Теперь, когда

Платон не по зубам,

И вновь открытое

Средневековье

Уже порядком

Надоело вам,

Не щурьтесь

И не хмурьте брови.

То тайные доктрины,

То Коран,

Трактат Плотина

В электричке душной,

Брошюра,

Согнутая пополам, –

Не говорите мне,

Что это Пушкин.

Он знал всего

Вийона наизусть,

Он прочитал

Кьеркегора и Борхеса,

И с Данте в скорбный

Отправлялся путь.

Потом, как все,

Готовился к отъезду

В Америку, но вот –

Ни там, ни здесь

Он эрудицией

Блеснуть не в состоянье.

Фальшивой скромностью

Сменилась спесь:

Поэт, философ? –

– Ах, одно названье! ...

– В своих последних

Сочиненьях Р...

Мне кажется,

Шагает в ногу с веком.

Будь жив Софокл

Или старик Гомер...

– Ну вот, опять

Вы льстите

Древним грекам!...

– Он слишком холоден,

Но все равно сходи.

Открыли Третьяковку,

Ты не против

Со мною прогуляться,

Там, напротив,

Есть чудный сквер.

Ты занят? Что ж, прости.

Ты вечно

Занят ерундой,

А этот день,

Он столько

Нового сулит...

Ты заболел?

– Обычная мигрень.

– Не слышу!

– Очень голова болит...

– Одна я не пойду.

Исключено.

Тебе, должно быть,

Просто неохота.

Ты знаешь, Врубель...

– Он сошел с ума.

– Лечись.

Я позвоню тебе

В субботу.

Мы целый месяц

Не были в кино!...

«Последний месяц

Лета стал луной.

Двенадцать звезд

Зажглись на небосклоне.

На стройке лает

Пес сторожевой:

Здесь старый храм

Из новых бревен строят.

Двенадцать звезд

На зеркале реки,

За ними Вечность

Или что-то больше...

Когда сияли

Русские штыки

В столицах

Венгрии и Польши,

Здесь был бассейн,

Купался бедный люд,

Не забывая

Имя Герострата...

Хватить могло

Двенадцати минут,

Чтоб руки вымыть

Понтию Пилату...

Гляди! Здесь будет

Новый Вавилон!

Златые башни,

Подвесные шпалы.

И шпили расцелуют

Небосклон устами

Равнодушного металла.

Здесь будет новый Рим

И новый Рай,

Здесь будет центр

Всего земного шара!

Мы покорим Европу и Китай,

Домчимся до брегов

Мадагаскара!»

… Так он писал,

Прикинувшись больным,

Забыв минуты,

Дни, часы и числа.

И грезился

Ему Иерусалим,

Вне мира,

Времени и смысла.

И со стола

Сорокалетний Блок

Глядел на муки

Юного собрата.

И даже помогал

Ему, чем мог,

Не допуская,

Впрочем, плагиата.

Так он писал,

И каждый

Чистый лист

Барахтался

Зародышем

В утробе.

Но вот слова

В единый ком слились,

Все воплотились

Сны в едином Слове!

И наш поэт

Поднялся, распахнул

Окно и взглядом

Улицу окинул.

А за окном

Зловонный ветер дул

И старый город

Пасть свою разинул.

«Взойдя на холм,

Он поглядел окрест,

И образ чудный

И неповторимый

Пред ним предстал:

В даль уходящий лес,

Седой туман

Над солнечной долиной,

И лебеди

На бархате реки

Слепили очи

Нежной белизною.

Вдоль брега

Золотистые пески,

Смываемые

Быстрою струею.

И вот в его виденье

Третий Рим:

Кругом мосты

И башни городские,

Бетонные дворцы,

Ряды витрин.

Угрюмые застыли

Часовые,

Как ангелы

У входа в Гроб Христов,

Пред скорбной

Усыпальницей Владыки...

И в пламени

Негаснущих костров

Невинных жертв

Мерцающие лики».

...Еще одно,

Последнее сказанье!..

– Но, Боже мой,

Как побледнели вы,

Толкуя о строительстве Москвы! –

Сегодня нужно

Быть специалистом.

Вы говорите

О сознанье чистом?!

О Фаусте? Он доктор?

– Он мой друг!

– Все так запутано,

Но замыкаться круг

Не хочет, будто

Дьявольскою силой

Здесь обозначен он.

Для духа дух

Уже не страшен.

Стоя над могилой,

Произнести

Блистательную речь

Не так-то просто,

Ведь ее едва ли

Вы про себя

В постели повторяли

– Да, все запутано,

И валится из рук

Клубок злосчастный,

Уползая в Вечность...

“Мораль”, “любовь к природе”,

“Человечность” –

На этом вас

Хочу остановить.

И если тему надо

Вам развить,

Прийти к одной

Логической развязке,

То знайте: собеседник

Ваш не тот,

Кому доверить

Можно эти тайны,

А в доме вашем только

Гость случайный.

– Давайте лучше

Выпьем за гостей!

Вот этот всех занятней,

Он профессор

И человек искусства...

– ОН МОЙ РАБ!

– Куда же вы?

На улице ненастье.

Останьтесь...

Это я всему виной!...

... Но вот уж гости

Пестрою толпой

На тротуарах топчут

Снег январский.

Гофманиана!

Новогодний вечер

По старому календарю,

На свалку

Мы завтра

Елку отнесем,

А детям

Подарим то,

Что подарить забыли

На Рождество.

Прекрасный случай для

Очередных

Ненужных обещаний

И записей в дневник,

Мы перешли

К иному исчисленью

Лет последних.

Что говорить,

Мы сильно постарели

За сто годин,

И город стал другим.

Обеды оскудели.

Пахнет гарью

На улицах,

Прохода не дают

Торговцы удлинителями.

Рядом с центральным

Магазином кто чулки,

Кто лифчик продает,

Кто башмачки,

Кто шерстяную шапку,

Кто матрац:

Давай-ка встанем,

Может ненароком

Здесь что-нибудь

Попросят и у нас.

Слепой слепого

Тащит за кушак.

И в страшном сне

Такое не приснится.

Как будто можно

Ниже опуститься,

Чем “круг последний”.

Мы уж переплыли

Свой Ахерон,

И нет поводыря:

ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ!

Мы этот знак

Проехали давно.

Кругом пурга,

Повсюду снег блестящий.

И за себя нам

Страшно, и смешно.

Поэт, Георгий спящий, на улице народ

Уж близок день,

Перегорела лампа –

Мой труд благословенный завершен.

Исполнен долг,

Я опровергнул Канта;

Кто сердцем чист,

Чей разум просветлен,

Услышит голос мой.

Георгий

(Пробуждается)

Все тот же сон!

Проклятый сон!..

Возможно ль? в сотый раз!

За письменным столом

Старик бормочет

Сказанья

О пророках и князьях

Себе под нос,

Но, может быть, и я

Живу в больном

Его воображенье

И вовсе не имею отношенья

К строительству

Столицы всех столиц.

Пусть сочинитель

Жалких небылиц

Меня скорей

Отпустит восвояси.

А древний мир? –

Он все еще прекрасен!

Народ в ужасе молчит

. . . . . . . .

Забыв о бедах

Нынешних и давних,

Народ молчит.

В державе треугольной

У каждого есть

Свой надежный угол,

В котором жить

И умереть не страшно.

Молчит народ,

И рты полураскрыты,

Прилипли к нёбу

Языки, течет

Холодная слюна

По подбородкам...

Безмолвна чернь!

В жестокой

Схватке с духом

Никто не прав,

Никто не виноват

Ни перед кем.

Здесь каждый,

Как Адам,

Стоит наедине

С собой и Богом,

Не помня зла,

Не ведая добра.

Позволь окончить

Сей великий труд,

Предстатель муз,

Восславив

Хищный город!

Пускай уста

Певца передадут

Его красу,

Пусть злые

Струны вторят

Протяжному гуденью

Серых труб

И карканью ворон

На грязных свалках,

Бессильному объятью

Мертвых рук

И хрусту палки,

Трущейся о палку.

На каждом пятачке,

Где человек

Летает, ходит,

Ползает и скачет,

В кругу семьи

Переживая век,

Который целый век

Его дурачит.

Пусть вторят песням

Кошек во дворах

И в недрах бесконечных

Подземелий,

Плутают на

Полночных поездах,

По веткам

Перепутанных

Туннелей.

И пусть сомненье,

Ненависть и страх

Не омрачат

Сверкающую лиру.

И не забудет

Дух о небесах,

Покуда плоть

Шатается по миру.