Когда попадете в Анголу, не ходите ночью в лес Кокве. Ибо там по зарослям
с жуткими воплями бегает Муханги, старик, некогда бывший великим охотником.
Заблудившихся путников преследует в облике девушки Каньяли с гнездом термитов
на голове. Капвакала, ребенок, живущий в дуплах деревьев, шуршит фартуком,
сшитым из шкур. А еще есть Сиаййи -- бродячий костер, и Калулу -- красный
младенец, который свистит и жужжит на лету. Самутамбиэка, неведомый зверь
с одной ногой, одним глазом, одним ухом и одним зубом, всегда носит с собой
палицу, багряную от крови людской. Но хуже всего -- Нгуза, громадный глаз:
он сидит на дереве на корточках и смотрит.
ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
Дни шли, а я сидел в деревне на Амазонке и ждал, пока придет пароход
и увезет меня отсюда. Ночевал я в одном месте, где сдавали комнаты. Когда
я зажигал среди ночи свет, потолок покрывали сотни прозрачных саламандр
-- они неподвижно сидели там вверх тормашками. Поесть можно было тоже только
в одном месте -- в хижине без окон, с неосвещенной кухонькой и двумя металлическими
столиками, выставленными на дорогу прямо в грязь, а дорога служила единственной
улицей. Вот там я и сидел. Однажды в конце дня такого сидения по дороге
ко мне подошел старик и спросил: «Sprechen sie Deutsch?» Он был
в чистой джинсовой одежде, выцветшей до облачного оттенка, а лицо его слишком
долго жгло солнцем. Разочарованный моим невежеством, он перешел на английский
и произнес такой монолог: «Вероятно, вы думаете, что я индеец, но я не
индеец. Посмотрите в мои глаза -- они голубые. У индейцев нет голубых глаз.
Я не индеец. Индейцы -- как животные. В Германии у нас была верная идея.
Один маленький укол и -- пуфф! больше ничего. Посмотрите на мои глаза --
они голубые...» И так все дальше и дальше, до самой темноты.
Большинство немцев верят, что у Гитлера были голубые глаза, но они
у него были карими. Официальные фотографии высших нацистских чинов часто
ретушировались, чтобы глаза получались голубыми, а немигающий взгляд был
таким чистым и холодным, как горное озеро, как ледник, как безоблачное
небо, как плод воображаемой беспримесной крови.
Много лет спустя я ехал по индийской равнине, до ближайших городков
-- много часов езды, сквозь монотонную череду обмазанных грязью деревушек
с единственным деревом, в тени которого сидят на корточках двое мужчин,
курят, трое детишек расчерчивают классики в пыли, четыре грифа препираются
над собачьим трупом, женщина тащит за собой одинокую козу, еще двое мужчин
на повозке, запряженной волом, три вороны бесцельно чего-то клюют, четыре
мухи устроились у меня на ноге. Машина притормозила, как это часто бывало,
перед стадом коров, запрудившим всю дорогу. Среди животных шел бродячий
монах в обычной оранжевой рясе, с деревянным посохом и миской для подаяний,
а его выбритая голова была расписана полосками Шивы. Однако, он был гораздо
выше обычного, а кожа его имела подпаленный розовый оттенок -- не смуглая.
Когда машина медленно прокатилась мимо него, он поднял миску к окну, не
говоря ни слова, и какой-то миг смотрел на меня небесными, непостижимыми
глазами цвета голубых ледников.
МУХИ
Муха на стекле не может понять, как с той стороны может существовать
мир, до которого она не в состоянии дотянуться. Муха, как уже часто утверждалось,
на куске дерьма пребывает в раю; муха, попавшая в мед, обречена. Мухобойка
Вишну, сделанная из волос яка, обозначает дхарму: есть они, есть мы, и
мы не можем их не смахивать прочь. Мухе ведомо наслаждение, недоступное
млекопитающим: спариваться в воздухе. Вельзевул, Повелитель Мух. Человек,
видящий, как муха, калейдоскопически, сошел бы с ума; муха, видящая, как
человек, затосковала бы от прямолинейности. Аполлоний Тианский избавил
Византию от мух, изготовив бронзовую муху и закопав ее под столбом. Муха
может думать о чем-то другом или не думать вообще; она не смотрит, куда
летит, и врезается в сетку. Йоко Оно снимала на пленку муху, карабкавшуюся
по груди так, точно она покоряла Эверест. Русские девчонки раньше вырезали
из репы гробики и хоронили в них мух. Муха на зияющей ране человека просто
остается мухой и наслаждается тем фактом, что человек остается человеком.
Когда Чарлзу Резникоффу дали в Голливуде место, но не дали работы, он писал
мухам на своем столе стихи о тишине и одиночестве.
В первой серии кинофильма «Муха» ребенку снится он сам: крохотная человеческая
голова на мушином теле, попавшемся в паутину, пищит: «Помогите». Во второй
серии кинофильма «Муха» сон о себе видит взрослый: она по-прежнему его
любит, каким бы чудовищем он ни стал.
ТРИ ФРАЗЫ ПО ПУТИ В БЕЛИЗ
Сижу на последнем ряду в самолете, рядом с белизкой неопределенного
возраста. На обед выбор: макароны, рыба или курица, -- но когда тележка
с едой доезжает до нас, остаются только макароны или рыба. Моя соседка
мило улыбается стюардессе и говорит: «В следующий раз придется зарезать
больше куриц».
ЕЩЕ ОДИН АБЗАЦ
Запущен лететь по немощеному, изрытому выбоинами шоссе Колибри, мимо
деревеньки Колибри, десяток домиков на сваях. Река Колибри течет с хребта
Колибри, где каждая гора называется пик Колибри. Говорят, здешний народ
обладает неимоверно крохотным воображением. О женщине они говорят, что
она прекрасна, словно колибри, о мальчишке -- что он проворен, как колибри,
реплика может быть остра, точно клюв колибри, утро -- дымчато, будто крылышки
колибри, мужчина -- молчаливей колибри, все вещи -- мельче или крупнее
колибри, а еда хороша так, что колибри может парить над тарелкой. Умирая,
человек возрождается в обличье колибри. А если умирает колибри, она отправляется
прямиком в рай. Там она живет вечно в деревеньке Колибри у реки Колибри
в отрогах хребта Колибри. Там все точно так же, вот только шоссе Колибри
нет, потому что там некуда больше ехать.
КРЫЛЬЯ АНГЕЛОВ
Душу часто представляют птицей, а у ангелов есть крылья, потому что
жизнь происходит именно здесь, а послежизние -- где-то там. Однако, в большинстве
культур покойника кладут на спину, и земное притяжение тянет все жидкости
тела вниз, а оттого верхние участки приобретают эту восковую бледность.
Нижние, там, где застаивается кровь, -- темнеют, если не считать тех мест,
которыми тело упирается в поверхность, на которую его положили. Сам вес
тела выталкивает в таких местах кровь из тканей, образуя участки гораздо
светлее, чем все остальное вокруг. Один из таких участков -- лопатки и
верх спины, и он принимает форму соверщенно симметричных крыльев.
АМЕРИКА: МЕРТВЫЕ
Люди умирают, но в Америке мертвых нет. Мертвые -- это те, кого эксгумируют
через год после похорон, отмывают им кости и помещают в катакомбы или специальную
нишу в доме, кому раскрашивают черепа, в глазницы вправляют драгоценные
камни, а сами черепа затем водружают на шесты по всему двору. Мертвые --
это те, кого погребают в нефритовых покоях, чтобы они жили вечно среди
своих украшений, оружия, утвари и еды, которая потребуется им в ином мире.
Мертвых хоронят сидящими на троне лицом к востоку. У мертвых в надгробьях
высечен петух, кукарекающий о пробуждении души. Мертвые -- те, ради кого
сжигают благовония, свечи, бумажные деньги, бумажные автомобили, бумажные
дома с бумажными посудомоечными агрегатами и бумажными видеомагнитофонами.
Мертвые -- те, чьи мемориальные таблички и портреты занимают в гостиной
или в храме почетное место. У мертвых есть могилы, которые регулярно навещают
и где пропалывают сорняки, или же которые своей запущенностью навевают
меланхолию. У мертвых есть могилы, где семья раз в год устраивает пикник
и шалит. Мертвые населяют то место, где живые, молитвой ли, трансом, одиночеством
или наркотиками, могут с ними беседовать. Мертвые -- это те, кто завладевает
живыми. Мертвые -- это те, кто возвращается.
А в Америке мертвых нет, потому что нет покойников. Трупы -- невидимые
граждане Америки, секрет, о котором не рассказывается, случайно наблюдать
их удается гораздо реже, чем акт совокупления. Мы их не видим, мы их не
касаемся, мы их не одеваем, мы не знаем, что с ними делать, мы не держим
их у себя в спальнях, пока их не погребут, мы не смотрим, как их ноги торчат
из-под савана, когда пламя начинает их поглощать. По телдевидению в Америке
умирает столько народу просто потому, что в нашей жизни не умирает никто
-- кто-то просто исчезает, а телевидение -- великий компенсатор всего,
что мы не видим или чего у нас нет.
В Америтке нет мертвых, потому что там нет места. Мертвые зависят от
поколений, которые никуда не движутся. У мертвых есть могилы, про которые
семья знает, где они есть. В Америке предков бросают позади -- вся нация,
как ни одна другая, основана на погоне за счастьем, опирается на мечту
о таком будущем, где мертвым нет места. Среди мертвых за счастьем не погонишься.
Сама страна сложилась (в свою историческую эпоху) как побег от мертвых.
За исключением тех, кто в первые годы приехал отправлять свою религию --
чтобы сохранить старое, -- ее эмигранты приехали сюда за свободой от тирании
мертвых и, подобно оказавшимся на воле рабам, дролжны скитаться по свету
и изобретать себя заново. Поколения движутся дальше, новые люди вечно «начинают
все заново», держась за нравственный идеал «нового рождения» в этой жизни.
Во сне, где нет истории, гноятся и кишат паразитами малюсенькие страхи.
Сюжет стандартного американского фильма ужасов -- дом, школа, торговый
центр, выстроенный на забытом кладбище, и последующая месть оскверненных:
такую историю невозможно вообразить в какой-нибудь другой стране. Посетив
Соединенные Штаты в 1944 году, китайский антрополог Фей Цао-тянь сообщал,
что «люди постоянно перемещаются подобно приливу, не будучи способными
образовать постоянную связь с местами, не говоря уже о других людях...
Естественно, что призраков они видят редко.»
СООБЩЕНИЕ ИЗ САЛКОМБ-РЕГИС, ДЕВОН
Джон Бастоун, молочник, крещен 30 марта 1817 года, пишет:
«Около 120 лет назад в саду с восточной стороны дороги, огибающей подножие
холма Салкомб, появился призрак мистера Лайда. (Сад носит номер 561 на
топографической карте Картографического Управления.)
Каждый год призрак на петушиный шаг приближался к Дому Сидов, пока,
наконец, не уселся прямо на воротах напротив. (Ворота ведут на поле под
номером 553 на топографической карте Картографического Управления.)
Затем с невероятно медленной скоростью в один петушиный шаг в год он
переместился к старому дубу почти в самом центре поля. Это дерево, хоть
и слегка потрепанное за много лет непогодой, до сих пор можно видеть на
лугу.
Еще через много лет упорное привидение добралось до погреба Дома Сидов.
Однажды горничная, спустившись в погреб за выпивкой, обнаружила, что призрак
мистера Лайда сидит на бочке и есть хлеб с сыром, а рядом стоит кварта
сидра.
В конечном итоге, к ужасу и смятению людей, живших в доме, призрак
с торжествующим выражением лица однажды вечером уселся с ними за стол.
Семейство решило, что делить вечернюю трапезу с привидением невыносимо,
поэтому один из его членов отправился верхом к мистеру Джорджу Корнишу
из Паскомба, что в долине Харкомб, и попросил его приехать и изгнать упрямого
призрака.
Мистер Корниш прибыл с маленькой Библией и без всяких трудностей избавился
от привидения.»
ТАЙНЫЙ ИНТЕРВАЛ
Даосская вселенная -- бесконечность вложенных циклов времени, каждый
из которых вращается со своей скоростью, и те, кто не является простыми
смертными, относятся к разным циклам. Для того, чтобы передать определенные
учения от мудреца к ученику, требуется 400 лет; другие -- 4.000; некоторые
-- 40.000. Утверждают, что Лао-цзы, автор «Дао Дэ Цзин», провел в утробе
81 год.
Даосский ритуал начинается с сооружения алтаря, который одновременно
-- календарь и карта этой вселенной. По его периметру вкопаны двадцать
четыре кола -- Двадцать Четыре Энергетических Узла, и каждый представляет
собой пятнадцать дней, образуя тем самым год из 360 дней. Внутри -- изобилие
различных меток, обозначающих Два Принципа (инь и янь), Три Энергии, Три
Иррациональные Силы, Пять Стихий, Пять Тонов, Шесть Повелителей, Восемь
Триграфов и Шестьдесят Четыре Гекраграммы «И-Цзин», Девять Дворцов и Девять
Залов, Десять Стеблей, Двенадцать Ветвей... Каждое здесь -- сверхъестественное
существо, врата, направление, часть тела, мера времени, философская концепция,
алхимическая субстанция. Как сказал Лао-цзы, «Дао создало одно, одно породило
два, два -- три, а три -- десять тысяч вещей.»
Присущим даосизму образом, в этой системе есть один внутренне присущий
ей недостаток: дыра во времени, называемая Иррациональным Отверстием. Если
в некий момент, а он постоянно меняется, кто-то пройдет спиной сквозь разные
ворота в определенной последовательности, можно избежать времени и вступить
в Тайный Интервал. В этом, ином времени за пределами всех остальных времен
человек оказывается в святых горах: здесь можно набрать целебных трав,
волшебных грибов и эликсиров, которые принесут бессмертие.
Этому способу Желтого Императора сперва обучили шесть календарных Нефритовых
Дев, в свою очередь постигшие его от Таинственной Женщины Девяти Небес,
также известной под именем Дамы Предельного Инь. Самым знаменитым приверженцем
этого способа был весьма реальный военный стратег Чу-ко Лянь (181-234).
Чтобы отогнать армию захватчиков, на необъятной равнине он разместил тайные
метки, воспроизведя потихоньку даосский алтарь, а затем хитростью заманил
войска неприятеля в какие-то символические ворота. Хотя ландшафт по виду
был ничем не примечателен, вражеская армия заблудилась в лабиринте альтернативного
времени, выбраться из которого так и не смогла.
АНГОЛА
Когда попадаете в Анголу, не ходите в лес или поля -- не ходите по
обочинам дорог, не ходите и по множеству тех дорог, по которым не ходили
много лет. Там закопано пятнадцать миллионов мин: восточногерманские ППМ-2,
некогда служившие невидимой стеной за Стеной; китайские 72-А, сделанные
преимущественно из пластика, чтоб нельзя было обнаружить миноискателем,
и с элементами неизвлекаемости, чтобы не смогли обезвредить; румынские
МАИ-75 размером с половинку грейпфрута и с толстым слоем циклонита -- смеси
ТНТ и гексагена; американские «пауки», которые сбрасывают с самолетов,
а они, приземлившись, раскидывают сети натяжных проволок; пластиковые советские
«бабочки» в защитном камуфляже -- они спархивают с вертолетов или выстреливаются
из мортир, а разминированию не поддаются. Чтобы очистить клочок земли размером
с футбольное поле, у сотни человек уйдет два дня; в Анголе большая
часть пахотных земель непроходима. Есть деревни, уже больше десяти лет
существующие в полной изоляции; истории их неизвестны до сих пор.