Speaking In Tongues
Лавка Языков

Василий Геронимус

ШТОФНЫЕ ОБОИ





* * *



Кто-то с неба внезапно звезду уронил,
значит долго-долго приходится ждать рассвета.
Потерялась в рассеянных пятнах чернил
равнодушная пропись холодного лета.


Не видать берегов в зге, туманной густой,
раз царит на земле несусветная рань,
и большая поляна куриной полна слепотой,
травянистым отваром встречает гостей глухомань


Пахнет горечью дымной и жёлтою коркой лимона,
но картина меняется - только кругом посмотри:
постепенно бледней в прозрачном дыханье озона,
ночь рассыпалась засветло влажным букетом зари.




* * *



И закат пламенеет косыми лучами
на спокойной поверхности старых обоев.
Поезда меня белыми манят ночами,
где-нибудь в Петербурге стоянку устроив.


В первых числах немного печального лета
хорошо научится писать без помарки.
Даже в комнате жёлтые плиты паркета --
это тоже пожалуй природы подарки.


Лесостепи давно заселили же скифы
от случайной черты до черты горизонта.
И туманит сознание запах олифы
на шестом этаже в беспорядке ремонта.




* * *



Распустившихся ландышей свет, ослепительный майский,
человеку оставил прозрачную грусть уходя.
Лёгким паром седым нагревается чайник китайский,
и туманятся окна в косом переплёте дождя.


Позабывши журнальных обложек цветные бумажки,
прочитать остаётся ненастного лета письмо.
Неуверенный облик уютной фарфоровой чашки,
как сказал Пастернак, отражается в сером трюмо.


До чего же всё тихо в забытой московской квартире,
не звонит телефон, притаились растения в кадке.
И ужасно похоже на странную цифру 4
Серебро фонарей закипает в случайном порядке.




* * *



Наступило поста дождевое время,
жёлт и резок щербатой луны оскал.
Проношу я по жизни бессонниц бремя,
бедный принц в королевстве кривых зеркал.


Тихо-тихо в углах сумасшедших комнат,
только слабо щёлкает «Ундервуд».
Значит в дымных недрах пока что помнят,
как на самом деле меня зовут.


Раз со мною творится такая странность,
мерзлота постоит до известных пор.
И рассеет утро души туманность,
как кончается медленный коридор.




* * *



Наблюдая прозрачного циркуля чистый раствор,
научиться бы запросто жить, как пространства часы.
Стоит выйти пораньше в спокойный Серебряный бор,
на полях васильковых покажутся капли росы.


Слишком рано пока что роскошной земле умирать,
ибо много у лета в запасе свободных страниц.
Почерк ливня ложится на синюю эту тетрадь,
до чего удивителен радужный мир без границ!


На долину печали наброшен платок голубой,
привкус неба читается в тающих искрах огня.
Приближается с грохотом жизни счастливый прибой,
корпус флейты приветствует конницу серого дня.




* * *



Почему-то напомнив часов оловянную дрожь,
приближается август, звезды постоянный напарник.
В старосветских тонах продолжается медленный дождь,
и по кромке столетия стелется жидкий кустарник.


Стольких писем страницы окрашены в осени цвет,
это время проходит по каменным плитам усталым;
даже страшно подумать о зрелости!.. сколько же лет
тихим фрескам музеев и эллинским пышным порталам.


До сих пор не разгадан аллеи заплаканный вид,
что рисует судьба на полотнах небесных, ненастных?
Вкусом чистой печали окрасила весь алфавит
в белом мороке вымысла чёрная россыпь согласных.