Очередная мусорная ночь предстояла ей. Когда исчезли все иные пути,
Судьба присела на ржавую площадку с укрепленным на ней гигантским светофором.
Она еще чувствовала бесконечные секунды уходящей эпохи. Она была опутана
судорожным ознобом воспоминаний, как толстая кошка бывает опутана семейным
проводом. Судьба сравнивала себя с юной библиотекаршей, чье утреннее сознание
пока еще настежь раскрыто, как удивительная дверь. Чьи-то далекие руки
держат прозрачные рычаги, и вот-вот опустится тончайшее зеркало с поспешным
списком. Она почувствовала это и улыбнулась, как успокоившаяся наконец
вдова.
В счастливых окошечках обезлюдевших подвалов извивалась густой мятной
гарью ночь, а по чудесным меридианам некая фигура везла механическую тележку.
От этой ископаемой фигуры исходила сдержанная доброжелательность. Судьба
помнила только ее имя -- Авгага. Тележка ехала удивительно плавно, без
покаянного грохота и бессильного скрипа, Авгага везла ее чутко, словно
в ней лежал окровавленный окоченевший сверток. Они поравнялись, Авгага
медленно улыбнулась, словно желая откусить что-нибудь воображаемое или
хотя бы пытаясь искоренить все, что мешает ей катить тележку дальше. Судьба
заглянула в тележку, которая оказалась невероятно древним металлическим
фургоном с откидной лестницей. Авгага еще раз тягуче улыбнулась, приглашая
внутрь.
В фургоне узкими змейками танцевал электрический свет. Его внутренность
была похожа на колодец крематория, заботливо оклеенного шелковыми летними
обоями. Судьбе однажды довелось путешествовать в деревянном билетном домике,
но этот неправдоподобно симпатичный фургон, который сегодня везла Авгага,
был просто необходим ей. Судьба обрадовалась его острой звездной чистоте.
Она нашла в шкафчике роскошный матрас, устроилась на его акульей спине,
и тотчас же фургон, нерешительно вначале, пополз, а затем торопливо и умудренно
легко покатился. Судьба знала и любила этот автобусный эффект, когда за
огненным непроницаемым стеклом торжественно мечутся, а на самом деле плывут,
болезненно исчезая в океане одиночества телефонные организмы городов.
Как удирающие от родителей дети, улетучивались искаженные забрызганным
калейдоскопом муравьиные дома. В некоторые из них Судьба заходила праздной
гостьей, в некоторые -- как прогуливающаяся сестра, в другие -- как прихрамывающий
охранник. Авгага послушно разворачивала фургон или настороженно останавливала
его в нужных местах. Иногда Судьба снисходительно пропускала целые куски
своего списка. Она не была людоедом, испытывающим календарную жажду, или
пылкой одинокой официанткой, уставшей от цифр.
К тому времени, когда первые солнечные лучи своими безжизненными удочками
принялись царапать погребальный настил фургона, все было закончено.