Speaking In Tongues
Лавка Языков

Иоганн-Вольфганг Гёте

 

в переводах Элины Войцеховской

 
 

К Лоттхен

 
В суматохе множества занятий,
Многих радостей и многих бед
Помню я тебя, о Лоттхен, на закате,
Сквозь вечерний мягкий свет,
Двух влюбленных не презрев невзгоды,
Ты, меж тем, готовишь приговор.
Лишь один увидит с этих пор
Золотом сверкающий узор
У подола царственной природы.
Я тобой не признан, мне простят —
Отогнав от уст глухую смуту,
Я тебя, как в первую минуту,
Звать готов: «Прелестное дитя».
 
Нам дозволено всего однажды
Не исполнить рока произвол;
Нас дурманит звук и запах каждый,
Омывают сотни тысяч волн.
Ежечасно мы меняем мненья,
Путаем успех и красоту;
Каждый новый образ в наблюденьях
Размывает мира пестроту.
 
Да, я знаю, здесь, внутри, не пусто,
Не изгнать смятенья ни на миг.
Лоттхен, кто знал наши чувства?
Лоттхен, кто сердце постиг?
Ах, оно готово с радостью раскрыться.
В восприятии земного существа
Льются через край, чтоб возвратиться,
Радости и муки Естества.
 
Слишком часто ищет глаз напрасно,
А найдя, не чувствует цены.
Время жизни, что считается прекрасным,
Так пройдет, без бурь и тишины.
И к твоим обычным неполадкам
Каждый день свою добавит боль.
Миру лишь знамение упадка
Призван несть? — изволь.
Мрачно холоден, как изваянье,
Счастье ли приходит иль беда.
Но, взгляни, смирился дух с изгнаньем,
Сердце же закрылось навсегда.
 
Узнав тебя, не проклял я мгновенья.
Она достойна всех щедрот любви!
Я звал, к тебе сошло небес благословенье,
Теперь его подругой назови.
 
 

Праслова

 
 
Как день, которым мир вознаграждает
Святое солнце, чествуя планеты,
Так ты бесстрастно-скоро постигаешь
Закона потаенные секреты.
Сивиллы и пророки предрекают:
Таким ты должен быть пред этим светом.
Ни время и ни власть не разбивают
Той формы, в коей жизнь произрастает.
 
 
 
Предел суровый обойден учтиво
Непостоянством, внешне своенравным.
Не одинок в мечтаньях горделивых,
Ты поступаешь, как любой бесправный.
Земных судеб приливы и отливы —
Лишь мишура, что выглядит забавной.
Годичный цикл готов уж завершиться,
А лампа ждет огня, чтоб вновь светиться.
 
 
 
Он не приходит! — С неба упадает,
Куда из древней пустоты взлетел.
На легких крыльях радостно порхает,
Распространяя радостный удел.
Вот, кажется, он спешно убегает,
Но снова здесь смутитель душ и тел.
Пусть часто мы витаем во всеобщем,
Однако, выбрав, более не ропщем.
 
 
 
Да будет так, как звезды повелели!
Причина и закон, и все познанья
Есть только тлен. Чего б мы ни хотели,
Пред роком преисполнены молчанья;
Изгоним то, пред чем благоговели,
Исполнив долг капризного желанья.
Вот отчего, прожив земные годы,
Не обретаем света и свободы.
 
 
 
Но тот предел, та медная ограда,
Высокие презренные ворота,
Усталые, всегда открыться рады!
И сущность, опьяненная полетом,
Из облаков, тумана, ливней, града
Подымет нас в надземные высоты.
Познав их нрав, сметает все препоны;
Лишь крыльев взмах — и позади эоны.




Чудесный цветок
Песня пленного графа
(1797)






Граф:



Цветок, чудесней всех цветов,
Украсит сад и поле.
Сей час искать его готов,
Но я томлюсь в неволе.
Своих печалей не сочту,
Лишь коль свободу обрету,
Его увижу снова.



В высокой башне я сижу,
Крепки и злы засовы.
Через окошко жизнь слежу
В мучениях суровых;
Кого ни вижу -- скорбь строга --
Будь это рыцарь иль слуга,
Печали не уходят.





Роза:



Я, роза, слышу. Я цвету
Под самою темницей.
Ведь ты меня имел в виду,
О, благородный рыцарь!
Ты королеву всех цветов
Возводишь с честью на престол
И вкус твой безупречен.





Граф:



Твой пурпур выше всех наград,
В накидке изумрудной;
Любой красавицы наряд
Звездой осветишь чудной.
Корон дороже твой венок,
Однако, ты не тот цветок,
Что с грустью вспоминаю.





Лилия:



Ах, розочки надменный нрав
Любого позабавит;
Влюбленный будет ли не прав,
Коль лилию восславит?
И сердце чистое в груди,
Что по заслугам наградит,
Меня оценит выше.





Граф:



Да, целомудрен я вполне
И чист от злых речений;
Но злой удел достался мне --
Страдаю в заточеньи.
О, ты изысканный портрет
Невинной девы в цвете лет,
Но мыслил я иное.





Гвоздика:



Не я ль, гвоздика, сей цветок?
Здесь, в садике тюремном,
Садовник каждый лепесток
Мой пестует отменно.
Чей ум усталый не прельстят
Чудесный стойкий аромат
И тысячи оттенков?





Граф:



Гвоздикой можно ль пренебречь,
Она для глаз отрада.
Садовник рад ее беречь
Как украшенье сада.
Но то, что графу жизнь дает,
Не знает царственных забот,
То простенький цветочек.





Фиалка:



К земле я кротко склонена
И говорю не часто,
Но если доля суждена
Мне быть цветком прекрасным,
Как жаль, мой слабый аромат
В высокий мрачный каземат
Пробраться не сумеет.





Граф:



Фиалка милая, ценю
Прелестный облик скромный
И дивный запах, но храню
В терзаниях огромных
Иной я образ. И сказать
Готов лишь вам, что не сыскать
Любимца здесь, на скалах.



Но там, в долине, у ручья,
Одна печально бродит
Подруга верная моя,
Покоя не находит
И, в сердце преданность храня,
Вздохнет: «Не забывай меня!» --
Сорвав цветок лазурный.



О да, любви безмерна власть
И даль преодолеет.
В ночи тюремной мертвым пасть
Могу, так грудь немеет.
Но, память нежную храня,
Шепну: «Не забывай меня!» --
И возвращаюсь к жизни.





Песнь основания



Соседка, милая, ты что ж
Одна идешь в свой сад?
Коль бережешь поля и дом,
Служить тебе я рад.



Мой брат в трактирщицу влюблен --
Завидуйте уму --
Хмельной бокал всегда готов
И поцелуй к нему.



Кузен мой -- тоже не простак,
Кухарке -- милый друг,
И крутит вертел так и сяк
Усердьем ловких рук.



Что он при этом поглотил,
Я б лучше умолчал.
Четвертой парочки напев
Веселый слышит зал.



Добро пожаловать и вам,
Привет, веселья мир!
И пара пятая вошла
Собой украсить пир.



Здесь место острому уму,
Настигнут счастья след.
Шестая парочка бежит,
Сокровище нашед.



Кого еще не достает
И кто всех лучше тут?
Вновь пара нежная спешит,
Печаль -- напрасный труд.



И безмятежный длится пир
За праздничным столом,
И радость множится на нем
Святым двойным числом.