1. Виртуальный копирайт -- маразм для страны Самиздата
-- Сейчас очень много говорят о проблемах копирайта в Сети, в частности
и в связи с литературой, и особенно -- переводной литературой…
-- Это очень сложный вопрос, сейчас все от него шарахаются как черт
от ладана. Я за себя скажу -- на своей шкуре испытываю большие трудности
в последнее время. Ни в Японии, ни в России, нигде на свете до сих пор
нет пока законов, которые запрещают публиковать в Сети закопирайченую литературу,
если хозяин сайта не получает ни копейки за то, что он ее опубликовал.
А мы не получаем ни копейки за наш сайт, только тратимся. Поэтому никакая
адвокатская контора не сможет нас поймать по закону. Но когда мы разрекламировали
Мураками, его захотели издать -- и издали-таки на бумаге.
Я говорю с людьми о продолжении этой деятельности, о продолжении публикаций,
и вдруг начинаю чувствовать, что этим людям -- японцам ли, держащим копирайт,
русскому ли издателю -- уже неуютно от того, что все это мы держим еще
и на Сети. Вот уже идет разговор с солидными издательствами. Продолжение
«Охоты на овец» скоро в «Амфоре» выйдет. Потом следующая книга будет
уже в московском издательстве издаваться, очень серьезный уровень, большие
деньги задействованы. И эти люди уже не хотят, чтобы это было в Интернете.
И вопрос не в том, что меня могут юридически поймать, а в том, что
деловые люди с такими, как я, уже не очень охотно общаются. Вопрос «хорошего
тона». Пока нет закона, все держится на «хорошем тоне». Никто не знает,
что будет с законом о копирайте в Интернете и что именно он будет ограничивать,
а потому -- очень четкое разделение в головах у людей: или ты бумажный
-- или ты сетевой. Реши для себя, говорят они, не пытайся усидеть на двух
табуретках.
Но, понимаете, мне -- как человеку, который просто переводит с одного
языка на другой и создает какие-то словесные миры, не принадлежащие никакой
конкретной законодательной, политической, географической системе… Так вот,
мне -- плевать. Есть Язык с большой буквы, больше ничего нет. Как сказал
один из гуру русскоязычной сети Макс Немцов (автор сайта «Лавка
языков» и мой постоянный редактор): «Любой писатель имеет право писать,
что ему вздумается, любой переводчик имеет право переводить, что ему вздумается
и любой читатель имеет право читать, что ему вздумается». Никаких препон
тут быть не должно.
А то, что сейчас происходит -- драка между виртуальными и бумажными
публикациями, и споры, как быть с копирайтом, -- это не наша проблема.
И именно Россия должна быть флагманом в этом движении и публиковать все
что угодно.
Ведь Россию никто не запретит. «Библиотеку
Мошкова» не запретить, «Лавку языков» Немцова не запретить. Они не
получают ни копейки за свою деятельность, это святые, уникумы. Они увековечили
понятие Самиздата с большой буквы. Русским всегда было до балды, что к
ним кто-то придет и скажет: что это вы тут такое вывешиваете? Мой отец
полжизни положил на то, чтобы переводить с польского и чешского Фриша,
Гессе и им подобных, потому что это было востребовано тогда, когда на русском
их было не достать; немцы, швейцарцы, англичане, да тот же Булгаков были
только на польском и чешском языках в магазине «Дружба» -- 60-е годы, сами
понимаете… Самиздат из русской крови уже не вытравить никогда. Ни в одной
стране, кроме России, закопирайченные произведения в Сети не публикуются,
и то, что продается за деньги на бумаге, в Интернете не вывешивается. Закона
нет -- но никто не хочет иметь с этим дела, все чувствуют, что будет тяжело.
Конфликт налицо, по всему миру только мы его и решаем, чисто по-русски
-- «а пошел он…». Мы счастливее, нас не успели обложить копирайтом. Его
у нас как не было, так нет -- и, я верю, не будет, по крайней мере, в чистом
виде.
-- Тем не менее, пытаются же принять какие-то законы…
-- Законы пытаются принять люди, которые думает о собственной прибыли
на ближайшую неделю, поэтому никакой новопринятый закон не выдерживает
времени. Здесь надо глобально походить, но именно этого у нас делать некому.
-- Я пока существую посередине, держу свои тексты в Сети, хотя мне
говорят, что было бы неплохо получить согласие автора на 30% текста хотя
бы, как это принято во всем мире. Принято, понимаете… Как вы можете это
объяснить человеку в каком-ибудь Нижневартовске или Тынде? Которому все
обрублено и он просто не может купить эту книгу, потому что книги выходят
только в Москве или Питере. Я это придумал? Мураками это придумал? Какой
закон это придумал? Это бред. Человеку хочется читать Мураками, он имеет
все права его читать, и слава богу, хотя бы благодаря Интернету мы можем
ему это позволить. Закона нет -- всё. Пока его нет, я буду делать, что
хочу. И если какой-о издатель захочет издать Мураками при условии, что
я сниму это с Сети, я покажу «фингер» этому издательству и пойду к другому
издательству, я могу это себе позволить. То есть, я занес бы на ближайшее
время слово «копирайт» в разряд бранных слов русского языка. Когда мне
говорят, а как же копирайт -- мне хочется послать подальше. Я не собираюсь
думать о копирайте. У меня для этого слишком короткая жизнь. Меня это не
волнует, и я делаю все, чтобы меня и дальше это не волновало.
-- А если все-таки будет принят закон, какие могут быть последствия?
Насколько извращенные формы это может принять? Как это скажется на жизни
Сети?
-- Насколько я понимаю состояние России, законы будут приниматься очень
временные и непродуманные, потому что они чреваты слишком большими последствиями
для людей, которые эти законы создают и с этого кормятся. То есть, будут
создаваться законы, как в случае с Горбушкой, на месяц, на полгода, а потом
все будет возвращаться на круги своя. И мы будем жить себе дальше. Я думаю,
что в конечном итоге Россия так и не создаст своего закона, а окружающие
страны придумают, как с нами бороться, и без закона. На самом деле, проблема
эта придумана -- придумана теми, кто еще живет в прошлом веке, в прошлой
своей лени, потому что копирайт сам по себе позволяет человеку расслабиться.
Взять знаменитый скандал вокруг «Напстера». Когда все эти музыкальные
гуру поняли, что у них отбирают кормушку… А в чем смысл происходящего?
Если ты талантливый -- докажи это, не сиди на месте, не жди, что ты будешь
кормиться всю жизнь с одного произведения, двигайся дальше.
Значит, надо что-то придумывать. Вон, Америка думает же -- хотя и ни
к чему, похоже, еще не пришла. Вообще, интересно за их дискуссиями наблюдать.
В самом деле, нельзя же платить человеку всю жизнь за одну написанную им
книгу, одну спетую песню. И уж тем более нельзя ограничивать людям доступ
к этой книге лишь потому, что писателю лень написать еще или заработать
как-нибудь по-другому. Написанная (и изданная) книга уже не принадлежит
ее автору. Спетая (и записанная) песня уже не принадлежит композитору.
Это звучит непривычно, но это так. И эту простую истину лишний раз доказывает
Интернет, и особенно -- Рунет с его уникальнейшей самиздатовской культурологической
базой. Больше такой свободы нет нигде в мире, мы этим ценны -- и этим надо
гордиться, а не поджимать трусливо хвосты.
В этом смысле особенно лицемерно смотрелась некая Комиссия по Защите
авторских прав в рамках Интел-Премии. Когда номинантам рассылалась анкетка
с просьбой гарантировать, что, дескать, «все материалы Вашего сайта размещены
у вас с согласия авторов». Алё? Вы куда звоните? Мошкову? Немцову?
Нам? Хоть кто-нибудь у вас там подумал, какой чудовищной глупостью и невиданным
хамством это выглядит -- сначала отобрать эти сайты в пятерку лучших в
стране, а потом задавать им такие вопросы?
И ведь такой раскол у нас сейчас везде. Либо только Сеть -- либо только
бумага. Либо Нацпремия -- либо соблюденный копирайт. Либо левая рука --
либо правая, да чтоб одна о другой не ведала, а то, не дай бог, вообще
ничего не получится. И только читатель всего этого, бедолага, один и тот
же… Двойные стандарты в своей больной голове -- вот что вылечить бы, прежде
чем, надувая щеки, законы о копирайтах придумывать да авторские права от
Интернета защищать, чучела мы гороховые.
Мы слишком привыкли, что обязательно должен быть закон, который говорит
людям, как действовать на данной территории, в данном легальном пространстве,
в данной социальной системе. В этом клане, в этой области, в этой стране.
В рамках таких-то «измов». Все это задавало свои шаблоны в голове, и люди
с рождения до смерти по ним жили. Но Интернет -- это совсем иное. Все,
что тебе нужно, это пара языков -- и вперед… Ты никому не принадлежишь,
только себе. Как на тебя в Сети действуют законы страны или отдельного
клана? Да никак, лишь бы телефон был оплачен. Твой мозг отделяется от тела,
перемещается по всей планете, никто его не поймает. Какие законы, какие
правила, какие разделения? Водораздел может быть лишь один -- взаимообмен
либо корысть. То, что направлено на общение с другими людьми, остается,
остальное -- в мусор уходит.
-- Стоит ли тогда вообще обращаться к бумажным публикациям?
-- Если я и обращаюсь к бумажным версиям книг, то просто потому, что
так доступнее для людей, покуда Интернет еще не в каждом доме. Кроме того,
есть еще эстетическое понятие материальной вещи. Вот я у японцев очень
ценю именно отношение к Вещи с большой буквы, есть у них эстетика «ваби»,
есть «очарование печалью вещей», на которых строится, кстати, танка и вообще
японская эстетика… То есть, если создается Книга, она должна со всех сторон,
в плане дизайна, в плане бумаги и т.п. стать уникальным инструментом для
достижения максимального эстетического удовольствия. И на глаз, и на ощупь
-- сенсорно, объемно, вещественно… Сеть такого, как ни крути, дать не может.
Моя бы воля -- я бы в книги вводил еще и запахи. Скажем, в «Овцах»
главы о пастбище пахли бы свежей травой, монологи из дома Крысы -- старым
деревом, городок Дзюнитаки -- хвоей, а эпилог -- обязательно морем… А что?
Может, и это когда-нибудь осуществится. Книги, конечно, упадут в тиражах,
но они станут больше Вещью в себе, в каждую отдельную книгу будет вкладываться
еще больше духовной работы. Видимо, это будут дорогие подарочные издания.
Но совсем книги не умрут, это был бы нонсенс.
2. Литературный перевод -- искусство, о котором забыли
-- А Вас устраивает тот эстетический уровень, на котором была издана
книга Мураками?
-- Вадим Назаров (издательство «Амфора») придумал, что на обложке «Охоты
на овец» должен быть библейский сюжет, козел отпущения (репродукция картины
У.Ханта), потому что у него, видите ли, возникли именно такие ассоциации.
Я сказал: при чем тут козел отпущения, здесь тогда уж должна быть дзэнская
овца, и вообще, лучше Пустота, потому что в некотором смысле овца -- символ
Пустоты как начала мысли. Отрицание вообще всего, что ты наворотил в себе
до этого. То есть, очисть свои мозги, начни все сначала. «Нет», великое
дзэнское «Му» -- какие там библейские символы? Кто вам дал право думать
за автора и подсказывать читателю, что ему думать, ведь это же подтасовка!
Сознание читателя начинает течь в указанном издателем русле -- и он неосознанно
начинает на это вестись. Это недопустимо. Должна быть недосказанность,
чтобы осталось место для каждого человека. Наш хайковый гуру Леха
Андреев придумал хороший термин -- «эффект недостроенного моста»: если
хочешь, чтобы люди очаровались красотой моста, построй его до середины
и оставь как есть. Не перекидывай его на другую сторону, дай человеку его
додумать. Вот примерно на этом же построена «Охота на овец». Поэтому я
уже не отвечаю на прямые вопросы: «Кто же такая овца, что же такое овца».
У каждого она своя, по крайней мере, наполовину, Мураками что-то создал,
я что-то перевел, а овца… Овца -- это просто овца.
-- Как сейчас вообще складывается офлайновая, «бумажная» судьба
произведений Мураками в России?
-- Харуки Мураками сейчас, я надеюсь, стал уже достаточно популярен.
Наша конечная цель, хотя и не очень близкая -- выпустить его в академическом
издании. То есть, внести еще одно имя японского классика в сознание русского
читателя. Финальной точкой этого движения будет хотя бы трехтомник «Трилогия
Крысы плюс альфа» (где «альфа» -- четвертая часть трилогии, роман «Дэнс,
дэнс, дэнс»), четыре романа, в которых действует один и тот же герой.
Два первых романа будут в переводе Смоленского, два вторых переведу я.
Общий редактор -- Макс Немцов. Вот такая задумка. Если мы это сделаем,
наряду с фамилиями Акутагавы, Мисимы, Кэндзабуро
Оэ, Кобо Абэ появится еще один японский классик в сознании русского человека.
Уже сейчас в пределах Москвы и Питера это достигнуто, но Москва и Питер
продают книги только в Москве и Питере. Вот что жалко. Потому и нужен Интернет.
Я уж не говорю, что русский Мураками и начинался с Интернета: перевели
роман, поместили его в Сети -- и только тогда нашли спонсора для выхода
на бумаге.
-- Что для Вас литературный перевод? Искусство? Насколько авторизованным
может быть перевод?
-- Еще лет в пятнадцать, помню, я зачитывался критическими работами
Корнея Чуковского -- его едкими эссе о том, как переводят иностранных авторов
бездарные переводчики. Больше ничего такого интересного о переводах я на
русском языке не встречал. В каком-то смысле, мы пытаемся сделать то же
самое сегодня. Литперевод -- это интереснейший психологический процесс,
перенос из одной языковой среды в другую, где ничто не могло бы возникнуть,
если бы этим не озадачился конкретный переводчик.
Ведь это сложнейшая и интереснейшая тема -- КАК переводить литературу.
В этом смысле хочу лишний раз кое-что подчеркнуть. Я часто слышу вопрос:
«А насколько Мураками, которого перевел Коваленин, -- по-настоящему Мураками?»
Я не собираюсь отвечать на это; если его переведет Васечкин, будет Мураками
Васечкина, Маша Сидорова - Мураками Маши Сидоровой. Перевел я -- читайте
меня. В конце концов, никто же не ругает Лозинского за то, что есть Пастернак.
Наоборот, Гамлет от этого только разнообразится, становится богаче. Когда
Макса Немцова спрашивают, почему он размещает у себя сайте и хорошие, и
плохие переводы, он отвечает -- это всего лишь версии. Кому что нравится,
пусть будет много всего. Не нравится, что делаю я -- делайте сами. И спорить
о какой-то единой истине можно только по переводу инструкции к вентилятору,
там винтик влево или вправо -- от этого зависит, заработает он или нет.
Но когда я лично упираюсь в проблему, что мой русский читатель должен здесь
засмеяться, а здесь заплакать, а он почему-то не смеется и не плачет --
в этом виноват я, а не автор. Я и больше никто. Все это настолько индивидуально!
Ведь это искусство, литперевод, это все движения психики, непрогнозируемые
вещи, которые и определяют поведение человека. Хорошо ему или плохо. Есть
кайф или нет кайфа. Поэтому не спрашивайте, похож мой Мураками на Мураками
или не похож. Спросите у Мураками, похожи ли его описания острова Хоккайдо
на остров Хоккайдо. Спросите у Брюллова, какими археологическими чертежами
он пользовался для изображения города Помпеи... Так эти люди увидели.
Чем и ценны.
-- А нет ли желания создавать собственную школу перевода? Выращивать
последователей, тем более, что японистов у нас очень немного?
-- Зачем ее создавать? Наш сайт -- это и есть школа перевода, у нас
есть все, начиная от ссылок на начальный уровень японского языка. В последнее
время появляется практикум для тех, кто переводит литературу, продвинутый
курс японского языка, словарь иероглифов, образцы сложнейших текстов японской
поэзии и прозы. Кто захочет это использовать как свой инструмент -- будет
использовать. Приходите, учитесь, если это вам надо. Я не скажу, что я
офигенный сэнсэй, я скорее практик. Но нашим сайтом мы хотя бы пытаемся
сохранить накопленный опыт. Захотите -- возьмете.
Ведь до сих пор японскую литературу переводили совершенно ужасно. Это
были люди, которые сидели в древней литературе, современный живой язык
не брали, и в большинстве случаев это были лингвисты, лишенные литературной
жилки. Я уж не говорю о том, что более-менее нормальный опыт жизни в Японии
тогда имели только дипломаты и кэгэбэшники. Мягко говоря -- не самый лирический
тип людей. Поэтому даже очень живые японские писатели, переведенные в советское
время, звучали тяжеловесно, через эти тексты было крайне трудно продраться
читательскому глазу.
Так постепенно нас приучили к тому, что японцы тяжелы, что их в принципе
трудно читать. И когда я перевел Мураками, который очень легко читается
на японском, были вопросы -- вы намеренно сделали его таким русским, вы
специально, да?.. А я просто перевел нормальным языком, и он получился
нормальным человеком. И это уже удивляет. Такие вот парадоксы сознания…
Вот возьмем классику перевода. Читаем мы, к примеру, Винни-Пуха. Мы
что, постоянно думаем, что его написал англичанин? Да мы на второй странице
уже отключаемся от того, что это перевод. Вот в чем идеал перевода. Достичь
уровня, когда читатель не задумывается -- перевод это или оригинальный
текст. А вся японская литература была переведена так, что сидишь и думаешь
-- у-у, эти японцы, у-у, как накрутили-то. А это перевод виноват. Сами
японцы не виноваты, что их марсианами выставляли. И приходится теперь избавляться
от этого.
Если человек говорит умную мысль -- это просто абстрактный человек
говорит абстрактную умную мысль. И тут не может быть Японии, не может быть
России, ничего… Это дальше мы будем прослеживать, из Японии он это сказал
или еще откуда. Но прозвучать это должно нормально, не нужно делать из
людей психов. Как из читателей, так и из писателей.
-- Но ведь существуют и действительно качественные переводы с японского,
тот же Чхартишвили, например?
-- Да, он был первый, кто начал по-революционному переводить японцев,
и честь ему и хвала. И я лично считаю, что я, Дмитрий Коваленин -- в каком-то
смысле ученик Чхартишвили. Пусть даже сам Григорий Шалвович об этом не
подозревает или с этим не согласен. И я выражаю глубокое соболезнование
по поводу того, что российская Словесность понесла скорее утрату, нежели
что-либо приобрела со «смертью» Чхартишвили и «рождением» Б.Акунина. То
есть, я о словесности в целом. Я уважаю эпистолярный дар этого человека,
но, по-моему, как переводчик он талантливее, востребованнее и нужнее для
русского языка. Я так чувствую.
Я бы вообще очень остро поднял вопрос о создании Национальной Премии
Литературного Переводчика. Вот взял бы, скажем, ИСАА МГУ или другой престижный
инъяз страны -- и создал такую премию. Имени Маршака, например. С комиссией,
с призами. Очень здорово было бы. И лучшую молодежь под этим началом выпестовывал
бы всякими спец. стажировками... Ведь у нас сейчас не учат переводить именно
литературу. Инструкции для швейных машинок и банковские контракты
-- это мы умеем, а литературу -- очень редко. Если кто-то доходит до того,
как это нужно делать -- то только своим путем. Поэтому иногда просто за
голову хватаешься, как убивают отличные произведения отвратительными
переводами. И, как правило, надолго убивают. Порой -- навсегда. Мне все
время казалось, что те же Берроуз, Сэлинджер,
Буковски, Кэндзабуро и многие другие гиганты
литературы заслуживали бы гораздо более качественного русского языка, чем
тот, в который они замурованы на сегодня. Но плохо переведенное произведение,
однажды вошедшее в мозг читателя, издатели редко переиздают в каких-то
других переводах. Дорого это, да и рекламы уже не получится… Вот так и
умирают шедевры, очень больно на это смотреть.
А насчет Премии Переводчика -- я серьезно. Если у кого будут какие--то
идеи в этой связи, я готов принять посильное участие в организации этого
святого дела.
3. Всего лишь химия
-- Как Вы полагаете, что сейчас происходит с современной отечественной
литературой? Можно ли вообще говорить о том, что она существует?
-- Все, что происходит сейчас с современной российской литературой…
Вот мы сидим в О.Г.И., на втором этаже здесь книжный магазин, хороший,
один из лучших в Москве. Если мы туда поднимемся -- там будет переводная
литература, а рядом -- пара стеллажей современной российской литературы.
Так вот примерно 80% этих книг, если мы откроем их где попало, состоят
из фраз типа: «как сказал Иван Иваныч… в своей книге там-то…». И все, книгу
можно закрывать. Ведь на самом-то деле, нужно брать этого Иван Иваныча,
который что-то сказал 40 лет назад! Новых мыслей не производится, новых
чувств не рождается, все только перепевают что-то, что уже кто-то сказал,
кто-то написал. Это ужасно, люди тратят время, люди создают мертвые хвосты
мыслей и чувств. Их надо обрубать. Лучше ничего не говорить, лучше пускай
будет молчание. Все эти безумные сорокины с пелевиными, весь этот пост-пост-постмодернизм…
Лучше уж молчание. Ну, это мое личное мнение. Мне искренне жаль, что мои
друзья и близкие тратят на это годы жизни. Почему мы выбираем этот путь?
Ведь плюхаемся уже на перегное перегноя. А он почему-то никак не становится
нефтью, он просто гниет и гниет. Или, может, не там копаем?
-- То есть, новой литературы у нас как таковой нет?
-- Насколько я могу судить -- нет… Мне кажется, Бродский был последним,
кто создавал принципиально новое. Если вы что-то знаете -- познакомьте,
буду очень вам благодарен.
-- А возможно ли сказать сейчас, в эпоху пост-пост-модернизма, что-то
принципиально новое?
-- Я думаю -- да. Но, во-первых, для этого нужно решительно отойти
от формы и привычки передумывания. Мы слишком много думаем над тем,
что мы чувствуем, и как нам это передать. И в итоге напрочь теряем ощущение
собственно жизни. Перестаем удивлять и удивляться. Перестаем дарить чудо
и чувствовать его в других… Во-вторых, очень страшную работу в нас совершает
червяк по имени Скука. В том, ницшеанском ее понимании, когда «пред ликом
Скуки даже боги слагают знамена»… Недавно в Москве проходил семинар с участием
знаменитых японских писателей. И когда Масахико Симаду, автора «Царя Армадилла»,
спросили, отчего, по его мнению, наложил на себя руки Мисима -- он так
и ответил: «Я думаю, просто от скуки». Когда же его спросили, как справляется
с этой проблемой он сам, Симада жизнерадостно улыбнулся и сказал: «Я настолько
соскучиваюсь в своей скуке, что мне становится скучно скучать». Каждый
решает это по-своему, но что-то в этом роде. Сколько можно скучать…
-- Вы полагаете, российская словесность имеет шанс выжить?
-- Я думаю, какая-то волна все же пойдет, несмотря на все это дерьмо,
которое Россия сейчас переживает. Потому что биология все-таки главнее.
У американцев, при всем моем к ним насмешливом отношении, есть фразочка,
которая мне нравится: «It's only a chemistry». «Это всего лишь химия»,
-- часто говорят они о каких-то сложностях человеческих отношений. Пытаться
просчитать человеческие отношения наперед -- это все равно что пытаться
прикинуть, куда потекут в своем броуновском движении частицы вот этого
стола. И с языком, со словесностью -- то же самое. Мы не вольны прогнозировать,
жизнь возьмет свое. Страна, нация, народ сами знают, что им надо. Ведь
любой народ -- это живое существо. А его Язык -- собрание всех мыслей этого
народа в веках, некое облако, которое существует над биологически живущими
людьми со своими ногами-руками-головами, он сам себя регулирует, он сам
знает, куда пойти. И не надо орать, что мы в задницу опять залезли. Всё
куда-то идет, течет и изменяется. Это Хаос, этого нельзя просчитать, в
любую секунду это все может повернуть куда угодно, совершенно для нас неожиданно.
У японских дзэн-буддистов есть такое любимое развлечение… Его нет,
кстати, даже у китайских чань-буддистов, хотя уж совсем коллеги, казалось
бы. Так вот, садятся монахи в кружок и соревнуются, кто грязнее и непотребнее
Будду обругает. Говорят, сам процесс игры очень мозги прочищает, и спится
потом хорошо… Я это, собственно, к чему? Мне всерьез кажется в последнее
время, что Кармы нет. Нет следующей жизни, есть только одна, иначе нечестно
будет. Потому что если бы Пушкин знал, что будет жить сто лет, а потом
переродится в следующей жизни, он бы не написал никакого «Евгения Онегина»...
Ведь это игра с самими собой, на самом-то деле. Бой с собственной тенью.
Как у Харуки Мураками в романе «Дэнс, Дэнс, Дэнс»: «Может быть, это и не
сделает тебя счастливым -- но иного выхода у тебя все равно нет. Танцуй!
Танцуй и не останавливайся. Но танцуй так классно, чтобы все на тебя смотрели».