Speaking In Tongues
Лавка Языков
Раймонд Карвер, один из самых читаемых в последние десятилетия американских
писателей, незадолго до конца своей короткой жизни любил говорить: "Я
счастливый человек. Мне удалось прожить две жизни." Карвер приводил
при этом точную дату завершения своей "первой" жизни и начала
"второй": 2 июня 1977 года.
День этот для Карвера был одновременно страшным и знаменательным. 2
июня 1977 года Раймонд Карвер, уже сравнительно известный поэт и писатель,
после очередного запоя впал в состояние мозговой комы: "Я словно очутился
на дне очень глубокого колодца," - вспоминал он позднее. Врачам удалось
вернуть Карвера к жизни, а он с того дня ни разу не выпил ни капли спиртного.
"Вторая" жизнь Карвера длилась недолго, всего 11 лет. 2 августа
1988 годв он умер от рака легкого. Но даже зная свой страшный диагноз (в
США врачи всегда ставят пациентов в известность о характере заболевания),
зная, что времени остается совсем мало, он не уставал повторять своим друзьям
и близким: "Каждый день я чувствую на себе благословение божие. Каждый
день я не устаю благодарить судьбу. Каждый день я чувствую радостное изумление
от того, как у меня все теперь устроилось."
Действительно, во "второй" своей жизни Карвер обрел много
больше, чем в "первой": к нему пришла и заслуженная слава, и
настоящая любовь, и материальное благополучие. И, самое главное, - его
творческий потенциал не только не иссяк, но, напротив, блестяще реализовался
в нескольких книгах рассказов: "Так о чем мы говорим, когда говорим
о любви" (1981), "Собор" (1983), "Откуда
я взываю" (1988), в поэтических сборниках "Где вода сливается
с другой водою" (1985), "Ультрамарин" (1988),
"Новая тропинка к водопаду", в сценарии к фильму "Достоевский".
Но, говоря о полноте счастья, испытанной им в конце жизненного пути,
Карвер никогда не зачеркивал своей "первой" жизни - ведь этот
этап его писательской судьбы был для него тяжелой. но очень большой школой,
в которой ему пришлось учиться с самого рождения.
Раймонд Карвер родился 25 мая 1938 года в небольшом городке Клэтскени
(штат Орегон) на Северо-Западе США. Детство его прошло в Якиме (штат Вашингтон),
где, как и во многих других городах американского Северо-Запада, сосредоточена
лесная и деревообрабатывающая промышленность. В Якиме отцу Карвера удалось
найти место заточника пил. Доходы семьи были невелики, поэтому Раймонду
после окончания средней школы в 1956 году не удалось продолжить образования.
Подобно многим американским писателям-классикам, он оказался перед необходимостью
зарабатывать себе на хлеб тяжелым трудом.
К концу 50-х годов Карвер все острее осознает в себе тягу к литературному
творчеству и в 1961 году приезжает в Калифорнию. Только через десять лет
ему удается издать первые сборники стихов: "Зимняя бессонница"
(1970), "Лосось выплывает ночью" (1976) и опубликовать
рассказы ("Поставь себя на мое место", 1974).
Калифорния с ее свободой нравов, терпимостью к любому проявлению эксцентричности
и увлечением художественными экспериментами в годы подъема молодежного
движения становится западной "Меккой" американских нонконформистов
(восточной был Нью-Йорк). "Улицы кишмя кишели головными повязками,
широкополыми шляпами, амулетами, мокасинами, римскими сандалиями и кожаной
бахромой, свисающей с каждого жилета или куртки," - вспоминает о Сан-Франциско
тех лет, этой штаб-квартире контркультуры, литератор Джим Хьюстон, знавший
Карвера в калифорнийский период его жизни.
Карвер с его суровой северо-западной закваской, похожий на "застенчивого
медведя", даже внешне не очень-то вписывался в калифорнийский стиль
жизни - даже внешне. Тот же Хьюстон отмечает, что Карвер одевался совсем
не так, как многие представители богемы Сан-Франциско: "На нем были
черные брюки и белая рубашка, он выглядел бы совсем консервативно, если
бы и то и другое не было сильно измято". И все же Калифорния, этот
живописный, шумный и пестрый "сумасшедший дом" Америки (вспомните
известную песню "Отель Калифорния") увлекает Карвера в
водоворот и хаос своей жизни.
Он поселяется неподалеку от Сан-Франциско сначала в городке Арката,
затем - в Купертино вместе с женой Мэриан и двумя детьми. Но отношения
в семье становились все более напряженными: возможно, оттого что они поженились
совсем рано, после окончания школы, где были одноклассниками, возможно,
из-за несходства характеров, а скорее всего - от трудных материальных условий,
не дававших Карверу сосредоточиться на творчестве, развивали раздражительность
и стремление отвлечься от повседневных забот с помощью крепких напитков.
Не отставала от него в этом и Мэриан.
Но, несмотря на все неблагополучные обстоятельства калифорнийского
периода, Карвер продолжал писать и делал все, чтобы усовершенствовать свое
мастерство. Он много и жадно читал, с увлечением учился на писательских
курсах.
Очень большую роль в его биографии сыграла встреча с выдающимся американским
романистом 60-70-х годов Джоном Гарднером (1933-1982), который руководил
работой писательской студии в колледже ґико в начале 60-х годов.
Именно Гарднер познакомил начинающего новеллиста Карвера с именами
и произведениями многих великих мастеров этого жанра: "На занятиях
он всегда упоминал о писателях, чьи имена были мне незнакомы: о Конраде,
Портер, Бабеле, ґехове," - вспоминал Раймонд Карвер. Гарднер внимательно
относился ко всему написанному слушателями студии, но особенно заметный
интерес вызывало у него то, что делал Карвер. Гарднер не патронировал начинающего
автора, но сумел дать ему необходимые советы и внушить веру в его писательское
призвание. "Хороший литературный учитель," - любил повторять
Карвер, - "как твоя литературная совесть," - и прибавлял, что
Гарднер и был для него как раз таким учителем. Поэтому известие о трагической
гибели Джона Гарднера в 1982 году для Карвера, как и для многих других
писателей его поколения, стало тяжелым ударом: "Я тоскую о нем больше,
чем могу выразить словами," - говорил он, вернувшись с похорон Гарднера.
Во многом благодаря Гарднеру к Карверу пришла любовь к русской литературе
- к творчеству Тургенева, Толстого-новеллиста, и особенно к ґехову. Рассказы
Карвера, где даны краткие, немногословные зарисовки обыденной жизни, критики
почти всегда сравнивают с рассказами ґехова, а самого Карвера нередко называют
"американским ґеховым". Сам Карвер не раз говорил о своем восхищении
мастерством ґехова, о чувстве внутреннего родства, которое он испытывает,
читая ґехова или о нем. Последний рассказ "Поручение",
написанный Карвером для своего, последнего же, сборника, - это рассказ
о смерти ґехова.
Вероятно, это еще одно свидетельство того огромного значения, которое
принадлежало ґехову в творческой жизни американского писателя.
Проза Карвера с первой же фразы поражает простотой и отсутствием какой
бы то ни было замысловатости. Краткие реплики, которыми обмениваются его
персонажи, состоят из самых ходовых слов и выражений в речи современных
американцев. Рассказы Карвера в оригинале - превосходный источник американской
разговорной лексики для тех, кто хотел бы научиться беседовать, а не "изъясняться
с представителями основной массы населения этой страны". Сюжеты карверовских
рассказов, повествующих о самых заурядных житейских делах: семейных радостях
или, напротив, ссорах между супругами, потере работы, переезде из одного
города в другой, дорожных происшествиях или распродаже ставшего ненужным
домашнего скарба, - тоже не отличаются особой занимательностью или оригинальностью.
Потому так часто рецензенты и литературные обозреватели в США и других
странах определяли творчество Карвера термином "минимализм",
имея в виду его сходство с художественным течением, развившимся в музыке,
живописи и литературе с конца 70-х годов. Минималисты тяготели к ясности
смысла, лаконизму и даже скупости выразительных средств, к отказу от всякого
рода декоративности, предпочитая нечто подобное знаменитому "телеграфному
стилю" Хемингуэя - кстати, одного из любимых писателей Карвера. Действительно,
предельная сдержанность художественной палитры Карвера, сосредоточенность
на житейской прозе делают его творчество близким манере "минималистов",
впрочем, как и произведениям "неореализма" (просьба не путать
с итальянским неореализмом 1950-х годов) или же "грязного реализма"
- еще одного течения 70-80-х годов, к которому относили Карвера другие
критики.
Но, как это всегда бывает с большими художниками, масштаб и суть их
творчества трудно измерить с помощью тех или иных терминов. "Как бы
ни пытались это делать, сама тайна произведений Карвера остается нетронутой,"
- справедливо замечает талантливая американская поэтесса Тэсс Галлахер,
литературный соратник и вдова Раймонда Карвера.
В самом деле, простые, будничные истории и отношения, о которых повествует
Карвер, завораживают своей глубиной, недосказанностью и загадочностью не
меньше, чем самый закрученный детектив.
О чем хотел поведать нам Карвер в новелле "Ванна", одной
из четырех, которые читатель сможет прочесть на страницах этого альманаха?
О хрупкости человеческой, особенно детской, жизни, которая оказывается
под угрозой даже от сравнительно "легкого" столкновения с движущимся
автотранспортом? О силе инерции повседневного существования, которая даже
при таком потрясении, как тяжелая мозговая травма сынишки, все равно влияет
на поведение любящих его родителей, заставляя их вновь и вновь мечтать
о горячей ванне для себя как о главном жизненном удовольствии (что и вправду
весьма типично для американцев)? Или речь идет о том, что никакая катастрофа
не может остановить течения жизни?
Этот рассказ о несчастном случае, который произошел с мальчиком по
дороге в школу в день его рождения, и о том, как переживали это несчастье
его родители, рождает много вопросов. Отвечать на них каждый читатель будет
по-своему, потому что у каждого из нас - свой опыт и своя реакция на происходящее
в жизни, но и потому еще, что подтекст прозы Карвера, как и у ґехова, и
у Хемингуэя, неисчерпаем, и более всего - потому, что Карвер, подобно своим
предшественникам, не торопится подсказать нам один единственный верный
ответ и вряд ли сам уверен, что знает его.
Вглядываясь в обычную жизнь людей с более чем скромным достатком, так
хорошо знакому ему самому, Карвер вовсе не бесстрастен, хотя и пристрастным
его тоже не назовешь. Он умеет передать озабоченность теми симптомами духовного
неблагополучия, которые он называл "эрозией" человеческих отношений:
распад семейных связей, усиливающееся отчуждение и одиночество, формальность
контактов даже между самыми близкими людьми (как в рассказах, публикующихся
в настоящем издании: "Кое-что напоследок", "ґто не танцуете?"
и в некоторых других из того же сборника "Так о чем мы говорим,
когда говорим о любви"), атрофия чувств и вялость эмоциональных
реакций, открывающая дорогу цинизму и насилию (рассказы "О чем
мы говорим. когда говорим о любви?", "Как же много воды вокруг",
"Скажи женщинам - мы идем" из того же сборника и новеллы,
вошедшие в другие книги, изданные в разные годы). Вновь и вновь фиксируя
эти опасные проявления рутинного существования, Раймонд Карвер, умеющий
подметить и страшное, и смешное, вовсе не стремится "обличить",
"разоблачить" или сразить своих персонажей убийственной иронией,
столь хароактерной для литературы постмодернизма - особенно для тех, кого
называют "черными юмористами". Позиция Карвера-повествователя
- меньше всего позиция судьи или "ликующего нигилиста", по выражению
Гарднера; Скорее он ощущает себя одним из тех, о ком рассказывает, потому
за внешней невозмутимостью и видимой сдержанностью интонации угадывается
тревога, горечь или сочувствие.
Франсуа Лакэн, один из переводчиков прозы Карвера на французский язык,
признавался, что когда он увидел фотографию писателя с характерным для
него серьезным, внимательным и добрым выражением лица, он понял, что совершил
непростительную ошибку: "Я перевел его книгу в ироническом тоне, а
человек на фотографии никогда бы не поставил себя выше своих персонажей."
И Лакэн перевел книгу заново.
Рассказы Карвера зовут людей к размышлению об общих бедах и неурядицах,
к поискам пути выхода из духовного кризиса и депрессии. Этот путь вовсе
не представляется писателю ясным и очевидным. Во всяком случае, он явно
не склонен искать выход в сфере социальных потрясений, хотя о необходимости
решения социальных проблем на основе более радикальных и продуманных программ
оздоровления экономических и общественных отношений, чем в годы пребывания
у власти республиканцев во главе с Рейганом, он охотно говорил и писал
в конце жизни. В рассказах Карвера, созданных в это время, намечается кроме
того и еще одно средство лечения эрозии человеческих отношений, которое
вновит в его творчество "особенно яркие проблески надежды." Это
заметно в рассказах "Видоискатель", "О чем мы
говорим, когда говорим о любви", "К нему все пристало"
(сборник "О чем мы говорим, когда говорим о любви"), "Лихорадка"
и особенно - "Собор" из одноименного сборника,
где из шелухи повседневности, отупляющей стереотипности бытовых условий,
беспросветной разобщенности, словно величественный храм, где люди, собравшись
вместе, могут устремляться душой к самым высоким идеалам, вырастает убежденность
в нетленности таких ценностей, как любовь, взаимопонимание, помощь в беде
и радость сопричастности самому чуду бытия, каким бы сложным и грустным
оно порой ни было.
"Писать и оставаться добрым" назывался документальный
телефильм режиссера Джин Уокиншо о Карвере, впервые показанный по седьмому
каналу телевидения США осенью 1993 года. Название этого фильма как нельзя
более точно определяет суть творческого кредо Раймонда Карвера, чья смерть
хоть и была безвременной, не смогла прервать его писательской биографии.
Потому, что настоящий писатель, как и всякий большой художник, живет в
созданных им творениях.
"Третья жизнь" замечательного американского писателя ХХ века
Раймонда Карвера у него на родине полнокровна и разнообразна. После того
августовского дня в 1988 году, когда он был похоронен на тихом кладбище
маленького городка Порт-Анжелес в штате Вашингтон, куда вместе со своей
второй женой Тэсс Гэллахер он вернулся в начале 80-х годов и где был так
счастлив среди зеленых полей, густых лесов и чистых горных рек Северо-Запада,
только в одном издательстве "Вантэдж"вышли десять книг
его рассказов и стихов, которые быстро разошлись тиражом в полмиллиона
экземпляров - цифра для "не самой читающей страны" огромная.
Особенно популярны были сборники "О чем мы говорим, когда говорим
о любви" и "Откуда я взываю"; последний авторы
литературных обзоров окрестили "величайшим хитом Карвера".
Творчество Карвера изучается на уроках литературы в школах, составляет
непременную часть университетских курсов, посвященных современной американской
словесности. Герои прозы Карвера впервые появились и на киноэкранах: в
1993 году вышел большой трехчасовой фильм известного режиссера Роберта
Олтмана "Срезая Углы" (Short Cuts), в том же году
завоевавший приз "За лучший фильм" на кинофестивале в Венеции.
Одна за другой появились книги отзывов и воспоминаний о Карвере: "Когда
мы говорим о Карвере" под редакцией Сэма Халперта (1991) и "Вспоминая
Рэя: коллективная биография" (редакторы Уильям Стэл и Морин Кэррол,
1993) - среди них. В создании последней, как прежде - в подготовке к печати
поздних произведений Карвера, принимала большое участие Тэсс Гэллахер,
"добрый гений" его "второй жизни".
Слава Карвера растет и за пределами Соединенных Штатов. Его произведения
переведены более чем на двадцать языков, в том числе - и на русский. Первое
знакомство отечественного читателя с карверовской прозой состоялось за
год до его смерти, в 1987 году, когда в серии "Библиотека "Иностранной
литературы"" вышел сборник рассказов "Собор"
под редакцией А.М.Зверева. Нынешняя публикация четырех рассказов Раймонда
Карвера в переводе Ивана Ющенко, первая на Дальнем Востоке - продолжение
этого приятного знакомства, которое, будем надеяться, на этом не завершится.