Убедившись, что мне на всех наплевать и что жизнь бессмысленна, я решил
прожить эти три месяца на всю катушку. А там видно будет.
На самом деле ничего видно не было. Зрение падало. Я тоже. Почти каждую
ночь я бродил по городу, забредая на все дискотеки, которые находил. Вечер
начинался с «Балтики» (изредка смешиваемой с водкой и кока-колой), со старых
друзей и новых подруг.
«Кончится лето...» - думал я и вспоминал Цоя. Почему везде пишут, что
он погиб в автокатастрофе, когда он покончил с собой? Он же ясно говорит
об этом в последнем альбоме. «Вы мне все надоели».
Конец августа был не за горами, а с ним - мой день рожденья. К тому
моменту я уже знал, что застрелюсь. Каждый день я крутил «Чёрный альбом»,
поддерживая в себе мрачное настроение, и занимался разрешением дилеммы;
до дня рождения или после? «Лучше после, чем никогда» - своекорыстно
мелькнуло в голове, и я стал созывать друзей на праздник, с мыслью «а на
хрена он мне сдался?» Мысль кричала и светилась, поэтому вовремя пришли
только две подружки - Лена и Оксана, за которыми я раньше по очереди ухаживал,
но без толку. Лена три года была моей партнёршей по бальным танцам. Несколько
дней назад я предпринял активные действия, и она почти сдалась, и сегодня
я рассчитывал на окончательный успех. Но в глубине души мне было наплевать
как на неё, так и на всех остальных.
Остальные опоздали - кто-то на 1,5 часа, кто-то на два, а кое-кто решил,
что дня рождения вообще не будет.
Хороший тост сказала мама: «22 года стукнуло-брякнуло...»
22 года... Тупой жлоб и ленивый балбес.
Я напился отличного коньяка и веселился от души. Лена отклоняла мои
мягкие поползновения, а я внушал себе: «мне на неё наплевать». Наступала
вторая фаза опьянения: глаза слипались, мысли мрачнели. Хотелось кого-нибудь
«загрузить», но сил на это не было. Каким-то образом у меня с Леной зашёл
разговор о стриптизе, и она с вызовом сказала, что станцует для меня стриптиз
за 400 деревянных («в Москве вообще - тысяча»). Я знал её больше трёх лет
и из самых эротичных движений в её исполнении смог припомнить только бутафогу.
И я с вызовом согласился, не забыв при этом безуспешно поторговаться. Она
меня заинтриговала. И мне было интересно, откажется она чуть позже или
нет. Она не отказалась, а лишь спросила: «А как же наши отношения, как
мы будем потом общаться?» Приятельские отношения меня больше не устраивали,
и я сказал: «Потом поглядим.» Когда в 10 часов гости разошлись и мы остались
одни в большой освещённой комнате, я включил прекрасную рок-балладу. С
тех пор я не могу её слушать...
Мне было известно, что недавно Лена стала танцевать в ночном клубе,
но я не ожидал ничего подобного. Это было потрясающе. Это не идёт ни в
какое сравнение с ночными клубами, стриптизом «для всех»...
Свет... Музыка... Она... «Тебе хорошо видно?..» - «Да...» - «Точно
хорошо?..» - «Да...» - «А так... Лучше видно?..» Страсть... Разжигается...
Домой возвращается мама. Блин! Выключаю свет и закрываю дверь плотнее.
Музыка... Она... Вспышка молнии за окном... Идеальное тело, освещённое
на миг... Отдалённый шум дождя... Да... в тот день шёл дождь... Она рядом...
Я хочу её... Она знает, когда надо оттолкнуть... Игра... Неужели игра может
свести с ума? Неужели это Лена?..
Она знает, когда надо оттолкнуть... И когда положение становится опасным,
она отталкивает в последний раз. Всё. Конец.
Со мной никогда не играли. Я никогда не сходил с ума. Я думал, что
в этой жизни не осталось ничего интересного. Как я ошибался.
Сбросив оцепенение, я кинулся вдогонку за упорхнувшей минуту назад
Леной. Я столкнулся с нею в подъезде: она забыла зонт.
«Я хочу тебе кое-что сказать» - сказал я, пьяный во всех смыслах.
Мой друг пошёл за её зонтом, а мы остались в темноте на первом этаже.
«Что?» - спросила она, доверчиво склонившись в ответ на мой заговорщицкий
вид. Только один факт объяснял во мне пробудившийся интерес к жизни. «Я
в тебя влюбился» - сказал я. Ловким движением Лена не позволила моим пальцам
сцепиться у неё за спиной и, отступив на шаг, горячо заверила, что мне
это кажется, что это ерунда и просто сильное впечатление... Когда мы стали
откровенны, она сказала с тенью печали: «Сердцу не прикажешь». Это была
её главная фраза.
Конечно же, мне было этого недостаточно. Но я смог отпустить её. До
следующего утра.
Маша, моя однокурсница и мой друг, которую я тоже пригласил на день
рожденья, осталась у меня, т.к. жила далеко, а было уже поздно и шёл дождь.
Мы хорошо поговорили с ней в ту ночь. Я излил эмоции, около получаса повторяя:
«блин!», «ни фига себе!» и «чёрт возьми!». Всю ночь я ломал голову над
тем, как же Лена по-настоящему ко мне относится. Я попросил Машу рассказать,
о чём они с ней и Оксаной говорили в лоджии, когда курили. Оказывается,
Лена очень переживала и всё колебалась, танцевать или не танцевать. Потом
по её просьбе Оксана принесла оставшуюся бутылку крепкого вина с бокалами,
и они распили на троих. Лена выпила два бокала (помимо прочего). А вскоре
все засобирались.
Да, из рассказа Маши я понял, что для Лены это было немалым испытанием.
Что это могло значить? Что она дорожила нашими прежними отношениями? Но
прежние разваливались прямо на глазах, и инициатором был я. Или она меня
настолько не переносила, что выручила бы только выпивка? Или всё проще?
Я устраиваю её как хороший знакомый, но совершенно не в её вкусе. Поэтому
для храбрости она выпивает (ведь идёт против себя) и - вперёд! Но тогда
мотив - деньги. Только деньги. Это хуже всего.
Я пришёл к такому печальному выводу и в довершение глупо поссорился
с Машей.
Утром я встал разбитый телом, но окрепший духом. Радио Ви-Би-Си объявило
10 часов. Мы с Машей, молча помирившись, позавтракали и посмотрели записанный
на видеокамеру день рожденья. Сняли мало, но зато самое веселье; смотреть
было интересно.
Потом я стал собираться, чтобы проводить Машу до электрички.
Жаркая ртуть, сновавшая в груди ещё пять часов назад, остыла во время
сна и осела где-то глубоко холодной глыбой цемента. Я думал о Лене. Ночь
расставила всё на свои места.
Незаметно от Маши я положил в сумку револьвер с одним патроном и вышел
из квартиры с расчётом никогда больше не вернуться. Но сначала я должен
был увидеть Лену. Проводив Машу до станции, я сел на трамвай и отправился
к Лене домой. Я не представлял, зачем туда иду и что скажу. Уже у подъезда
я придумал предлог и, возможно, отсрочку.
Я понял, что не просто вот так взял и влюбился. Это появившаяся с годами
привязанность, желание в последние месяцы завладеть ею, случай на берегу
моря и, наконец, интим-стриптиз, - всё наслоилось друг на друга и переросло
в необычное чувство. «Но это не любовь...» И главная проблема заключалась
в моём миропонимании, во взглядах на жизнь. Три месяца я камнем падал вниз,
ничего не желая, забросив спорт и учёбу, и впереди не видел ничего, кроме
пустоты. Теперь я привык к этой пустоте, и она сама тащила меня вниз, как
магнит. Мне становилось легко от осознания того, что вскоре падение закончится
и я обрету покой.
Я зайду к Лене и приглашу её на ужин. Если она согласится, я получаю
отсрочку. Если нет - я иду к морю... Тут я вспомнил, что не вытащил из
сумки организатор с двумя тысячами рублей. Когда менты осмотрят труп и
личные вещи, они вряд ли оставят содержимое организатора в сохранности.
Домой я возвращаться не собирался - тяжело. Что делать? Ладно, что-нибудь
придумаю.
От Лены веяло снами и тёплой постелью. Я только что разбудил её, и
теперь она была не против снова лечь, но из-за меня передумала и пошла
на кухню. «Будешь чай?» - спросила она. «Буду». Внешне я сохранял спокойствие,
но внутренняя энергия словно наэлектризовывала и взлохмачивала всё окружавшее
меня. Лена почувствовала это и после короткого незначащего разговора спросила,
зачем я пришёл и, вообще, в такую рань поднялся. Раньше она не спрашивала.
Просто хотел увидеть тебя, Лена. Вслух я сказал: «Что ты делаешь завтра
вечером?» Она, чуть удивившись, улыбнулась - «Не знаю... А что?» «Я тебя
приглашаю к себе на ужин». Наверное, она не ожидала услышать подобное предложение,
ведь она сказала вчера: «сердцу не прикажешь». Но я предложил, а она, смущённая,
«вспомнила», что у неё завтра тренировки в клубе; а после завтра начинается
учёба; а в субботу... да кто его знает, что будет в субботу - учёба или
тренировки...
Что ж... Ну и пошло всё на хутор!
Теперь, как быть с деньгами? Оставлю организатор у Лены, попрошу занести
завтра (мама будет дома). «Ладно, понятно. Тогда заходи завтра днём, просто
поболтаем. Да, я оставлю у тебя организатор? Вот он, кстати...» - «Завтра
днём?.. А зачем мне организатор?» Действительно, зачем? Где ты, правдоподобное
объяснение? Понимаешь, Лена, я иду умирать и не хочу дарить ментам пару
штук. Надо было так и сказать, как глупую шутку. Но я придумал другую,
ещё глупее. «А там бомба... Рванёт, когда надо. Хочешь, покажу?» Я открыл
организатор с одной стороны и показал край компьютерной дискеты. На дискету
она даже не взглянула, а с застывшей полуулыбкой смотрела на меня как на
человека, у которого под внешностью старого приятеля и давнего dance-партнёра
скрывается нечто странное и неизвестное. Я ещё не видел её такой настороженной.
Я понимал её, потому что был сам не свой с тех пор, как принял утром окончательное
решение, и мной руководили злость и желание поскорее со всем покончить.
«Да шучу я! Просто это гарантия, что ты завтра придёшь - чтобы занести
организатор.» И тут меня осенило, что она может открыть его, увидеть там
деньги и подумать, что я её покупаю. От этой мысли меня захлестнул стыд,
и я схватил организатор со стола. «Нет, пожалуй, я возьму его с собой...»
Чёрт! Но ведь можно попросить не заглядывать! А для надёжности сложить
его в пакет. Но у меня нет пакета! «Лена, у тебя есть полиэтиленовый пакет?»
- «Пакет? Эдик, с тобой всё в порядке? Ты сегодня какой-то странный...»
Я вспомнил, как она дразнила меня вчера: «Тебе хорошо видно?», и мне захотелось
отпарировать, пусть с опозданием на день: «Говоришь, я странный?» -«Странный»
- «Я очень странный?» - «Очень». Я искоса посмотрел на неё. «А так... я
тоже очень странный?». Она поняла и отвела взгляд, нервно посмеиваясь.
Моё поведение ей казалось какой-то игрой, и она не знала, чего ожидать
в следующую минуту и не опасен ли я в этом состоянии.
«Я положу в пакет организатор (ты в него не заглядывай), и завтра занесёшь...»
- «Да не нужно мне его оставлять!» - «Почему?» - «А вдруг я завтра не смогу
прийти?» - «Ну, послезавтра...» - « А вдруг послезавтра не смогу?..» -
«Тогда после послезавтра... Когда-нибудь ты ведь всё равно занесёшь...»
Лена озадаченно смотрела на психа, который в следующее мгновение выдал:
«Интересно, много ли на свете честных ментов?» Она потерялась окончательно
и сказала, что идёт выгуливать собаку, а организатор ей не нужен. Мы вышли
на улицу. «Ну, наверное, я пойду» - сказал я и повернулся к ней. -«Ты ничего
больше не хочешь сказать?» - «Нет...» - ответила она с улыбкой застенчивого
непонимания. Я произнёс заготовленное «прощай» и испарился во время её
недоумённого «до встречи». Я почти бежал в сторону Набережной, боясь, что
состояние абсолютной готовности к смерти пройдёт, а сменит его желание
кого-нибудь искалечить. Чёрт возьми, организатор с деньгами по-прежнему
лежит в сумке... Всё-таки придётся заехать домой.
Дома я ощутил приступ голода и перекусил, вопреки намерению не есть
в день смерти, чтобы в желудке нечему было гнить. «Теперь гнить будет,
- думал я, запихивая в рот ложку денрожденного салата. - Ну и хрен с ним.»
Я уже собирался выходить, когда в дверь позвонили. На пороге стоял
мой друг Андрей. «Куда идёшь?» - спросил он, увидев меня одетого. «Да так,
прогуляться по Набережной... А ты?» - «А я просто в гости... Как ты после
вчерашнего?» - «Нормально». Но Андрей заметил, что я какой-то «загруженный»,
попытался меня растормошить, но без успеха. И тогда мы пошли на Набережную
вместе. Там мы посидели на скамейке, я выговорился, не признавшись, однако,
в настоящей цели визита к морю; у нас получился мужской разговор, в котором
мы сошлись во мнениях, что все женщины делятся на стерв и на дур. И кто
кого предпочитает - дело вкуса. Я предпочитаю стерв. Поэтому сижу здесь
на скамеечке и философствую.
Вернувшись вечером домой, я пожалел, что проявил слабость и не сделал
намеченного. Пусть я остыл и чувства улеглись, но разумом я давно всё решил.
Зачем тянуть? Я взял револьвер и несколько книг и вышел в лоджию. Я сел
на стул, справа от себя положил оружие, слева - книги по философии и эзотерике.
Я хотел убедиться лишний раз, что философия - просто трёп, а эзотерика
- просто «липа». Я искал любую информацию о жизни после смерти и всё с
этим связанное. Я ожидал найти пространные тупиковые рассуждения о Высшем
Разуме, чушь о физическо-астрально-ментальных телах и т.п., потому что
не верю в какой бы то ни было загробный мир. Смерть - и точка.
Философия не дала никаких ответов, хотя и заинтересовал Хайдеггер статьёй
«Время и бытие» (несмотря на усиленные старания одарить читателя головной
болью своей манерой изъясняться). Ответ дала теория «вечного возвращения»
П.Д. Успенского. Я почувствовал, что она правильная. Она объясняла всё.
И я передумал умирать. Вообще. Насовсем. Я даже удивился, как я мог раньше
об этом думать?!
Время здесь рассмотрено с необывательской точки зрения, поэтому, рассказанная
в двух словах, она выглядит несерьёзно. Но, прочитав всё, я поверил ей.
Суть теории в том, что мы проживаем свою жизнь снова и снова. «Умирая»,
мы опять «рождаемся» в том же году, в том же доме, у тех же родителей.
И совершаем те же ошибки. Мы, как актёры, с каждым разом выучиваем всё
лучше свою роль. (Отсюда «дежавю»). Наша задача - не делать ошибок в очередной
раз, жить осознанно. Только осознанная жизнь может развить человека внутренне,
обогатить его душу. Только люди, живущие осознанно, имеют реальное движение.
Одни вверх - развиваются. Другие вниз - деградируют: самоубийцы с каждым
разом проживают меньший отрезок жизни, пока однажды их душа не умирает
насовсем, не исчезает. Жизнь людей, не погрязших в быте, ставящих на первое
место развитие духа, становится всё совершеннее, «безошибочнее», правильнее,
пока они, наконец, не вырываются из «круга времени» и не переходят на следующий
этап. Все прочие люди - актёры, и жизнь их - театр. Им суждено вечно играть
свою роль.
Приняв теорию, я сначала испугался и рассердился на то, что буду стреляться,
вешаться и тонуть ещё сотни раз, пока сдохну окончательно, а потом решил,
что с нынешнего дня я должен жить по-другому, - чтобы не было «мучительно
больно за бесцельно прожитые годы». Приносить людям пользу - и быть счастливым
этим; думать головой, действовать сердцем - и быть счастливым этим. И не
ошибаться (мне снова вспомнился Цой: следи за собой = живи осознанно).
Я заболел мыслью о смерти в 18 лет, излечился в 22. Помогла ли мне
теория или что-то ещё, неважно. И неважно, что я могу показаться глупцом.
Главное, что вечер зажигает для меня звёзды, и скоро я лягу спать. Ночь
подарит мне сны. И разбудит утро.