Хорошо как:
лето, вечер.
Солнце
за макушки
крон сползло.
И мальчишки
по газону бритому
в футбол гоняют.
Ветерок подул,
траву примял.
Ему назло
тень фонаря
расчетливо длинеет
(коснуться бы стены).
Нет, не успеет —
солнце ниже, ниже,
и едва видны
(сумерки густеют)
вдалеке деревья.
* * *
решил побриться,
свой станок,
оранжевый,
в пластмассовом футляре,
из шкафчика зеркального достану,
оттуда же добуду помазок
и крем, и стану
заросшее рассматривать лицо,
виски и скулы,
шею, где кадык,
безвольный подбородок, губы
и родинку, что обрасти успела
за два дня,
и красный бугорок
(прыщ набухает)
не забуду тоже
намылить;
скоро сенокос,
и запах тела, запах лета,
пастух-бездельник
гонит коз,
и гул кузнечиков,
и где-то,
любимица
печали и разлуки,
летает ласточка
* * *
я выел брешь в стремлении учиться
расположенье твердых тел
в пространстве может только сниться
и в этом я, сказать, поднаторел
но нам ли, призракам своих иллюзий,
печалиться по поводу побед
и по мельчайшим признакам аллюзий
мы сводим ясность фраз на нет
* * *
потусторонность выход где
я темными блуждаю сада
тропинками видна в окне
тень моего отца
и глядя на игру лучей
в стекле граненого стакана
я верю истины теней
не выдам я теперь
* * *
В Зимнем Саду темно.
Шумный фонтанчик не хлещет.
Дети ушли давно.
Не во что больше играть.
Женщина в сером халате
вымоет пол и стены,
выключит свет в каморке.
Лязгнет замком дверь.
В Зимнем Саду темно.
Я не вернусь туда.
Дети ушли давно.
Не во что больше играть.
* * *
и ручкой машет
женщина в платке,
бежит, за поездом не поспевает,
и остается там, на островке
платформы, машет, машет,
плачет
я у окна.
привычный стук колес.
и голос проводницы:
— может чаю?
давайте, я бы сам принес,
спасибо, сколько?
отвечает
с попутчицей
беседы не веду
и нижней полки ей
не предлагаю,
в окно смотрю,
читаю и зеваю
и снятся мне
далекие холмы,
снега килиманджаро, костромы,
овраги, волчий клык и глаз,
и море, и песок
и, помню, мальчик был,
по берегу бежал,
и поезд, и старик
кого-то провожал,
и ручкой машет
женщина в платке,
бежит, за поездом не поспевает,
и остается там, на островке
платформы, машет, машет,
плачет