошо помню момент, когда я встретил эту удивительную дурочку. Ночь
была прекрасна, как сон преступника. Нам светили виноватые фонари. Город
ничего не подозревал о нас, все спали, а мы гуляли себе по старым кривым
улицам. Рано утром появились первые прохожие в усталой одежде. Они были
испуганы жуткими ночными кошмарами. Им приснилось, что городскую библиотеку
закрыли, закрыли навсегда,и теперь в их глазах было нетерпение-хотелось
проверить, что это не так.
Да, чувствовалось, что люди спешат в библиотеку. Мне тоже вдруг захотелось
вернуться в темный пыльный зал, где за столиками тихо сидят ученые люди
в очках и с бородками. Я стоял как-то на крыльце двухэтажного маленького
домика-сохраненной властями библиотеки.У меня тогда мелькнула мысль, что
эти достойные ступени являются бесконечной лестницей знаний. Мы все когда-то
читали правдоподобные книги и абсолютно все имели свое мнение по поводу
красивых картинок, которых, если говорить честно, было в этих книгах немало.
Читатель ищет смысл в потерянных строчках, ищет мысли, которые туда
заложил автор. Сыплются романтические слова, шуршат листки, но смысл далеко
не всегда пронизывает страницы школьных книг. Читатели ничего не могут
с собой поделать, они просто не могут порвать с таким раскладом. Крутятся
картонные жернова, делая тонкую аккуратную бумажную пыль. Истину приходится
объяснять, но читателю это нравится. Читатель разбирает сплошной хлам древних
книг, в кучу свалены книги с тревожными обложками, а детские книжки заботливо
перевязаны веревочкой. Это библиотека, куда ведут все трамвайные дороги.
Здесь кругом книги-на столе, на полу, на полках. Здесь даже печка топится
книгами, какими-то ненужными книжонками.
Каждый видит музыкальные картины, они не прекращаются, потому что никому
не мешают. Я не хочу никого пугать, но все мои ровесники лежат в буйных
палатах, они там бесятся изо всех сил. Это закаленные сильные люди, но
все почему-то жалеют их. У них в карманах серого больничного халата лежат
разноцветные яркие платки, и когда к ним приходят родные и друзья, объятья
их крепки. Мои сверстники все перебрались в психушку,в этом нет ничего
странного, ничего странного здесь действительно нет. Они сидят за прочными
дверями и решетками, пока ласковые врачи что-то вопросительное шепелявят
им. Кстати, в этих стенах ломается талант или же оттачивается ядовитая
мудрость жизни. Эти люди-игрушки времени, во всяком случае, я их так понимаю.
В современной библиотеке летают разбитые мгновения, возможно, они пригодятся
кому-то.
Любая невинная фраза, сказанная честным пациентом, может стать для
него приговором. Здесь каждое слово имеет свое, особое значение. Недаром
люди надевают на себя клиническую пижаму и обособляются по палатам. На
мой взгляд, каждый здесь излишне драматизирует свою проблему, обычно ситуация
гораздо проще. Надо сказать, что они, эти больные, не такие уж беспомощные.
Я видел однажды, как больной довольно маленького роста избил здоровенного
санитара.
Здесь мраморный пол, он молочного цвета. Книг мало, почти нет их здесь.
Некоторые могут, конечно, побаловать себя сказками-это разваливающаяся
детская книга-от нее головная боль, сразу размагничивается левое полушарие.
Сосед что-то шепчет, у него жесткие глаза. Я не знаю, как он оказался за
оградой. С некоторыми совсем невозможно разговаривать, другие только выдают
себя за пациентов, это студенты психиатрического отделения, лежат здесь
под видом больных, изучают всякие невероятные болезни. Они-настоящие артисты,
нисколько не смущаются, когда делают вид, что страдают от активной формы
неподвижности. Вы уверены, что они будут шутить с вами? Кое-кто уже ходит
с синяком, отворачивается, когда его просят показать. Сам виноват. Здесь
гулкий коридор, они ходят по коридору, мои ровесники. Их редко посещают,
их бьют санитары, это обычное явление. Они ходят, ловят местные пузыри
и тут же продают их кому-нибудь. Кого-то заставляют делать уборку. Кто-то
рассуждает о политике, а кто-то взъерошенный благодарит за все наших врачей.
Если присмотреться, здесь можно увидеть все богатство, накопленное
человечеством. Кто-то, правда, поспешно спрячется при виде постороннего,
убежит в свою палату, потому что очень боится. Кто-то только выглядит сумасшедшим,
пытается задержать собеседника своей глупой болтовней.
У каждого здесь свои призраки. Они прозрачней, чем самое лучшее стекло
из тещиного сервиза. Тот слышит голоса, они что-то говорят, но только ему.
Этот собирает какие-то варианты, чтобы потом убедиться, что ни один из
них никому не нужен. Другие поднялись на вершину такого просветления, что
понять их может далеко не каждый. Здесь великая концентрация мысли. Здесь
собраны самые сложные человеческие судьбы. Один вежливо тыкает свою подушку
перед сном, как будто это перед ним живое существо. Другой сопровождает
меня во всех моих направлениях, куда бы я ни отправился.
Здешние врачи-контролеры скуки, равнодушия или же, наоборот, чрезмерного
веселья. Больные сидят, каждый в собственной отдельной конуре. За окном
темнеет, является вечер. Никто не будет больше издеваться, врачи уходят
домой, остаются сиделки и дежурные медсестры.Я вспоминаю своего врача-молодого
психиатра в золотых очках.
-Ну, посмотрим. Если мы сразу дадим ему пошлую характеристику, куда
это будет годиться? Это мне непонятно. Тут же все признаки болезни. Больной
совершенно ничего не понимает, что я ему говорю. Провинциальный писатель,
ха-ха-ха! Интеллектуал! Но какое крепкое у него все-таки сознание, а? Интересно,
сколько он сможет здесь пролежать. Все признаки болезни-голоса, видения,
страхи! С другой стороны-чем мы рискуем? Пусть полежит, будем выгуливать
его, все эти вопросы легко решаются. Так, так, так. Вы слышите меня? Следите
за моей рукой.. .
В его руке был блестящий молоточек. Для меня вначале было великой трудностью-сосредоточиться
и следить за молоточком. Я обдумывал кое-какие вечные проблемы. На самом
деле, это была временная трудность, и я быстро научился смотреть на молоточек.
Врач этот сам долгое время лечился в сумасшедшем доме, его успокаивали.
Он взорвал у себя в подвале нерушимый котел. Просто зажигал спичку в темноте.