Фасоль эта, восковая, -- по дайму(1)
за кварту. Стручковая -- пятнадцать, а окра(2)
по никелю(3). Ежевику
вот Латтимер собирал. Чудной он, да? Девять уже скоро, а из платья со шляпкой
не вытащишь. Говорит, он девочка, ведь так, Латтимер? Да и хорошенький
-- вылитая девчонка. Все так считают.
Что-что, Леон? Ну вот я и миссис Фант о том же. Перерастет.
Мы арбузы точно привезем, когда пойдут. Дождей ведь совсем не было.
Для кукурузы хорошо, а вот арбузы запаздывают. Канталупы наши, я всегда
говорю, -- как сахар, сладкие. Сейчас-то дела ничего, выдюжим, когда в
следующий раз припечет. Мускусные, мускатные и зимние -- мы все три выращиваем.
Что, Латтимер? Конечно, у миссис Фант есть ледник. Ему нравится
расспрашивать, что у людей дома есть. По дороге сюда говорил, хочется
посмотреть на кажную птичку в кажной клетке по всему городу.
Мы слыхали, в газете писали, церкву в Сэнди-Спрингс строить будут.
Леон говорит: так мы и на карте появимся. Да только не про нас это. Мы
в баптисты ходим. А эти -- пятидесятники, церква сразу как в Токкоа сворачивать.
Я так понимаю: их проповедник в отпуск поехал, во Флориду, и попросил почтенного
Холройда из Сенеки его паству принять, покуда его не будет, понимаешь.
И перво-наперво тот видит -- на всех мужчинах галстухи. А он говорит, Святая
Библия -- против всяких гастухов. Слыханное ли дело? Но галстухи они посымали.
Что, Леон? Леон говорит, может, тоже в церкву к ним пойдет.
Наш же проповедник, коли говорить, чего носить, а чего нет, тож ни
шиша не смыслит -- окромя, что Латтимер -- девчонка. Он к нам по воскресеньям
только приезжает, из-под самой Пайни-Гроув. Конечно же, милок, ты сам оттуда,
коли говоришь, что оттуда. А по средам проповедница у нас. Из Салуды добирается,
как часы точная, да такую службу красивую ведет. Поет, на пианине играет,
а Писание читает ну прям как мужчина. Она-то знает, что Латтимер -- мальчик.
С самого начала знала. Как увидела, так сразу и говорит: Это мальчик
в платье.
Леон говорит, Любой бы понял. Да только эта миссис Диллингэм,
почтенная Диллингэм, так правильней будет сказать, говорит, почему б и
нет. Говорит, что если он только не бесстыдничает, беды в этом нету.
Ну, как бы там ни было, почтенный Ханникатт из Флориды приезжает, а
ему прям в лоб: а христиане галстухи носят? И в бумаге так и написали:
мол, половина церквы хочет, чтоб почтенный Холройд остался, потому как
Писание лучше почтенного Ханникатта знает, а другая половина Ханникаттом
довольна, который говорит, что в Библии ни слова ни про какие галстухи
нет.
Смешно, Латтимер, да? Он ведь кажное слово ваше слушает да запоминает.
И радио подпевает. Голос у него -- заслушаешься, если уж говорить. Любимая
у него -- «Час госпела». Куколку свою к радио подносит, и навроде она тоже
с ним вместе поет. И по кухне помогает, знаете, точно доченька, отзывчивый,
а цыплятам башку крутит, прям как я, хорошо. Волосы хочет длинными носить,
да только тут Леон ему черту подвел. Он, значть, у нас как девочка, только
с мальчуковой прической.
А фасоль берите, не пожалеете. Ее со шпиком -- лучше всего, я всегда
говорю. Так, что у нас тут еще -- а ежевики Латтимера не хотите,
пинту?
Рузвельт же этот -- ну, я вам скажу, разве не так? Еврей, говорят.
И жена его с неграми за один стол обедать садится. Просто бесподобно.
Думаете, мальчишки дразнятся? Ничего подобного -- такой он милашка.
А один из мальчишек МакАллистеров, Харпер, так его даже своей любимой называет.
Я вот чего не одобряю -- когда один другому наказывает, как жить, навроде
как у проповедников этих с галстухами. Говорят, та половина паствы, что
за Холройда держится, себе другую церкву строить будет, прям через дорогу.
Что, Леон? Конечно, мы с гор люди. Он говорит, люди с гор всегда жили,
как хотели. Вот хочется Леону в машине сидеть и с приборной доской
разговаривать, пока я тут фруктами-овощами торгую.
А Латтимеру вот хочется ситцевое платьице -- он его в витрине у Лессера
увидал на окраине. Ну зачем, говорю я, мне надо-то всего полтора ярда ситца
с рулона из Вулворта, да тесьмы волнистой на воротник, картонку пуговиц
-- и я тебе точно такое же пошью. И плиссе, и всё сделаю. Я по такой выкройке
много раз шила -- раз для Сью Элизабет красное платье, в котором она в
школу ходит, в другой раз -- розовое для Мэдди Мэй.
Что, Леон? Леон говорит, так дешевле выйдет, чем роба. Так и выйдет.
Ну, вот, наверно, и всё. Что-что, Латтимер? Шептаться невежливо, я всегда
слыхала. Что? Латтимер хочет сказать, ему кажется, вам перманент этот очень
к лицу.