Speaking In Tongues
Лавка Языков

Алексей Денисов

НЕЖНОЕ СОГЛАСНОЕ



ОТ РЕДАКТОРА: Алексей Денисов родился в 1968 г. во Владивостоке. Автор книги стихов «Твердый знак» (Владивосток, 1995). Руководитель литературного объединения «Серая лошадь».





ВСЕ ЭТО МУЗЫКА

Все это -- музыка
СЕНТЯБРЬ
О чем поет ветер
ЭЛЕГИЯ
В.К.
Двух влюбленных в саду напугала дешевая бука
Не по доброй воле
Обо всем договорились заранее
Сидят двое
Зацветает репейник
МОНОТИПИЯ
Русскоязычная природа

НА ТОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ (Цагн)

ИДОЛИЩЕ
В давние времена
Скоро я всем опротивлю
РЕЧЬ В КРАЕВЕДЧЕСКОМ МУЗЕЕ

ЧЕРНАЯ ЛОДОЧКА

Расскажи, как большая ворона залезла на дерево
Кто там ходит хмурый с голой палкой
Черная лодочка к берегу плывет
Лопни, шар-звезда, на ладонь
Колючий иней покрыл кусты
Как жалко все лучшие годы идут
Вот тебе мое не воробей
что есть ад... рекламная картинка

НЕЖНОЕ СОГЛАСНОЕ

Вас, кого я нигде не вижу
Сто экзотических стран на карте
Пусть кричит чайка над косогором
Оттого, что серенький день
Бабочка Белая Мученица
Машенька, машинка в мешочке
Я поверил в эту жалобную сказку
Я тебе рассказал, как большая ворона залезла на дерево
Выпал снег по памяти









ВСЕ ЭТО МУЗЫКА







* * *


Все это -- музыка,
когда ее слышишь.
Есть еще трамваи
для откровений.
Смешная горка грязной посуды.
Широкое море, туман над морем.

Смотри, как жизнь превращается в песню
(общее место твоих иллюзий)
Первое слово рифмуется с последним.
Какая разница, чем ты болен.





СЕНТЯБРЬ



1

Котенок, еще младенец, призывно мяукает.
Выпал из гнезда, на руки просится.
Ласточки над ним ехидно хихикают.
У меня и у ласточек мир такой большой.

Ты тоже хороший, приходи завтра.
Чаю попьем, расстанемся друзьями.
Смотри-ка: сороки на собачку ругаются.
Собачка маленькая, сказать ничего не может.

Вот так и мы с тобой. Но не о том речь.
Не надо усложнять, и упрощать не стоит.
Выйдешь из дома утром, вернешься вечером.
А посмотришь в другую сторону --
снова утро.



2

В пору, когда у муравьев отрастают крылышки,
в самом начале осени, времени года грустного,
как-то всего невесомей печаль, что и трогать не хочется.
Так и хожу с ней по улицам, будто бы с птичкой на палочке.

Ладно, допустим, сегодня на нашем небе ни облачка,
дети играют в футбол на площадке, для игр предназначенной,
девочка ходит кругами с огромной собакой лохматою,
смотрит собака недобро, молчит, потому что в наморднике.

Пусть ее, дальше пойдем, печаль ты моя, как стеклышко.
Солнышко смотрит в сторону -- это сентябрь, солнышко.
Вон, посмотри, умывается дура кошка бездомная.
Мы к тебе в гости, да, мы к тебе в гости, кошечка.



3

Посмотри, какое небо в сентябре!
Посмотри, какие твари комары!
Все до кучи: и никак не перебьешь,
и такой сентябрь-небо, что никак.

Я люблю тебя. Наверно, я дурак,
т.е., как его, романтик и злодей.
Говорю же, что сентябрь, его никак,
не прожить его без крови и смертей.

Не прожить его без дыма от огня,
и с тобой ли, без тебя ли -- в сентябре
не на улицах машинная возня,
а на сердце высоко, как на горе.

Забери меня отсюда, как домой,
или просто декорации смени.
В сентябре я на горе, да не герой.
Пусть воюют комары, да без меня.







* * *


О чем поет ветер,
о том, что хорошего понемножку?
о том, что пришла ко мне моя радость,
цып-цып, здравствуй, как поживаешь?

О чем поет ветер,
что маленькой лодке в бескрайнем море
места не хватит?

Парус полный, спи, моя радость,
будет буря, не будет бури...

О чем поет ветер?
Радость моя сны видит?
Проснется -- будет рассказать ей о чем.
Что и нет берегов, кроме твоего...





ЭЛЕГИЯ



Жесткой бумаги лоскут после пищи обильной,
много ли это, ответь, жестким утрусь лопухом.
Вышел на свет посмотреть, как он лежит на предметах,
много ли это, не смейся, когда только это и есть.

Что ты кругом рассопливилась, губки надула?
Вот и весна на сносях, скоро и травку взрастим.
Дождик по темечку пальчиком неутомимо:
что-то не хочется пить, говорю, что не хочется пить.

Если б я был моряком, а лучше еще космонавтом,
я б тосковал по земле и всему, что на ней.
Значит, наверное, я, без корабля и скафандра,
но космонавт хоть куда и, возможно, моряк.

Сердце за пазухой знает, что все не напрасно,
надо любить, говорит, надо только любить.
Все-то ты знаешь, и веришь себе, как будильник,
но прозвенит поутру, и придется вставать.

Бросить, как мячик об стену, и не удивляться,
если отскочит, как в лоб, или прилипнет, как жизнь.
Это бывает во сне, это со мной и случилось:
может быть, сам написал, может быть, вычитал где.





В.К.



1

Вот ты и «Родопи» купил.
А то все «Опал» покупал.

Будет снег -- на снег поглядим.
Будет что еще посмотреть-полюбить.

Вот уже и тебе хорошо.
А то все хотелось чего.

За окном подкрался снежок:
может, тебе надо чего?

Если и убьют -- не тебя.
Если будешь жить, то не ты.

Снег тебе -- и тот за окном.
Голос мой -- и тот не тебе.



2

По ночам не спал, смотрел телевизор.
Глупости какие, ба бу бы ему,
то-то бы был бал, как в кино из жизни.
Глупости какие, рассказать кому...

Снился сон ему: какие-то люди --
да еще и на людях -- украли штаны.
Что ему, бесштанному, «любит-не любит» --
в голове ворона с клювом вороным.

Летала ворона, подавала знак ему,
полцарства обещала, за что -- не разобрал.
Летала ворона, да все не одинаково,
каждый раз по-разному, кто во сне летал.

Пуля -- из дула, заноза -- из пальчика,
кто-то из окошка, а кошка -- в кусты.
Выглянуло солнышко лысым одуванчиком:
погоди немножко, вылетишь и ты.







* * *


Двух влюбленных в саду напугала дешевая бука.
Няня, няня, вернись, посмотри.
Как они целовались! Мимо них пробегала собака
(друг животных поэт
в каждый стих по собаке сует).

Что бы нам почитать? Вот и книжка.
Он людей никогда не любил,
но хотел. И убил, как старушку.
Что бы нам похотеть?

Диктовала судьба,
диктовала стихи о погоде.
Как они целовались? Представьте себе этот чмок:
соль и сахар на кончиках пальцев, и губы
для двенадцати чувств.

Что в уме посвящать эти строки
той, тому, что засохший в бутылке букет...
Растекается мысль, увлекая случайный предмет.
Написать: назначая случайные сроки...
В этом мире случайностей -- да!

Вредно лежа читать.
Время, сажа и ртуть.
На балконе висит, закрывая пейзаж, полотенце.
Я смотрел на тебя, как на солнце...
Помнишь, добрая детская шутка, когда
что-нибудь говорят, говорят, а потом:
Отдай мое сердце!







* * *


Не по доброй воле
поднялся я среди ночи --
по нужде.

Подумалось: жизнь, она такая,
видимо, и везде:
у каждого неба
по своей полярной звезде,
всяк в своем несчастии,
как рыба в воде,
и, может быть, весь кайф только
в быстрой езде.

Нет, серьезно ,
как говорится, все течет,
все рифмуется,
все или нечет, или чет,
всем заправляет
бог или черт,
любое дело со временем
превращается в спорт...

Приятно, прогулявшись, вернуться
в еще тепленькую кровать.
Хорошо, если найдется
кого там поцеловать:
в пушистый затылок или
в разгоряченное сном плечо.
«Черт-те чё, -- прошепчешь ты, засыпая, --
черт-те чё.»







* * *


Обо всем договорились заранее.
Стали жить вместе.
Что-то не получалось,
а что-то -- напротив.

Будто ничего и не было.

Ты, пожалуй...
С большим удовольствием.
Ты молчишь, как чужая...
Что ты сказал?

Чуя радость впереди,
сердце екнуло в груди.

Ты смеешься, как виноград --
такая кислятина!

На лице твоем печать,
а могла бы закричать.

Жалко, что любовь простыла
(упростившись в треугольник?).
Повтори, как ты любила,
не молчи, как уголовник.

Твои глаза -- объяснение мира,
брови -- две грозовые тучи.
Что ты собираешься делать с этим?

Плечи твои -- сложенные крылья,
и рука твоя на ручке двери.
Стоп-кран вспомнился.

Смеркалось и смерклось.
Вернешься -- посмотри в зеркало.






* * *



Сидят двое
на берегу моря,
думают о речке.
Смешные люди.

Вода не течет,
обиды не в счет.
Все для человека
со спокойной совестью.

Мокрый песок,
теплый висок
да твердые камешки.
Слушай, что скажу.

Две собачки на мосту,
и у каждой по хвосту.
Не печалься, милая,
я кораблик сделаю.






* * *


Зацветает репейник.
На долгие дни.
По высокому небу,
по высокому небу,

по высокому небу
летит мотылёк
над родным огородом,
над родным огородом.

Над родным огородом
то не ветер свистит,
то кричит мотылёк
над родным огородом.

Зацветает репейник
на долгие дни,
где капуста цвела,
помидоры где зрели.

Над родным огородом
летит мотылёк,
и кричит мотылёк,
и вздыхает, вздыхает.





МОНОТИПИЯ



...она гуляла там, где тополя
роняли пух... болели пухом... пухли...
(цена твоей улыбки), а брелок
ей подарил банкир... знакомый брокер,
он был и сам, как муха в янтаре...
в шикарном «шевроле» иль «мерседесе»...

атлет, эстет, и никакого скотства...
в здоровом тексте... я б тебя назвал
здоровым именем: Надежда... Люба...
но между строк -- как с вирусом в крови...
заразна Муза, что твоя Венера...

твоя собака, «Славные собаки»
Бодлера и собаки вообще...
«Ваш стиль, мадам»... улыбка бультерьера...
надежный друг, и мал, как золотник...

пустыня тут, и тесно, как в трамвае...
ходил в народ, и выпил, как мужик...
нас не поймут... как Вас зовут? не помню,
как я домой в тот вечер добралась...
так то мужик? а с виду -- точно баба...
я не привык, я лучше заплачу...

на вкус, на цвет ура-литературы...
с кем пил, с кем спал -- на тот же вкус и цвет...
здесь правды нет... я рифмы не рифмую...
хотя рефлекс, и, как бы, от души...
и, как бы, не всерьез... беда начало...
и, как бы, не впустую -- не тебе...
гори, моя звезда, в любом контексте...
не то, чтоб никому... гори, гори...

поэзия должна быть осторожной...
в аптеке ловкий слон... канатохо...
хотел убить... рука не подымалась...
зато здоровый сон и аппетит...

ее мутило от моей улыбки...
тут дело вкуса, это, так сказать...
но я ее ни с кем не представляю...
а я -- со всеми... ты ее проспал...
простите?.. нет, не выхожу, мне дальше...
мне дальше всех отсюда до тебя...

так назови, как хочешь, хоть издевкой,
все, что я тут... но если о любви,
то лучше бы совсем... все меньше фальши...
реклама лишних слов: из песни вон!
как с глаз долой... такое дело... здесь же
теперь весна, и тополя не те...
шумит вода морская, и у моря
стоишь как ты, у берега -- как я...
и это символ веры в... что угодно,
чтоб не очнуться раньше, чем в конце...

Пустынный берег, ни души, ни звука.






* * *


Русскоязычная природа
сегодня выглядит моложе;
свободно дышит вентилятор:
весенний воздух так легок.
И сам я, что ли, комментарий
к чему-то большему, наверно,
к чему-то лучшему, быть может,
и бесконечно одинок.

Белеет крепкое ветрило --
иные парус напрягают;
глядишь -- и сам уж в этой лодке,
и ухватился за весло.
Сидела птичка на верёвке
и пела песенки про небо,
года идут -- она всё та же,
и улыбается светло.

Смешно сказать, я тоже молод,
и также езжу на трамваях,
по тем же рельсам, вероятно,
где, может быть, гуляли вы.
Во мне такой же Вкл и Выкл,
волна и камень, вдох и выдох,
русскоязычная природа,
и не подымешь головы.







НА ТОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ (Цагн)





ИДОЛИЩЕ



Однажды, странствуя, среди долины дикой,
по городу в поисках денег каких-нибудь
(может быть, любовь повстречаю)
зашел к другу, водки выпили.

Живу я в предчувствии странном,
что ветер гуляет по морю,
что в душном саду ни шороха,
пиджак в шкафу не шевелится
и во рту пересохло неистово.

Пепельница, наполняясь,
наполняется пеплом, окурками,
горелыми спичками,
Кто с этим спорит?
Кто об этом думает?

Теперь можно говорить о чем угодно.
Любовь, говорю, Смерть,
Пепельница, говорю,
полным-полна, говорю, окурков.

Может быть, так начинается песня:
человек, которому нечего сказать,
открывает рот, и.
Счастье мое, увы, не в твоих руках.
Чего же я ждал от тебя все эти годы?

Или вот так:
Я улетаю, дети антилопы, я улетаю.
И пух твоих тополей,
и березки твои раскрашенные...
Я эмигрирую внутрь,
на самое дно твоей.
И рука не держит ответ,
когда ни о чем не спрашивают.






* * *



В давние времена,
когда птицы гнерру...
Я (в качестве стрелы)
способен был на убийство.
Вы, птица... Вы, птица... Вы...
в давние времена...
Что это там такое полезненькое
в руке самоуничтоженца?
Это, как бы это сказать...
давайте поиграем: сколько
протянет кто на медленном
коне... огне...
на чем угодно, сколько?

Такое впечатление, что за кадром
самое главное остается.
А там нет ничего.
Теперь, когда птицы гнерру...
Что там, все-таки, в руке у дурака?
-- Самовыражается... не в жилу...

А что, если нас ждали так долго,
что уже забыли, кого ждут?
Живя ли с видом на море...
имея ль ввиду надеяться...
Я же (в качестве кого бы это?) --
можно потрогать -- здесь.
Вы... неужели и Вас кому-нибудь...

Что меня теперь остановит --
здесь, на листе бумажном?
какой еще знак препинания...
Что там еще? полцарства?
Полцарства за любое продолжение.

Итак, в давние времена,
когда она, весна, птицы...
Я (в качестве стрелы)
обожествлял цель жизни.
В давние времена...
Это лишь звук пустой,
форма ее полета.
Есть такие сказочки: в давние времена...
Лето теперь, и тетива ослабла...





* * *



Скоро я всем опротивлю,
тут ничего не добавить.
Случайное солнце на спице.
Пахло полынью.
Всю дорогу.

Две сигареты в пачке.
Два зверя в клетке.
Нам хорошо вдвоем,
не смотри в сторону.

Скоро я всем, как себе.
С кем я здесь, как с собой?
Финальная сцена:
те же без меня.

Лепестки роз на полу.
Розы улыбаются вяло.

Не думай ни о чем.
Не думай ни о чем.
Не думай ни о чем.
-- Не думай об этом.

Пора бы уже решиться.
Чего муравей хочет?
Любимым быть, сильным.
Понятно это, понятно.
Решайся, муравей,
что ж ты?

Своим (ненавязчиво) присутствием:
чайная ложка на стакан.
Мне-то что.
А казалось бы.





РЕЧЬ В КРАЕВЕДЧЕСКОМ МУЗЕЕ



На той стороне луны,
которую нам, по разным причинам, не видно,
совершенно темно, и невозможно читать.
Там никто не живет,
и души усопших, вопреки рассужденьям досужим,
в кратерах лунных не спят, и по долинам не бродят.
Больше скажу,
нет никакой стороны у плоской луны,
кроме той, что мы видим, и это
наводит на мысль о безумии в лунную ночь.
Больше скажу,
превращаясь порою в циклопа, возможно
цель обрести в этой суетной жизни, как то:
вытащить глаз свой единственный,
глаз свой любимый, и выбросить в море,
камнем он ляжет на дно, водрослем он обрастет;
можно всю вечность, ныряя в пучину минуты так на две,
в этой пучине на ощупь его проискать.
Больше скажу,
я в контексте культурном не волен,
в поле не воин и в шоу всеобщем не шут.
Тем беззащитней, больней и абсурднее речь как попытка
на люди выйти, в народ, оставаясь при этом собой.
Только в музее, пожалуй, такое возможно --
стать экспонатом при жизни, уютную нишу занять.
Век простоял бы нестрашным, домашним, вчерашним и --
нужным.
Место под солнцем и вечность за толстым стеклом.







ЧЕРНАЯ ЛОДОЧКА





* * *



Расскажи, как большая ворона залезла на дерево,
и о чём она каркает, давно все догадываются.
Чёрный пластиковый пакет в небе кружится:
сильный ветер на дворе, но пустой, как все.

Или вспомни о том, как все уехали,
а вернулись когда, то совсем не те,
и много ещё чего они рассказывали,
но понятно было, что всё по-писанному.

А у нас, привет, всё по-старому:
сквозняком насквозь двери хлопают,
день сменяет ночь по будильнику,
только осень, как всегда, словно в первый раз.





* * *



Кто там ходит хмурый с голой палкой?
Это бог ноября, и лучше его не трогать.
Может, мимо пройдёт, хоть как та кошка?
Проходи, кошка, хвост палкой, что встала?

Кто там ходит хмурый, там, с палкой?
Это бог ноября, бог ноября, закрывай двери.
Проходи мимо, заходи, милый, как мама?
Возвращайся скорей, не ходи далеко, сам знаешь.

Кто там ходит, ходит... бог с ней, с палкой.
Не со мной, не с тобой, встань в сторонку.
Это бог ноября, это его кошка,
это его дом, это его день, это его песня.





* * *



Черная лодочка к берегу плывет,
а давно ли, помнишь ли, отплывала белой.
Девочка -- не девочка -- ничего не ждет.
И тебя не ждет, что ты ей ни делай.

Хочется песенки -- так пойди спляши,
не стесняйся, милая, т.е., не убудет...
Хочешь -- стану заумью, хочешь -- для души.
Шариком покатится спятивший кубик.





* * *



Лопни, шар-звезда, на ладонь,
себе о себе расскажи,
как за ручку брал -- и в костер,
как дровишко в глаз, положил.

Лопни, шар-звезда, не гляди
на себя в него, там не то:
он себе мышонка родил --
на горе и раком свисток.

Лопни, шар-звезда-самолет-
куда-не-летит-все-не-там,
самому смешно, как на льду,
продираться белым листом.

________________________

А в небе треугольник-злодей,
сам знаешь, себе на уме.
Как мама, как на пальчик подуй,
век, скажи, с ума не сойду.





* * *



Колючий иней покрыл кусты,
камни покрыл, деревья покрыл.
Скоро весна, и птицы пока не поют:
тут еще холодно, и нечего тут клевать.

Скоро весна, но раньше выпадет снег.
Северный ветер загонит в подъезды собак.
Ходит по улицам ветер, в окна стучит,
а у нас на двери висит календарь.

А у нас впереди еще много дней.
Будет апрель, и мы выйдем с тобой погулять,
я расскажу тебе, как мне было плохо сейчас,
как я не верю в то, что наступит весна.

Будет апрель, и ты вспомнишь об этой зиме,
как о любой из бесконечного ряда их.
Северный ветер вернется с другой стороны,
выйдешь гулять, и -- колючий иней покрыл...





* * * 



Как жалко все лучшие годы идут,
высокое небо высоко висит,
и жить продолжать -- как жевать на ходу,
и то, что еще у тебя аппетит...

И солнышко светит, и птички свистят,
и все, как ты хочешь своей головой...
Но, если проснулся второй раз подряд, --
ни шубу, ни шкуру, ни душу долой...

Февраль доиграет, апрель догорит,
весна обернется спиной, и опять --
как жалко все лучшие годы в кредит,
хоть этой собаке недолго линять...

И, если ты утром куда-то идешь,
и видишь идущим себя из окна,
то тем, вероятно, твой сон и хорош --
гуляю, ты скажешь, и ясно -- весна.





* * *



Вот тебе мое не воробей:
в реке -- рак, и его не остановишь.
Как с этим жить -- хоть убей.
Текст, текст читай как только можешь:

О чем поет ветер не человек,
тут и сам смысл на честном слове:
один усталый раб замыслил побег,
не расслышал и -- получил, как по заслугам...

Мы не рабы -- рыбы на этот раз;
во ад -- не вода, и все потому, что
о чем поет ветер: у Мары -- маразм,
у гения -- гены... и грустно и скучно...





* * *



что есть ад... рекламная картинка...
без чего немыслим... аппетит...
человек... играет, как пластинка...
из окна... шикарное на вид...
я люблю... любил... любить... любил бы...
на Неве... на небе... невпопад...
с человеком... лишь бы не один был...
как ему... напрасно говорят...

как ему... прекрасно и далёко...
из окна... закат, захват... залив...
о не озирайся одиноко:
море больше, чем твоя любовь...
как ему... как мне... намного больше...
что на два не делится... зато...
что есть ад... не боль и не любовь же...
что... давай, скажи еще раз «что»...

рыли норы... карма, Саша, карма...
Саше страшно: Саши больше нет;
из колоды выпала, как карта,
закатилась, как под шифоньер...
мама ела мясо... мыло... раму...
страшно снятся сашины шары:
сунул было руку в руку крабу --
краб за мясо Сашу из норы...

мило в море... глиссеры и яхты...
море больше: рыбы не рабы...
в горьких водах... бухты и барахты...
паром ходим... медный рёв трубы...
красный рот зари... твоя подушка...
пахнет волосами... пуп земли...
что есть а подумаешь подмышка...
моря рёв уже в твоей крови...







НЕЖНОЕ СОГЛАСНОЕ





* * *



Вас, кого я нигде не вижу,
все время хочется о чем-то спросить.
Выглядываю в окно, как за подсказкой,
а там -- ветром, хорошо -- не по лицу.

Вам, кого я никак не вспомню,
как будто чего-то не сказал,
тогда как должен был,
или то дождь был, был,
с каплями на милом стекле...

Вот-вот начнется и никогда не кончится
музыка в янтаре, в магнитной записи.
Тут уж кто и недогадлив был,
глядя на других, пристегнул ремни.

Вами, уже по инерции, по инерции,
бредит, бредет, память пятилапая,
и что-то льдинкой в стакане звякает,
и темнеет магический монитор.





* * *



Сто экзотических стран на карте,
чтобы мечтательно пальцем тыкать.

Ты -- как погода у моря в марте --
хоть и не ждешь, а нельзя привыкнуть.

С рыбами лето вернется в город,
будет июль бесконечно долгим.

Я напишу тебе в Боро-Боро
несколько строчек. Наверно, в столбик.





* * *



Пусть кричит чайка над косогором,
кинь в нее камень, и успокойся.
Мало радости осталось на свете,
будем растягивать буквы в тексте:

Редкая кошка ходить не может,
наступишь на такую -- и все пропало.
В сущности, все настолько плохо,
что, не то что кошку, -- себя не жалко.

Видимо, это начало сказки,
где эпизодичная серая мышка,
пробегая, хвостиком нечаянно махнула,
а глупое яичко навсегда разбилось





* * *



Оттого, что серенький день,
может быть, а ты все не спишь,
вот, прости, и в этом стишке
непонятно, кого люблю.

На пяти ромашках гадал,
верил, как себе не могу,
рифмы б ради так не страдал.
Надо было шестую сорвать...

Надо было часы завести,
а проснувшись, чаю попить.
Веришь, нет, но кроме, как ты,
нет ромашек рядом меня.





* * *



Как зверь, когда мерещится ему...
Данте

Бабочка Белая Мученица,
ах, не потрогать нам слона шершавого...
Ромашка любит-не-любит
да рано облысевший одуванчик.

Вот уже и послышалось пение,
нет, не пение еще, а глубокий вдох:
из дремучего леса птица мохнатая
размахнулась уже, да только в полкрыла.

Бабочка Белая Мученица,
что ж ты пятишься, бедная, червячком,
мало ли что сквозь пальцы просыплется,
и золотого яйца нам вовек не высидеть.

Бабочка Белая Мученица,
это ты была, скажи, у меня в гостях?





* * *



Машенька, машинка в мешочке,
два-три слова по телефону,
одно неосторожное, напрасное усилие,
и нечего будет начинать сначала.

Сумерки, семерки, семечки,
фразеологизмы на постном масле --
ни слова на слове живого места.

Аскорбинка, венок аскорбинок.
И в этих терниях, в этой тине:

Машенька, машинка в мешочке,
песчинка в песочке,
лето, пуговица на столе,
с остановкой сердца в каждой точке.





* * *



Я поверил в эту жалобную сказку,
и киваю с боку на бок, колобок:
не уйти Вам от меня на ватных ножках,
что скреблись в мои сусеки по муку.

Не избавиться от сочного мученья,
о салфетку утирая губы губ:
Вы устанете, а там еще ступенька,
а на ней пучок сухой травы.

Вас найдут, меня найдут, и, эту,
жалости иголочку в стогу
лодочкой нарядят -- плыви к сердцу,
нежное, согласное на все.





* * *



Я тебе рассказал, как большая ворона залезла на дерево,
и о том, кто там ходит хмурый с голой палкой.
Мы ходили на них посмотреть, чтобы ты поверила,
и теперь и тебе ни кошку, ни меня не жалко.

Пусть не стоит на дворе зима суровая,
в нашем климате, ты ведь знаешь, легко загнуться:
твердым сахаром покрылась речка сиропная.
Не забудь сказать «спасибо-спасибо» и улыбнуться

И за каких-нибудь двадцать минут до вечера
не то, чтобы жалко жалеть, а просто нечем:
ходит глупая правда, смотрит в глаза доверчиво,
боится соврать, молчит. Не наступает вечер.





* * *



Как раковина без жемчужин,
на берег выброшен я твой...
О.Мандельштам

Выпал снег по памяти,
шел под настроение,
таял на глазах.

Представилось отчетливо: тут росло дерево,
может, это тополь был.
Теперь тут стою я.

«Ракушка-ракушка, завиток, осколок...» --
будто что-то вспомнилось
и опять забылось.

Ходил по комнате, в книги заглядывал:
хотел зацепиться
хоть за чью-то мысль.

Бегал по городу,
заглядывал в лица:
искал пристроить душу куда.

Вот собственно и всё:
тут -- сухая веточка, теплая лампочка...
Хочется и -- нечего, и не было никогда.