Speaking In Tongues
Лавка Языков

Валерий ШЕВЧУК

ГОЛОС ТРАВЫ
(отрывок)

Перевел с украинского Рафаэль Левчин





-- Погоди, я тебя научу, -- сказала Жабуниха и протянула руку. -- Сделай и ты так.
Мальчик выставил ладонь.
-- Посмотри на запястье. Опусти пальцы. Теперь снова поверни ладонью кверху. Пальцы расслабь. Смотри сквозь них. Что видишь?
-- Что-то тоненькое, как травинка, -- сказал мальчик. -- Голова, как цветок, очи большие и жёлтые. Руки как лезвия. Ой, оно ко мне идёт!..
-- Уже начинаешь видеть, -- радостно сказала Иваниха. -- Их всех можно увидеть, надо только знать, как повернуть пальцы. Печаль и Радость, Горе и Удача, Нищета и Богатство -- они все живые. Простой человек их не видит, да ему того и не надо. Поставь перед собою руку.
Он поставил.
-- Переверни. Согни мизинец и четвёртый палец. Что видишь?
Он увидел золотое яблоко, которое вкатилось ему в ладонь. И загорелся на ладони костерок, но совсен не обжигал, а только грел. Яблоко смеялось, перекатывалось -- тепло потекло ему через руку в сердце и тоже стало там огненным яблоком. Дивная радость, легкость, веселье, даже вроде безумие охватили паренька. Он сорвался с завалинки и ударил босыми ногами в траву, и заплясал, запрыгал, перекидывая яблоко с ладони на ладонь, как уголёк. Иваниха откинилась к стене и хохотала, показывая гнилушки зубов.
-- Хватит, хватит, уморишь ты меня! -- сказала и рукой махнула.
От этих слов мальчик остановился и подошёл к ней, светясь улыбкой.
-- Что это было? -- спросил, ещё тяжко дыша.
-- Сам догадайся, -- ответила Иваниха. -- Не плакал ведь, а плясал. Или, может, и заплакать хочешь?
-- Я всё хочу, -- сказал мальчик. -- Всё, что умеете и знаете.
-- Уж так и всё, -- усмехнулась старуха. -- Это мелочи, что я тебе сейчас показываю. Но и это надо знать. Они и вправду живые: Гнев и Злоба, Стыдливость и Блуд. Всё в воздухе живёт и течёт, как вода. Сумей сгустить ту воду и увидишь, что позвал.
-- А они не сердятся, если их зовёшь?
-- Ого, ещё и как! -- подтвердила Жабуниха. -- Потому-то и не призывай слишком часто и по пустякам, чтоб не поссориться с ними.
-- А если поссорюсь, что будет?
Старуха глянула на него с прищуром, и такие у неё были острые и внимательные очи, что он аж заёрзал.
-- Упырём станешь, -- сказала она.


Он вздрогнул, точно холодом на него повеяло, хотя день вокруг стоял солнечный и тёплый. Вдалеке, где раскинулось село, дымили трубы, и стояли те дымы прямо, как лестницы из воздуха. На небе и тучки не было -- летел мимо речки дикий гусь. Сел прямо на воду и сложил крылья. Нма выгоне паслась скотина, пастушки собрались в кружок и играли в камешки. Жёлтый песок выстилал ложе речки и выползал на оба её берега. Ехал по дороге воз, и дядька на нём глянул через тын. Увидел старуху и мальчишку на завалинке -- сидели рядышком, Жабуниха что-то рассказывала, вроде сказку, а парень так заслушался, даже рот разинул. "Добрый день!" -- приветствовал их дядька, и старуха откликнулась ему высоким голосом. Пыль из-под колёс поплыла над тыном, как серая туча.
-- Вытяни руку, -- приказала старуха. -- Переверни. Согни указательный палец.
Мальчик увидел серого, толстого человека, который брёл за возом. Был он привязан верёвкой и поворачивал во все стороны серое, печальное, большеглазое лицо. Плакал, и слёзы размывали на лице канавки. Тело его не было покрыто одеждой, но казалось каким-то деревянным.
-- Что это? -- тихо спросил мальчик, опуская руку.
-- Беда этого дядьки. Каждый из нас водит за собою на верёвке свою собственную Беду.
-- Так давайте ему скажем.
-- А он тебя просил? -- остро спросила старуха. -- Никогда не делай того, о чём не просят. Не все любят, чтобы их носом в их Беду ткнули.
-- А прогнать ту Беду вы не можете?
Но старуха уже вроде и не рядом с ним была. Где-то заблудилась в солнечном дне и не знала, как выйти из той безмерности. Дорожки запутывали ей путь, точно нитки -- попробуй их распутай! Тихая печаль поплыла из её очей и растаяла в синем, солнечном воздухе. И появилась от этого в небе первая тучка, такая несмелая и нежная, вроде кто-то вылил в небе кружку молока. Эта туча породила белую птицу, которая полетела к земле брошенным камнем, но вдруг пропала, потому что старуха зашевелилась и встала. Была решительной, а может, и сердитой и не желала уже болтать с мальчиком. Он даже слегка испугался, не обидел ли её чем-то недозволенным. Поднялся тоже, и стояли они друг против друга, напряжённые и настороженные.
-- Испытываешь меня, малой? -- хрипло спросила старая. -- Не позволю испытывать.
Тогда паренёк совсем растерялся. Отвернулся и пошёл к тыну. Остановилса на полпути и снова вытянул перед собой руку. Воз был уже далеко. Далеко была и туча пыли, которую воз тащил, -- и лишь оглянулся на него тот голый, деревянный, серый человек, показав круглое заплаканное лицо.
-- Есть один непреложный закон, -- сказала с порога старуха, и, хотя говорила негромко, каждое слово достигало мальчика. -- Мы, чародеи, можем многое видеть, но сделать можем немного. Не нам дано изменить мир.
-- А зачем тогда нам видеть? -- спросил мальчик.
-- Чтобы людям утеху давать, -- гордо ответила старуха. -- Утешенному человеку легче жить на свете, парень!