Зажегся неосознанный свет, стеклянная мозаика дождевых капель была
на окне троллейбуса, она с негодованием от меня отвернулась, я видел перекошенные
облупившиеся стены старинных особняков, карнизы, ажурные перильца -- все
оставалось ТОГДА.
Я ехал после тяжеловесных угрюмых теток. Заканчивалось лето. Смотрел
на дождь. Только что водяные барабанщики стучали по моему черному зонту,
здесь -- совсем другие звуки -- электрическая тишина. Я ехал домой. Давно
я так не хотел домой. Дома включу Визбора, дома зажгу свечу, у меня есть
сыр и черный хлеб, поставлю чай.
К чаю у меня есть светлый мармелад. Уютно! Сохнет черный зонт. За окном
-- лужи.
Бегают надоевшие уже спиральные завитки. Немного шершавое гудение,
и фея в высоком колпаке поднимается по ступеням стеклянного замка.
Тропинка среди высокой травы, я иду за невероятно красивой женщиной
и с замиранием любуюсь ею. Где-то за сплошной стеной поют птицы и поют
так, что забываешь обо всем. Нежная паутинка утренних хвойных ветвей впускает
солнечные осторожные лучики, роса сверкает.
Плывут по небу рыбы и бородатый рыбак, пудель и девушка. Двое людей
бредут в заводскую столовую, не слыша кузнечиков, шума машин и самих себя
тоже. Яркие летние краски -- мимо них. Она опустила голову и кривит рот.
Вся сегодняшняя красота, свежесть, радость и музыка -- мимо них. Они идут
в смрадную столовую. Грязные столы, проблемы и котлеты.
Навстречу им люди с вечно ожидающими подвоха кислыми лицами. Они заходят
в столовую, поднимаются по липкой лестнице в жирный угар, на тусклых подносах
-- долгожданные серые котлеты, болотный компотик, скрипящее на зубах невкусное
пюре. Ее рот недовольно открывается, принимает в себя жирную вилку с волокнами
и издает утробные звуки. Обратно я снова иду за нею и любуюсь.