Мы вкладывали бублики в узкие конверты. Мы располагались в привычном
операционном месте. Мы играли в цивилизованные игры, но иногда к нам тоже
заглядывали солдаты из подвижного состава, они перетряхивали абсолютно
все наши вещи, проверяли все шкафы, все чемоданы. Во дворе лаяла потревоженная
собака. Они приглашали специалистов, те рылись в корзинах, смотрели коробки
с посудой. Кстати, они перехватывали все наши телеграммы, а шифровки отправлять
не было смысла-у нас был плохой шифр, опытный агент расшифровывал его за
несколько минут.
Сыщики подзадоривали друг друга, люди с торжественными глазами, люди,
до которых невозможно дотронуться, они занавешивали окна и рылись в наших
вещах. Нам оставалось только смириться. Обычная ведомственная ситуация,
ничего особенного.
У моего начальника-замечательная выдержка, он стоит с гордо поднятой
головой. Он дарит милиционерам свой автограф, свою драгоценную подпись,
а они, похоже, сегодня не совсем трезвые.
Наконец, обыск окончен. Сыщики пожимают всем руки, прощаются. Милиционеры
покидают исследуемый участок. После их визита мы проверяем хозяйство. Они
что-то искали, но ничего не нашли.
За печкой у нас лежали запрещенные книги, милиционеры их почему-то
не могли обнаружить, хотя каждый раз перерывали весь дом, видимо, кто-то
давал неверную ориентировку.
Эти книги напечатали давным-давно, по государственному заказу.Я читал
их, довольно глупые книги. Даже если бы милиционеры нашли их, ничего страшного
бы не случилось. У книг этих нет авторов, это продукт коллективного творчества,
слова, слова... Я, кстати, не понимаю, почему их запретили, эти книги.
Может, они повредят общественной культуре?
Мы вкручивали лампочки, успокаивали собаку, НАВОДИЛИ ПОРЯДОК в доме.
Это заставляло кое-кого понервничать. Я имею в виду тех, кто наблюдал за
нами, воспринимал и анализировал наши действия через специальный глазок
в потолке. Я однажды разговаривал с одним наблюдателем, интересный получился
разговор, он очень гордится своей работой, кстати, он говорит, что якобы
приносит большую пользу обществу.
Ну, тогда я тоже приношу пользу обществу. Я целый день пью чай и слушаю
симфонии. У нас в домике стоит старый патефон и куча пластинок к нему.
Мне нравится слушать патефон, играет бессмертная музыка, на столе лежат
неотправленные письма, телеграммы и поздравительные открытки. На улице-снег,
а здесь-эта музыка.
Я не был бездельником, я иногда брал веник и подметал свой кабинет.
Веник был для меня моей дирижерской палочкой.
Раньше я очень любил ходить на концерты в филармонию, теперь же, когда
на улице лежит такое количество снега, приходится довольствоваться патефоном
и старыми пластинками.
Меня никогда не занимали красивые мечты и возможность их реализовать,
меня не интересовала имущественная сторона жизни, я был беспощаден к себе
и был так же погружен в собственный аскетизм, как окружающие меня люди
были погружены в стабильную, тупую работу день от дня. У них не было возможности
остановиться-этого не предусматривает выбранный ими способ жить, в конце
концов, это даже опасно.
Я же останавливался почти все время, чтобы оглянуться назад и проанализировать
свой жизненный опыт, наколоть дровишек, затопить печку. Я часто вдумывался
в эти простые вещи, мне хотелось понять, зачем люди смотрят на ночные часы
и чем ночные часы отличаются от дневных.
Я сидел на гладкой деревянной скамье, мне не хотелось ничего менять
здесь, меня радовало все, мне нравился наш коллектив-мои сотрудники и начальство.
Меня действительно устраивали все происходящие процессы. У меня был безупречный
мундир, кажется, генеральский.
Во дворе ровно гудит ржавое пугало, крутится спрятанный глобус, блуждают
разные мысли, некоторые достойны восхищения, есть тактичные, есть весьма
значительные.
Любой момент важен, даже промежуточный. Текущий момент наполняет меня
вдохновением, а такое состояние мне никогда не надоест.
Вот начальник медленно достает из картотеки мою карточку-он вкладывает
в это действие какой-то неведомый смысл. У начальства каждое движение продумано.
Это всегда так-в начале дня-мелькает организационная бахрома. Я могу это
вытерпеть.
Я существую, потому что ценю текущий момент,а следовательно, болтовню
по утрам. В углу работает двигатель, инженерная конструкция. Он безнадежно
устарел, но у нас другого нет.Я догадываюсь, для чего он нужен, но спросить
не решаюсь-может нарушиться равновесие. Мы должны вести себя с начальством,
как дрессированные зверьки, ни в коем случае не отвлекать его своими пустяковыми
вопросами.
Я расписываюсь на бухгалтерском бланке. Это нешуточные цифры, кассир
смотрит на меня укоризненно, но я уже расписался. Это значит, что наше
здание скоро будут ремонтировать, напичкают его аппаратурой, поставят других
караульных, изменят весь внутренний распорядок.
Сегодня я потерял свой спасательный мешок. Вчера торопился, видимо,
куда-то убрал, теперь не могу его найти. Полное отсутствие какого-либо
смысла. Скрипит снег. Батарею пощупал- холодная. Сегодня в столовой давали
борщ, хоть какая-то радость в жизни. Впрочем, в моей жизни хватает радости.
Пришла посылка. Распаковал ее-полный ящик шоколада. Угостил сотрудников.
Вчера выдали лыжи и полярный меховой костюм. Надо будет померять, вдруг
окажется мал или велик.
Играли в охоту на медведя. Стреляли, самым метким оказался начальник.
Медвежья шкура досталась ему.
Скоро нам предстоит экспедиция на санях. Проверяли снаряжение. Снаряжение
убогое. У нас всего одно ружье. Во дворе тренируются добровольцы, бегают
на лыжах, кидаются снежками. Я не хочу в экспедицию,я хочу остаться здесь.