Speaking In Tongues
Лавка Языков

Леонид Зейгермахер

Гыча





Сегодня появились сдвоенные образы. То есть, если мимо тебя по коридору проходит толстая женщина, то где-нибудь неподалеку обязательно летает огромная муха. Гыча с тринадцати лет носил фуражку, с которой уже начала отслаиваться краска. Ему казалось, что все события каким-то непостижимым образом связаны с этой фуражкой. Волшебная фуражка иногда даже исполняла какие-нибудь его тайные мечты. Когда он хотел, чтобы люди, завидев его, улыбались, они улыбались.
Кое-кто негромко говорил ему: «Пойми,ведь это абсурд!» -- но Гыча все равно продолжал носить свою фуражку. Абсурдными для него были другие обстоятельства -- когда он ехал, например, в трамвае, а деревья и дома двигались назад. Действительно, почему так все происходит? Он каждый раз, когда видел это загадочное явление, старался неспешно обдумать, что же оно означает вообще и какие сулит выгоды (или неприятности). Каждый раз, когда он усердно думал над каким-нибудь подобным событием в своей жизни, и ему уже казалось, что он вот-вот получит верный ответ, вместо нужных трезвых решений звучали глупые слова о каких-то там вертикалях и горизонталях.
Надо сказать, что фуражку носил не только Гыча, поэтому те или иные факты на самом деле имели самое прямое отношение к горизонталям и вертикалям. Разноцветные фуражки, обычно равномерно рассеянные умелым художником на горизонталях улиц и площадей, иногда поднимались (или опускались) в лифтах авторитетных учреждений.
Однажды, когда он в задумчивости смотрел за окно, его мысли плавно перетекли к одному важному, но опасному вопросу. Оказывается, когда он был еще совсем маленьким ребенком, слово ГЫЧА как некий необходимый идентификационный атрибут, для него совершенно ничего не означало. Чтобы прийти к этому печальному выводу, ему пришлось очень многое вспомнить. Гыча попытался понять, на каком именно этапе жизни это слово стало неотъемлемой частью его самого, но в этот трудный момент его толкнула старуха. Она держала в желтых руках детские грабли. Гыча встрепенулся и решил уступить ей свое место. Старуха села, а Гыча стал оглядываться по сторонам в поисках второго, завершающего персонажа -- такой сегодня был день, сегодня у каждого объекта была пара. К сожалению, со старухой у него ассоциировался только лысый гражданин. Он мирно покачивался на задней площадке. Лысый был тем человеком, для которого на прилавках раскладывают всевозможные фальшивые перстни. Один перстень уже красовался на его безымянном пальце. Гыче вдруг изо всех сил захотелось, чтобы старуха вцепилась своими детскими граблями в воротник лысого.
Но старуха не торопилась, она тянула время. К тому же лысый стоял очень далеко от старухи, и похоже, она его даже не видела. Все откладывалось на неопределенный срок. Старуха с граблями, именуемая в дальнейшем старуха, с одной стороны, и лысый пассажир, именуемый в дальнейшем лысый, с другой стороны, заключили настоящий договор о нижеследующем... Старуха обязуется... Гыча подумал, что он сходит с ума. Старуха вдруг сорвалась со своего места и с криком все-таки вонзила грабли лысому в шею. Лысый, наверное, ожидал чего-то подобного, поэтому успел пробормотать что-то вроде: «Каждый должен заниматься своим делом». После этих слов лысый просто-напросто рухнул на пол.
Теперь Гыча вынужден был вмешаться. Он выдернул наручники и застегнул их на старушачьих запястьях. Старуха не сопротивлялась, грабли выпали у нее, но их Гыча аккуратно подобрал. Боязнь его постепенно выпрямлялась в крабоподобную нитку. Гыча вытер слезы, выступившие у него на глазах. Потом сфотографировал тело лысого и убрал фотографию в планшет. Люди помогли ему обвести тело лысого мелом.
Они же остановили трамвай и вызвали экспертов. Эксперты серые, как палачи в пророческих территориях, принялись резать лебедиными организационными ножами сосудистую шею лысого. Гыча посмотрел еще какое-то время на своего загадочного оппонента. Он сегодня не сумел, к сожалению, купить трагичность -- утром из магазина выбежали многоногие людишки с нежными крыльями, унося последний тревожный ящик.