В предложенных условиях

Speaking In Tongues
Лавка Языков

АЛЕКСАНДР ДЕМИН

В ПРЕДЛОЖЕННЫХ УСЛОВИЯХ

1994-18 мая 2000





Между
Передвигая Вещи
Ни Одного Хорошего Сна (За Последние Двадцать Лет)
Прифронтовой Воробей
Расходимся По Одному
На Грани Провала
Зато Будет Что Рассказать
Аленушка
В Предложенных Условиях
Перед тем...






Между


Балансируя между белой горячкой
И мечтой свалить туда, где нас нет
Дрейфуя между пивными ларьками
И посольствами слаборазвитых стран
Так и не выучив новый язык
Продолжаю нести свой обычный бред
Разрываясь между клаустрофобией
И страхом открытых пространств

Продираясь между «еще» и «уже»
Словно в трещину в Китайской стене
Читая в глазах своих ближних вопрос —
Когда начнется опять?
Я с тоской отвожу глаза,
Потому что вопрос не ко мне —
Правда, это именно то
Что я меньше всего хочу знать

Сколько ни сравнивай «вчера» и «сегодня»,
Количество страха всегда постоянно
Я это знаю точно, но кто
Поверит мне, что я прав?
Мне — потомку тверских нефтебаронов
Алкогольному клептоману?
Мне, чья профессия — дезертир
Чей камень — христопродав?

Выбирать между правым и левым
Всё равно что между мышьяком и стрихнином
Между кастрацией и лоботомией
Харакири и явкой с повинной...
Для того, чтобы играть в эти игры
Нужно стать последним сукиным сыном, —
Сказал мне Великий Сутенер
И перегрыз пуповину

Запад есть Запад. Восток есть Восток.
Но когда тебе вышибают мозги
Не все ли равно — бейсбольная бита
Или березовый кол?..
Половой Отбор и Борьба за Живучесть
Мне одинаково не близки...
Плавал бы я как Лора Палмер
Был бы уже далеко

Проживая между корью и СПИДом
От шлепка акушерки до пули в висок
Бесполезно готовить побег
Или рассчитывать на прощение...
Но когда пьешь за тех, кого больше нет
Когда слышишь эхо их голосов
Смерть — всего-навсего перемена
Круга общения

И застрявший между флорой и фауной
Без надежд на эвакуацию
Терпеливый, словно гербарий
Свободолюбивый, как крот
Я торчу на контрольно-следовой полосе
Между зоной и резервацией
Где выжить — вовсе не значить выиграть...
И наоборот.



Передвигая Вещи


Тараканы уходят спать,
Подсчитывая потери.
Бурые пятна на потолке
Полоска света под дверью.
Душное утро. Без четверти шесть.
Тени на стенах резче...
И кто-то ходит в соседней комнате,
Передвигая вещи.

Кто-то ходит в соседней комнате,
Позвякивая ключами,
Оставляя повсюду свои
Жирные отпечатки.
Может быть, это Борцы За Всё?
А может — Смотрители Трещин?
Кто там ходит в соседней комнате,
Передвигая вещи?

То ли просто расчетный час,
То ли Конец Истории...
То ли они проверяют капканы,
То ли метят мою территорию...
Потрескивает, раскаляясь, плита.
Пощелкивают клещи...
Зачем они ходят в соседней комнате,
Передвигая вещи?

Я готов, но не знаю — к чему...
Да это уже и не важно.
Просьба не занимать места —
Больше ничего не покажут.
Приметы не врали. Прогнозы сбылись.
Сны оказались вещими...
И вот кто-то ходит в соседней комнате,
Передвигая вещи.

Я уже не сомневаюсь — они
Пришли, чтобы остаться.
Мне уже почему-то не хочется петь,
Думать и размножаться.
Я мог бы стать Буддой или де Садом,
А то и чем-то похлеще...
Но они всё ходят в соседней комнате,
Передвигая вещи.
02.05.00








Ни Одного Хорошего Сна (За Последние Двадцать Лет)



Он просыпается поздно, с трудом продирая
Слипшиеся глаза,
Он отрывает от смятой постели
Геморроидальный зад,
Он бормочет бескровными губами,
Направляясь в туалет --
«Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет...»

И, отразившись в перекошенном зеркале
В десятитысячный раз,
Он шаркает шлепанцами на кухню
И зажигает газ,
Но, уставившись в стену невидящим взглядом,
Он шепчет, забыв про обед, --
«Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.»

Жена повесилась пять лет назад,
Не оставив даже письма,
Дочь ушла из дома сразу после того,
Как старший сын сошел с ума.
И из всех знакомых остался только
Постоянно похмельный сосед...
И ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

Он спускается вниз, к почтовому ящику
И шарит ключом в замке,
Он возвращается с пачкой газет
В трясущейся руке,
Но единственное, о чем думает он,
Листая страницы газет, --
Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

Он сидит весь день в продавленном кресле,
Неподвижный, как пьедестал,
И пытается вспомнить то,
Чего никогда не знал,
И цветы на окне пахнут носками,
И подоконник от пыли сед,
И ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

День проходит быстро. Значит, скоро опять
Придется ложиться спать.
Под окнами -- голоса прохожих,
Вышедших погулять,
Но никому из сограждан до него
Никакого дела нет...
И ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

И, разворошив пропахшее плесенью
Полусгнившее тряпье,
Он достает из глубин антресолей
Охотничье ружье.
По щеке его сползала слеза,
оставляя мутный след...
Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

И, крепко сжимая ружье в руках,
Как когда-то, очень давно,
Он подходит к окну
И открывает окно...
И одна лишь мысль в высохший мозг
Вгрызалась, как кастет --
Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

Он осторожно взводит курки,
И на лицо его падает тень,
Когда он видит в прорезь прицела
Первую мишень...
И ясно читалось в его глазах,
Давно утративших цвет, --
Ни одного хорошего сна
За последние двадцать лет.

Он скрипел зубами, нажимая на спуск,
Прищурив левый глаз,
И ни разу не промахнулся, пока
Не кончился боезапас...
Крики стихли. Он отошел от окна,
разделся и выключил свет...
И довольно улыбался во сне
Впервые за двадцать лет.

1992






Прифронтовой Воробей


Серый прифронтовой воробей,
Я порхаю в разрывах шрапнели...
Боевой дух в войсках с каждым днем все слабей —
Провиант не подвозят неделю.

На позициях голод и вши.
Тыл гниет, задыхаясь от вони.
Пол-Европы в руинах лежит
Империалистической бойни.

Эшелоны летят под откос.
Население грабит обозы.
У пехоты кровавый понос.
У Верховного — сифилис мозга.

Серый прифронтовой воробей,
Весь в дыму и осколках снарядов,
Я парю, как коробчатый змей
Над окопами заградотрядов.

Подо мною клубится иприт.
Надо мною плывут цеппелины.
По дорогам плетутся в пыли
Жертвы Новой Военной Доктрины.

Зверь бежит из горящих лесов.
Рыба тихо всплывает вверх брюхом.
Гражданин себе целит в висок,
Охуев от панических слухов.

Серый прифронтовой воробей,
Уворачиваясь от картечи,
Я кружу над пейзажем скорбей,
Над ландшафтом смертей и увечий.

Ни на бабочку, ни на пчелу
Острый клюв не поднявший ни разу,
Я как символ непротивления злу
И микроб пацифистской заразы.

Я на сверхзвуковой высоте
Расправляю могучие крылья...
Тот, чье детство прошло в пулеметном гнезде,
С детских лет ненавидит насилье.

Серый прифронтовой воробей,
Опаленный всемирным пожаром,
Я под лай пулеметных очередей
Исчезаю с ваших радаров...

Ветер носит обрывки газет
С обещаньями скорого мира,
И крестьянские дети бегут поглазеть,
Как расстреливают дезертиров.

За рекой догорает закат.
Опадают цветы облепихи.
У сестры милосердия взгляд
Изнасилованной воробьихи.

Серый прифронтовой воробей,
К тишине я привыкну не скоро...
Сладким дымом несет из степей...
Гаснет день. И ползут мародеры.
11.05.00




Расходимся По Одному



Я не знаю, была ли она красивой,
Но тот, кто видел ее пять лет назад,
И сегодня забыть не в силах
Ее тихий смех, ее задумчивый взгляд.
Сейчас в глазах ее -- что-то расистское,
Ее голос -- как по стеклу ножом...
Она теперь Председатель Российского
Общества Избиваемых Жен.
Расходимся по одному...

В нем всегда было что-то немного картинное,
Манеры изысканны. Жесты легки.
Он единственный не казался кретином,
Когда читал вслух чужие стихи...
Сам он был, к сожалению, скверным поэтом,
В чем, конечно же, нет его вины...
Ходят слухи, теперь он мародерствует где-то
В зоне монголо-албанской войны.
Расходимся по одному...

От ее походки каменели прохожие,
Ее бедра звали на бой...
Жены любовников мечтали быть на нее похожими,
Ее мужья дружили между собой.
Говорят, сейчас она в эмиграции,
Основала религиозную школу...
Теперь копит деньги на операцию
По изменению пола.
Расходимся по одному...

Он держался непростительно молодо,
Не боясь показаться кому-то смешным.
Его шутки за ним повторяло полгорода.
Все, кто знали его, были ему должны.
Он теперь почти не выходит из дома,
Он отключил телефон и забыл адреса,
И на фотографиях старых друзей и знакомых
Аккуратно проткнуты булавкой глаза.
Расходимся по одному...

Украшение вернисажей, премьер и джем-сейшенов,
Отражение в тихой реке,
Она казалась какой-то нездешней,
Она даже молчала на своем языке...
Ее новых приятелей круг очень тесен,
И последнее, что я слышал о ней, --
«Твое счастье, если ты безынтересен
Тому, кто теперь считает ее своей.»
Расходимся по одному...

Все, что делал он, он делал честно,
Уже зная, что этим ничего не спасет.
Только он мог написать эти песни.
Их было немного. В них было всё.
Вот уже четыре года он там,
Где твое у тебя уже никому не отнять...
Я опоздал к его похоронам...
Я надеюсь, он простил меня...
Расходимся...

14.12.95





На Грани Провала



Дорогая, похоже, мы на грани провала.
Наша рация сдохла. За мною хвосты.
Тех, кому можно верить, осталось так мало --
Говоря откровенно, одна только ты.

Дорогая, связные -- в перманентном запое.
Все почтовые голуби сдохли давно.
Дорогая, похоже, нас осталось лишь двое,
А вступать в контакт нам запрещено.

Дорогая, на всех моих явках -- засады,
Контрразведка накрыла мой последний тайник.
Все, что есть у меня, -- это ампула с ядом,
Которую ты зашила мне в воротник.

Дорогая, мои приметы известны:
Фотороботы -- на каждом углу.
Пробиваться с боями за кордон бесполезно --
Я уже не помню, у кого мы в тылу.

Дорогая, в подполье ужасно воняет,
Пять минут на моторе -- до ближайшей тюрьмы.
Никакой надежды, что нас обменяют
На таких же идиотов, как мы.

Дорогая, меня возьмут этой же ночью.
Мне не выдержать пыток. Заранее прости,
Но тебя я выдам в последнюю очередь --
Может быть, хотя бы тебе удастся уйти.

04.10.95






Зато Будет Что Рассказать


От тифа на запад. От чумы на восток.
От монголов на север. От тевтонцев на юг.
По мерзлой земле. За кобыльим хвостом.
Ноги в колодках. Под ребрами крюк.
Да здравствует эвакуация.
Да здравствует эвакуация.
Да здравствует эвакуация —
Нам будет что рассказать.

От мора в Монако. От глада в Багдад.
От белых в Якутию. От красных в Тибет.
Приговор окончательный. Срок не скостят.
Ни по амнистии. Ни за давностью лет.
Да здравствует эмиграция.
Да здравствует эмиграция.
Да здравствует эмиграция —
Нам будет что рассказать.

От облавы в колодец. От погрома в подвал.
От гестапо в болота. От ОМОНа в леса.
Брюхом по стеклам. Носом в асфальт.
Дальше каждый спасается сам.
Да здравствует капитуляция.
Да здравствует капитуляция.
Да здравствует капитулиция —
Нам будет что рассказать.
18.05.00



Аленушка



Ну что, Аленушка, похоже, с братцем плохо?
Козленочек, он от тебя ушел...
Да погоди ты, дурочка, не охай --
Аленушка, все будет хорошо.

Слезай-ка с камушка, не торопись топиться,
Сними от слез промокший сарафан.
Напрасно он напился из копытца...
Но где же взять в такой глуши стакан?!

Кругом одни коряги да поганки --
Не денется твой братец никуда.
Вот если б он из колеи от танка...
А из копытца -- это ерунда.

А не вернется -- тоже горя мало:
Возможно, тебе даже повезло...
Сама подумай -- ну зачем тебе скандалы
С вернувшимся откуда-то козлом?

Ну, а вот я -- совсем другое дело!
Я думаю, ты поняла уже --
Ты только посмотри на это тело!
(Не говорим пока что о душе.)

Не плачь, Аленушка, -- рыданья рвут мне душу!
Ну а пока твой братец не пришел,
Садись поближе, никого не слушай...
Любимая, все будет хорошо.

3.12.94





В Предложенных Условиях



Выжатый, словно пустой патронташ,
Затасканный, как ля-минорный аккорд,
Не сумев органично вписаться в пейзаж,
Я украшу собой натюрморт.

Эту роль сыграет даже калека...
В крайнем случае -- переснять эпизод.
Дважды нельзя в ту же самую реку,
Можно сколько угодно мордой об лед.

Ситуация до боли знакома --
В слуховом аппарате грязь.
У моего перископа трахома.
Пересаженная ткань не прижилась.

То ли путь тормозной был слишком долгим,
То ли просто корм не в коня...
Мне не верят даже метеорологи,
Жены ближних моих не желают меня.

Я уже догадался, что
Сексуальным символом мне не стать, --
Шрамы не украшают, зато
По ним можно легко опознать.

Но хотя вивисекторы не забывают
Регулярно точить ножи,
По утрам окна в комнате запотевают:
Это значит -- я еще жив.

Я еще жив не потому,
Что для меня не сплели сетей, --
Слишком трудно устроить засаду тому,
Кто сам не знает своих путей.

Накануне всех великих событий
В перегар закованный, как в броню,
Я был настолько неаппетитен,
Что меня не включали в меню.

Я надеюсь, и в этот раз пронесет...
А если вскрытия не избежать,
Пусть победителю достанется все --
Вот его действительно жаль.

То, что носится в воздухе, из зениток не сбить...
Снег уже скрипит под окном.
В этом доме, наверное, лучше не жить,
Но если жить, то лучше со мной.

Кто на стакане. Кто на игле.
Колобок гниет с головы.
Оставайся — вдвоем веселей
Смотреть, как расходятся швы.

Только не спрашивай, как занесло нас сюда,
И что шевелится там, вдалеке...
Думать об этом -- все равно, что гадать
По отрубленной руке.

Мне тоже не нравится здесь и сейчас,
Но смахни слезы с прекрасных глаз --
Если наши ангелы отвернулись от нас,
Значит, они спокойны за нас.

Ты можешь и дальше строить планы.
Мне можно смело давать взаймы.
Те, кого любят боги, уходят рано...
Представляешь, как долго будем жить мы!

17.07.96



Перед Тем...



Перед тем как глаза привыкнут к темноте
Жирной как чернозем
Только ты сумеешь простить мне всё
Перед тем как глаза привыкнут к темноте

Перед тем как глаза привыкнут к темноте
Как когда-то, очень давно
Будешь ли ты рядом со мной
Перед тем как глаза привыкнут к темноте?

Перед тем как глаза привыкнут к темноте
И мое отражение не затуманит стекло
Пальцы вспомнят твое тепло
Перед тем как глаза привыкнут к темноте

Перед тем как глаза привыкнут к темноте
Уже зная — что будет потом
Твое имя я выдохну порванным ртом
Перед тем как глаза привыкнут к темноте

Перед тем как глаза привыкнут к темноте
И гончие навсегда потеряют мой след
Я надеюсь еще раз увидеть твой след
Перед тем как глаза привыкнут
                                                        к Темноте

март'94—май'98