Speaking In Tongues
Лавка Языков
Семнадцатый
Она может засунуть в себя треть бильярдного кия, я тебе клянусь! Прямо
у тебя перед лицом. А потом, по окрику матери из соседней комнаты, накинуть
на себя халатик, слишком фривольный, учитывая большое и разновозрастное
семейство, пойти на кухню кормить бабку с ложечки. Та сутками сидит в кресле
у окна, хотя не видит и не слышит ничего лет уже десять. Понятия не имею,
зачем она там сидит, откуда мне знать, что происходит в голове у восьмидесятилетней
старухи, если я не знаю, что у меня самого в голове. Что за вопросы ты
задаешь? Так вот. Она ее с ложечки кормит, лицом к окну, смотрит на людей,
на трамваи, ложкой мимо рта ей тычет порой, та молчит, каша какая- то по
подбородку течет, но молчит. А она сама себя между ног гладит, к окну же
сидит, никто не видит. Но сама на людей, на трамваи, и лицо у нее такое
задумчивое, с улыбкой легкой, будто ждет, что сейчас с неба лилии посыплются
дождем. А она ведь на самом деле, как будто всегда этого ждет. Правой рукой
ложкой орудует: тарелка — бабкин рот, тарелка — бабкин рот, левой себя
гладит, и улыбается, улыбается, и не замечает никого вокруг. Я так однажды
минут двадцать так простоял в дверях, наблюдал. Да нет, она не сумасшедшая.
Хотя кто знает, всякое может быть. Но семья у нее действительно странная.
Все разные. Не может же такого быть, чтоб все в одной квартире были друг
на друга не похожи. Правда, она единственная, кто молчит. Кроме бабки,
конечно. Остальные орут как умалишенные. Даже когда просто чай пить зовут:
«Гоша! ИДЕМ ПИТЬ ЧАЙ!». Я у них в квартире все время дергаюсь поэтому.
А она меня по руке гладит, и слегка виновато, почти шепчет: «Ты не пугайся,
мать просто до сих пор не может привыкнуть к бабкиной глухоте, она своим
криком удостоверяется, что не оглохла сама.» Глупо, да? Я когда из их квартиры
выхожу, мне кажется, что фильм закончился. Экран погас, все встали — и
к выходу. Все хочу зарисовать их всех, но не представляю, как на месте
хоть на четверть часа задержать. Представляешь, кадр: мастурбирующая девушка
с печальными глазами перед рассыпающейся старухой! Да брось ты, никакой
я не извращенец. И она не извращенка. Что она извращает? Она просто хочет,
а скрыть этого не умеет, или не желает, не знаю. Если второе, то она поднимается
в моих глазах еще на пять пунктов. После ее пяти пунктов вверх, которые
она заслужила, оседлав передо мной кий. То, чем она увлажняется — расходуется
или, вернее сказать, используется ею надлежащим образом, а не копится и
не превращается в желчь. Она — кошка майская, нормальное животное. Ты видел,
как едят очень голодные люди? Они жрут, их процесс поглощения пищи никогда
не сопровождается оттопыренными мизинцами и правильным использованием столовых
приборов. Ты же их за это не укоряешь. Да нет, я не завелся. И не влюбился.
Я животных не люблю. Я в детстве к их хвостам банки консервные привязывал.
Нет, голубей камнями не забивал. Я за ней наблюдаю. Делаю выводы. Даже,
если хочешь, изучаю немного. Вот когда она родит, то будет, скорее всего
одна. В смысле, без мужчины. Она будет чересчур много курить, вылизывать
все вокруг в буквальном смысле этого слова, но баловать ребенка не станет,
нет. Это точно. Почему? Потому что это ее. Как территория. А кошки территорией
не делятся. И дитя, скорее всего, вырастет одиноким, замкнутым и злым.
Но умным. Да, ты прав, к черту. Что это меня понесло? Говорю вот и говорю.
Не молча же ждать. Да. За полгода — единственная. Больше ни с кем. Как
привязанный, словно медом вся вымазана для меня после этого кия. Первый
раз к ней пришел, первый, представляешь, а она мне говорит: «Хочешь, покажу
кое-что?» Озорно так говорит, вернее сказать, с задором, словно у нее есть
коронный фокус карточный, или трюк акробатический: на шпагат там сесть,
ногу за шею закинуть... А она хоп — и с кием это проделывает прямо перед
носом у меня. Мы с ней до этого целовались-то пару раз, на выставке моей,
пьяные в ноль. А тут — будто... И все. Да нет, я не волнуюсь. Просто очередь
подходит, как-то не по себе немного. Я уверен, что все в порядке у меня.
Чувствую себя здоровым, как лев. Как никогда. Быть не может, чтоб со мной
случилось такое. Но тебе спасибо, что со мной пошел, отвлекаешь меня разговорами.
Да, ты прав. Это я сам себя отвлекаю. Что-что, а поговорить я всегда был
горазд. Знаешь, кстати, как этот жест называется? Ну вот ты сейчас сидишь
и ногой качаешь — вверх, вниз, вверх, вниз. Ну, нервничаешь, понятно. А
на самом деле, это означает, что ты укачиваешь ребенка сатаны. Спать ему
помогаешь, понял? А, не помню. Читал где-то. Сидишь тут со мной. Место-то
не из приятных. Меня? Номер у меня какой? А, да — я семнадцатый. Ну все,
пошел. Повторный. Неделю назад. Хорошо чувствую. Да я спокоен. Не один
пришел — друг вон в коридоре сидит, а что? Подтвердился? А не ошибка? Точно,
не ошибка? Не может быть. Я ведь здоров как лев. Да, двадцать восемь. И
что же теперь? Но ведь может... Какая больница? Да я ее убью! Кошка драная,
с- У- У- к- А- А- А!!!!!!!!!!!!!!!!