Ильзе Айхингер родилась в Вене в 1921 году. Её отец был немцем, бабушка
по материнской линии -- еврейкой. Когда в Вене установился фашистский режим
и была введена в обиход новая форма бюрократии, определявшая степень еврейства,
самой Ильзе не грозила опасность быть отправленной в концлагерь - коэффициент
не-арийскости в её крови по национал-социалистским законам делал её «относительной
арийкой». Ирония же заключается в том, что будь её отец, а не мать, евреем,
она была бы объявлена еврейкой -- фашистская бюрократия, в противоположность
матриархальной иудаистской, определяла национальный признак по отцу, а
не по матери. Но мать Ильзе, полуеврейка, подпадала под категорию тех,
кого увозили по ночам в вагонах без окон в неизвестном направлении. Для
того, чтобы спасти её, в семье «потеряли» документы Ильзе и устроили небольшой
спектакль: девушку наряжали в детскую одежду, всю войну Ильзе проходила
подростком -- таким образом её мать не могла быть арестована, сохраняя
статус опекунства над арийским несовершеннолетним ребёнком. Не задумывавшаяся
раньше о своём происхождении Ильзе (её мать не была религиозной) вдруг
получила на всю жизнь печать принадлежности к меньшинству.
Ещё во время войны Ильзе Айхингер начинает писать стихи и рассказы;
после войны знакомится с вернувшимся из лагеря смерти Аушвица Паулем Целаном.
Между ними возникают близкие дружеские отношения, длившиеся потом долгие
годы и распространявшиеся и на семью Целана. Вернувшись в Вену, Целан пишет
ставшую впоследствии его самым известным стихотворением «Фугу
смерти», поэтическое описание Аушвица, и включает её в цикл «Песок
из урн», который пытается опубликовать в одном из новообразованных толстых
литературных журналов. Он получает отказ со следующей аргументацией --
«читатель ещё не готов» для подобных произведений. Ильзе Айхингер вместе
с Паулем Целаном и несколькими другими литераторами (Жан Амери, Ингеборг
Бахманн) образуют «группу 49» -- объединение, отличием которого становится
разочарование и горечь того, что послевоенная Австрия совершенно не собирается
признавать вину и предпочитает не слышать, не видеть и ничего не говорить
о жертвах фашизма. Отрицание причастности к национал-социализму (при том,
что процент членов нацистской партии в Австрии больше чем в два раза превышал
эту же цифру в Германии) продолжалось многие десятилетия, и то, что сегодня
большинство выбирает правых говорит о том, что не так уж многое изменилось
и до сих пор. Ни один из участников «группы 49» надолго в Австрии не задержался,
продолжив писать в эмиграции. Стихи Целана часто называют «герметическими»,
таинственными, но ключ к ним часто лежит в непережитом чувстве вины, вынесенном
из Аушвица, смерть матери, убитой фашистами -- один из основных мотивов
его лирики. Когда Целан ненадолго наведывался в Германию за очередным литературным
призом, он всякий раз произносил благодарственную речь, которая была настолько
зашифрована и просто непонятна, что номинаторам ничего не оставалось, кроме
как недоумённо переглядываться между собой.
Для обоих -- Целана и Айхингер -- характерен скептицизм, недоверие
по отношению к читателю -- оба писали по-немецки для публики, с которой
не очень-то собирались разговаривать, тем более -- доверительно. Этим парадоксом
и объясняется загадочность их текстов и так называемый «герметизм». В то
время как стихи Целана уводят в глубины его психических расстройств, тексты
Айхингер содержат иронию и глубоко спрятанный укор и оскорбление; хотя
и не стоит ограничиваться этими объяснениями, но может оказаться полезным
иметь их в виду, читая Целана и Айхингер.