Де Грегори

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Франческо де Грегори

В переводах Евгения Черёмушкина


Перевод © Е.Черёмушкин, 1985

 

Детство
Рождество
Камнепад
Венеция
Маленькие боли
Распятый
История
Человек, танцующий на стеклах
Луч солнца


Детство, 1956 год

(Il’56)


Вспомнил вчерашнее детство,
Как взбирался на стул и смотрел
Сквозь окно, занавеской задетое:
На поезда во дворе.

Брат мой за книжкою ожил,
На полу, под страниц перехлест,
Что-то бубнит и ерошит
Ежик белесых волос.

Рождество.
       Вот уж праздник так праздник!
Ожидал его, как никогда.
Мне дарили разную разность,
И на елке блистала звезда.

Помню, танки по полу грохочут,
В тихий час, отгоняя сон,
Вырезал их из свежей почты
И наклеивал на картон.
 

Рождество

(Natale)


Возвращает влюбленных
со свиданья трамвай
в край домов заоконных,
в лунный брошенный край.
От шагов захлебнулись
долгих лестниц хребты,
кто-то поздно вернулся,
жаль, я знал, что не ты.

Напиши, будет время,
просто так напиши,
если хватит терпения,
напиши от души —
что приснится, что слышишь,
что случилось в судьбе,
напиши, чем ты дышишь,
дай мне знать о себе.

Здесь — все в спешке, в раздорах,
время тянется еле,
вместе с поездом скорым
погружаясь в туннель.
Близок праздничный вечер,
безразличный теперь,
напиши мне — до встречи
и т.д. и т.п.
 

Камнепад

(Le pietre cadenti)


Шорох на вершине, эдельвейсы
Перистые, и холодный фронт,
Мы стоим и зажимаем весом
Черной магме возбужденный рот.
Спали чары, сердце зачастило,
На себя не наглядишься в дно,
Как петля воздушного светила,
Вышибает землю из-под ног.

Камнепад, камнепад,
Это стадо бизонов,
бегущих по склону,
Это стадо сердец,
Мускулистых громад,
Камнепад.

Глина и песок, бетон и щебень,
Нас на самосвал и в котлован,
И по воле палочки волшебной
Воплотится в жизнь великий план,
И вдогонку новому, другому
В сваях и устоях эстакад
Что-то шевельнется, и сквозь дрему
Шелестит над слухом камнепад.
Камнепад...
 

Венеция

(Venezia)


Венеция смердит. И журналисты
Твердят о смерти, распускают слух,
Что звезды чередой лучистой
Срываются в отравленную мглу
И тают в городской лагуне,
Похожие на леденцы.
Дай звездам пасть, не сомневайся втуне,
Ведь их не хочешь видеть ты.

Венеция тускнеет. Небосклоном
Дымы плывут, послушные ветрам,
Кислотный дождь пылает над промзоной,
Где ни души по вечерам.

Тем временем, в киношке захолустной
Крестьяне и поденщики, смеясь,
Плывут в гондолах меж дворцов искусных,
...пока не кончится сеанс.

Венеция. Смущается прохожий,
Топор и розу прячет под пальто.
Колышатся, с корабликами схожие,
Наши сердца у набережной. Что же,

Венеция склоняет к меланхолии.
 

Маленькие боли

(Piccoli dolori)


У меня болят ноги,
спина, как каркас,
и зверюга какая-то в горле,
У меня в глазах звезды —
взрываются звезды сейчас
и по сердцу проносятся боли.

Маленькие боли
доктора не лечат
маленькие боли —
совесть скоротечная.

Извините, друзья,
но мне надо скорей
уносить отовсюду ноги,
извини меня, милая,
мне бы с тобой — подобрей,
да я голос сорвал по дороге.

Маленькие боли,
странники сердечные,
маленькими болями
каждый шаг отмечен.

В окне моем — ночь,
в постели — жена,
не засну, не проснусь — отдыхаю,
мне не светит ничто,
память болями уязвлена
и мечта, как сверчок, не стихает.

Маленькие боли,
больше нас не мучат,
меленькие боли
делают нам ручкой,
Маленькие боли,
маленькие воли...
 

Распятый

(L’impiccato)


...сопляка задержали под вечер:
Скалил зубы и лез в разговор.
Он был сыном приличной женщины,
Этот вор.

Следом взяли отца семейства:
Шляпа, галстук, бумажник без лир.
Мы ему оказали содействие
И в больницу потом отвезли.

Третий, умница, все рассказал сам:
Кулак в морду — и кончен базар,
Попросил закурить и сознался
В том, что требовал комиссар.

Так, кто дальше, чем нынче богаты...
как его... да, Томазо, он
Струсил и позвонил адвокату,
Но у нас барахлит телефон.

Ну а вашего, бесполезного,
Задержали не помню за что,
И за это огнем и железом
Он распят и отпущен потом.

Он молол лишний вздор, этот шибздик,
Много брал на себя, наконец,
Ну, добавил ему, ну, ошибся,
И дался всем вам этот мертвец.
 

История

(La istoria)


История — это мы,
И нечего на себя обижаться!
История — это мы,
Всходы в поле,
Волны в море,
История — это мы.

Мы — ропот, раздираемый молчанием,
Молчание, что сразу не проймешь,
И если не вершатся твои чаянья,
тебе твердят:
       все — воры, грязь и ложь.

Но это блеф, чтоб ты знал свое место.
И шел домой, к семье, но дело в том —
История не медлит у подъезда,
А, вышибая двери, входит в дом.

История — в ошибках, между истин,
История права, ведь это — мы,
Кто ждет, и те, кто пишет письма,
Кто любит. Кому снятся сны.

История — это мы...
 

Человек, танцующий на стеклах

(Homo che cammina sui vetri)


Человек, который ступает по стеклам,
Говорят, он свой парень везде.
В лунном поту он танцует как проклятый
Под прямым углом к звезде.

Не трюкач, не спортсмен
       и не йоги жертва,
Босоногий пацан всего,
И когда ты видишь, что он не режется,
Ты могла бы влюбиться в него.

Не беда, что, как все,
       он гнет свою линию,
На ладони твоей руки, —
Ты ведь знаешь,
       как в море кончают штилем
Воды горной реки.

Он владеет телом, и силой мышечной,
Крошит бутылок вермуть,
И смеется, — ведь в драке раны излишни,
А смерть вообще ни к чему.

Он еще говорит, —
       разместить попробуй-ка
Наши две души и постель,
Словно в отдельном домике
В перевернутом зонте!

Стонет он по ночам, пугая прохожих:
Сестра, помоги... Сестра!
И уже не важно, где ты находишься,
Когда не жалеешь добра.
 

Луч солнца

(Raggio di sole)


Добро пожаловать, луч солнца,
На землю, в будничную жизнь,
Добро пожаловать в оконце
И в небо, в радужную высь.

Туда, где оступиться негде,
К вершинам изо льда, камней,
К озерам, голубым, как снеги,
Под легкой поступью твоей.

Приди же, мира не ищи ты,
У тебя будут в те поры,
В тот миг — улыбка для защиты,
И акварели для игры.

Ну, здравствуй, луч надежды, здравствуй,
Последний мой, зеленый луч,
Живи и радуйся и царствуй,
Не властный ни добру, ни злу.

Среди твоих дорог всегда
Есть путь, позволь его коснуться,
Он приведет меня туда,
Куда хотел бы ты вернуться.