Speaking In Tongues
Лавка Языков

Василий Геронимус

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ





* * *



Деревья спят в безветренном покое,
В надёжном спектре медленного дня.
В холодном мире Нечто есть такое,
Что движет мной немного вне меня.


Стоит неузнаваемо за мной
Такое непонятное Оно;
И лишь наружно это я сплошной,
Такое уж обличье мне дано.


Деревья! Люди! Голуби! Что это?
Гляжу на мир немного незнакомо.
Лишь некий отблеск утреннего света
Ложится вкось на разворот альбома.




* * *



Природа блещет утренним лучом,
Почти рассеяв холод бытия.
Поговорим с тобою ни о чём,
О молодость бессонная моя!


Цветы с озёрной грустью на окне
Нетерпеливо что-то говорят.
О чём они хотят напомнить мне?
Большая жизнь не впишется в квадрат.


Пусть постнику немного строит глазки,
Прозрачный ломтик чистого пирожного,
А я в неповторимой робкой сказке
Всегда хочу всего лишь невозможного.




* * *



Потерянным лучом забрезжил день,
Окрасив время в цвет лимонной корки.
Усталых звёзд немая дребедень
Рассыпалась в окне моей каморки.


У времени работа началась,
Тревожа землю в северных туманах.
И свечка неустанная зажглась
В заоблачных покоях безымянных.


Рассеяв незнакомый полумрак,
Наполнив комнату разумным неким светом
Сама судьба распорядилась так,
Чтоб радостный огонь горел не только летом.




* * *



Красных жил распалось вышиванье
На декабрьских листках поблёклых.
Горе -- горе -- горе -- гореванье,
Что ты пишешь на оконных стёклах?


Северные вьюги в море млечном
Населяют чистое пространство.
В торопливом танце вековечном
Колких звёзд завидно постоянство.


Чёрные рядком проходят дни те
В белом-белом мареве метельном.
Облака! Любовь мою храните
Терпеливым крестиком нательным.


Тянется зима в еловом хрусте,
Не уймёт тоски земная сила.
На густом растворе крепкой грусти
Строгие замешаны чернила.


В белой пене радость пролилася,
Звякнув опрокинутою чашей.
Кличет меня горе: Вася-Вася!
Свищет ветер над старинной чащей.




* * *



Новые нарядные чернила.
Быстрое их пламя, ну ка брызни!
Страшная безудержная сила
По моей прошлась бедовой жизни.


Не унять пожалуй и тюрьмою
На распутьях мира ветер в поле.
Пахнет лесом, сушью и зимою
Чистая бумага поневоле.


Жизнь остановилась в беге, точно
Поезда подолгу ожидая.
Но зажглась мелодия заочно,
О земных путях не рассуждая.


Вдохновение войдёт ко мне с порога,
Ни о чём пожалуй и не спросит,
И помешкав в вечности немного,
В бездну жизни радостную бросит.


Даже и в убогой грустной склянке
Вещество души взрывоопасно,
И у этой жизни на гулянке
Я приемлю всё, что в ней прекрасно.


Что она свободно мне готовит?
Впереди туман и неизвестность.
Ветра и аркан не остановит,
Будет жить бездомная словесность.




* * *



1.



С молчаливой северною грустью,
В тёмных чащах издавна теряясь,
Бродит по земному захолустью
Вольный ветер, воздуху вверяясь.


Нет у облаков стола и крова,
Нету у пустых полей названья,
Нужное найти бы только слово,
Нет другого у меня призванья.


Белых дней рассеянная пена
Не нарушит твёрдость коромысла.
В нашу жизнь входят постепенно
Музыки торжественные числа.




2.



Ну а где-то в скуке безнадёжной
Дремлет одинокий полустанок.
В белой буче железнодорожной
Тянутся ряды заборных планок.


Долгий день немного запорошен.
Пёрышко -- мой инструмент рабочий.
И куда судьбою я заброшен
В гибельной свободе многоточий?..


Лают отдалённые собаки,
Не тревожа трезвого сознанья.
Крепкий холод в белом полумраке
Всюду ставит знаки препинанья.


Долго бродит ветер в поднебесье,
Сор земной с дороги убирая.
Холодно скитаться в мелколесье,
Лучше уж со словом жить сгорая.


~ ~ ~


Я смотрю на мир через окно.
Зажигаю лампу. Вечереет.
Правды неизменное зерно
В зге далёкой, радостное, зреет.




* * *



Вези меня трамвай из пункта «А»
До площади и далее везде
-- туда, где не кончается весна,
к искусству, к воскресению, к звезде.




* * *



Немного угловат в железе строгом
В строительном аду квадратный блок.
Пришла беда свирепым носорогом
И в наш обыкновенный уголок.


Как общее смятенье обрисуем?
Простые все тупы карандаши.
Отчаяния лев неописуем.
О холод бытия! О ночь души!


Топорщится медведем угловатым
В железе невесёлая эпоха.
И правым иногда, и виноватым
Вдруг солоно приходится. Всем плохо.


Суровая земля огнеупорна,
Её пески противятся мечтанью.
И жизни беспорядочные зёрна
С трудом находят путь к произрастанью.


Едва находит нужные дороги
Добра и постоянства серый слон.
И на стене написан знак тревоги,
Как отодвинуть временный заслон?..


Но неподвижны каменные глыбы,
О медь трубы военная, реви!
Сквозь глиняные стены пронести бы
Немного жизни, света и любви.




* * *



И в первозданном облаке творенья
Отбросим счёты, страхи, подозренья!
Но в радостном полёте умозренья
В покое неустанного горенья,
Над бездной дня встречая ударенье,
Читая дату как стихотворенье,
С числом стихий достигнем примиренья.




* * *



В зимнем городе воздух свободный и вешний
Клетки нервов усталые чуть будоражит.
Постоянный мой адрес, немного нездешний,
Только ветер летучий пожалуй подскажет.


Потому я бываю немного нескладен,
Равнодушный зевака на жизненном поле.
Но в бескрайней тоске я, поймите, не жаден,
Мне потребен берёзовый свет -- и не боле.


Радость утра сплошная, приди поскорей,
К сожаленью не знаю, когда это сбудется.
В беспорядочном блеске небесных кудрей
Телефонная точно цифирь позабудется.