Speaking In Tongues
Лавка Языков
РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ
в переводах А. Николаевой
Из цикла "ЧАСОСЛОВ"
* * *
Ты мне объявлен каждой вещью мира,
которой другом я и братом стал;
тебя - и семя - капля напоила,
хоть океану вровень ты взрастал.
То было сил причудливой игрою,
излившихся чрез череду вещей:
в корнях окрепших, иссякавших к кроне
и чудом воскресающих над ней.
* * *
Истекаю, стекая
сквозь пальцы струйкою песка.
Зачем же чувств источник тайный
не иссякал для всех и вся?
Душа от тысячи касаний
истает болью,
коль точно в сердце метит боль
стрелой любою.
Я спасся б, если б мог других забыть.
Я верю, что смогу впервые
столь боязливым быть,
иль хлынет кровь в разрывы.
* * *
Воззри, Господь, наследует день новый
вчерашней юности твоей: во вдовьих
ладонях складкой кроткою лежит
на меру правды ровно мера лжи,
так правая желает в схватке с левой
себе отличья, чтоб считаться первой
и главною наперсницей плеча.
Вчера еще твой лоб, как камешек ручья,
теченьем дней оглажен был, покоен
и отрешен, как мерный шум прибоя,
и невзыскателен, как слепок, как любое
из лиц, тобой представших прихотью небес;
не здесь ли
ныне встретят судьбы мира
свой судный день, чье жаркое горнило
поглотит их, расплавив без следа.
И будет свет, как будто заслонило
собою все восставшее светило.
В тот час взойдет твоя звезда.
* * *
О, сколько ангелов стремятся к свету,
ища тебя у звезд, их тайно окликая
и в каждый отблеск лик твой облекая.
Но всякий раз, как был ты мной воспетым,
я видел: крылья их в исканьях тщетных
меж складок мантии твоей мелькали.
Ведь в средоточье блеска был ты редкий гость.
Лишь на мгновенье, внемля уговорам,
молитве долгой, времени укорам,
в лучах струящихся являлся с гордым
взором властительного князя звезд.
Стекали капли времени, как воск.
И обнажался рот провалом черным,
и древо черное ветвями рук вилось.
* * *
Кто тысячу бессмыслиц примиряет,
сводя их благодарно в Символ цельный,
тот прочь
теснит шумливое веселье,
покои празднествам иным уготовляя;
ты - гость его желанный в эту ночь.
Ты - одиночество его второе,
и центр недвижный тихих монологов,
тот круг, что вкруг тебя очерчен строго,
ему пределы времени откроет.
Из цикла " СОЧЕЛЬНИК "
СОЧЕЛЬНИК
Чрез зимний лес прогонит ветер
стада снежинок, как пастух,
и ель предчувствует: за этим
слетит к ней благочестья дух,
лишь часа ждет, и тянет ветви
сквозь белый плен - готова я;
и путы прорастает ветра
в канун святого Рождества.
* * *
И это бой:
вслед за мечтой
брести, как одержимый,
достать у жизни сердцевины
ее корней незримых,
пролить слезой,
взрастить, и вместе с ними
взрасти собой!
* * *
Люблю я мадонн, растерянно ждущих
кого-то в нишах, но ими забытых,
и дев белокурых, грезить бредущих
с цветком в волосах к источнику скрытно,
детей, удивленно в звезды глядящих,
и тех, что, солнцем согреты, поют,
ночей дыханье, в цветеньи стоящих,
и дней, но тех лишь, что песни несут.
* * *
Выносит ночь тайком сквозь занавеси складки
на волосы твои забытый солнца блик,
На рук твоих тепло - на них гляжу украдкой -
покоя благодать и полноту хранит.
И ширятся души моей пределы,
что смелется в труху заботой дня,
зарей зажженный мол ее накроет белой,
одной из первых волн небытия.
С ЭТИМ Я БЫЛ БЫ СЧАСТЛИВ -
То должен быть один из жарких
весенних дней, когда лужайки
палатам немочь предпочтет.
Меж воробьями перепалка
в сирени: кто верней поет.
Ручей, оков лишившись жалких
и ошалев от счастья, бьет
струей до самой верхней кладки,
стволы белеют, все цветет,
и задником разбиты грядки.
Весна, лаская, обовьет
плетьми объятий виноградных
дом, крытый солнцем, и соткет
дитя из грез, чей голос сладкий
моими песнями живет.
* * *
Хрипят застуженные ели,
и вслед шагам слюдою снежной
неслышный путь лесной застелен;
к безмолвью белой канители
приникли окна, потускневши.
Часы пропели. И страшится
дитя: трещат поленья в печке,
глодая их, огонь ярится,
а в окна белый день глядится,
глядится вечность.
* * *
Дитя, в колодцах глаз твоих
ночные образы теснятся,
там хладу рук, что только снятся,
короной огненной венчаться,
и льется тихий свет от них.
В дневных лучах то взор слепца:
душа, расколотая точно,
все страхи старости пророча,
успеть желает таинств ночи
испить безумство до конца.