Speaking In Tongues
Лавка Языков
Мариня Доля
Наполеон и пчелы
Последний здесь сборник Поэта, как правило (но уже без правил
после его ухода), воспринимается как завещание идущим вослед, или как орудие
к действию, орудие мести, местничества.
Вот сборник «Aриэль» Сильвии Плат, которая
ушла от нас, оставив после себя загадку своей открытости, своей невозможности
восстановить связь, долго налаживаемую, и так быстро прерванную.
Что связывает Поэта с миром? Время, сочувствие, соучастие.
Время свое она определила всем, кто захотел услышать, открыто и неметафорично.
«Любовь, любовь моё время года». Метания чересчур живого существа, существа
лунной расы (ибо женщина и поэт как бы ограничены пространством Дома и
Сада, к которому подступает Лето).
Лето, страсть, остановка, страда, дорога.
Поэт оказался в пустыне собственного я, а посреди игрового поля — Вяз.
Связанность разрушает связь, но подталкивает на дорогу. Сверхчувственность
подводит к тайне, которая у Сильвии предвосхищена полным прожитием по горизонтали.
Толчок дороги — потеря времени, перекресток. Поэт рубит Жеромский Вяз,
вопрошая Тайну, причину ее, нежелая отведать ответа.
Всё пространство содеянного заполнено золотыми пчелами Камы.
Причина страданий одна — бог рассеян, голос его не слышен, а золотая
эмблематика перешла на мантию императора.
«Твои плохие сны мною так овладели, одарив.»
Боль ищет сочувствия, хозяйка времени ждет сотворения, искомая тайна
угрожает страхом.
Выход поэта в Океан — встреча с огнями Св. Эльма. Предупреждение проходит
через Поэта, оно направленно кому-то доргому и, с времен прикосновения
к Тайне, почти — сопернику. Сочувствие грозит соучастием в разрушении мира,
облекает в чувство вины за мертвечину, за войну, за покой, похожий на смерть.
Ожидаемый сочувственник видится палачом, узурпатором, — «неужели мой жар
тебя не поражает». Чувство вины сжимает время в точку и расширяет пространство
до бесконечности. Пространство мира заполнено войной, в которую влилось
самое невиданное и нежелаемое из сражений — сражение в любви.
Пчелы бога превращаются в Железный Рой, уносящий своих мертвецов, оставляющий
императору, узурпатору пространство точки Эльбы. Император предал любовь.
Понесет ли он наказание? В маленьких, застывших городках Европы — покой
жажды войны. Война будоражит кровь, усиливает страсть, уносит любиимых.
Человек с серыми руками улыбается. «О, Европа! О, тонна мёда!»
Котел поэзии, заменивший домашний котелок, поставлен в саду зимовать.
Компенсация за мёд — сироп, рафинированный сироп. Запасы на случай войны.
Война неизбежна, нежеланна, а самое страшное то, что за её спиной — Тайна,
которая не твоя. Армия наполеонов может прокопытить, сбить пену уютного
мира любви, любви, переходящей в смерть. Зачем? Но Тайна не твоя.
Ариэль на службе у Просперо дождался своего срока. Быть отпущенному
чужой волею или уйти самому? Двадцатый век порождает подмену мудрости прагматизмом,
а Ариэль не желает служить чужим мирандам. «Пчелы такие медленные, я их
почти не узнаю, они строятся как солдаты».
Разрешение себе на творчество — приближение к Тайне. Тайна требует
присяги. Ариэль на перекрестке. Чувство свободы 70-х.
Сборник «Ариэль» был подарен русскоязычному читателю Татьяной
Ретивовой. Выбор автора — переводчик — перевод. Выбор дороги к недостроенной
Башне. Россия, говорил Чаадаев, это страна высоких переводов. Соприкосновение
культур, сплав пространственных плоскостей, возможность ужиться в тени
Вяза.
P.S. Страх творящего, Поэта перед сознанием того, что обвинения в разрушении
осознанно предъявлены ему-себе. Ѓрех?
«А со дна пруда закрепленные звезды управляют жизнями».