Speaking In Tongues
Лавка Языков

Максим Дегтярев

Пропавшее завещание





I


Спустившись по поросшему диким шиповником косогору, он углубился в лес, который тут же заполнился эхом его шагов, таким четким, будто деревья были высечены из камня, облепившая лицо паутина мешала видеть, но рукам, занятым борьбою с хлеставшими со всех сторон ветвями, было не до нее. Потом было болото, где змеи умели завязываться в плоский узел, что, как известно, является лучшим способом сохранить тепло их змеиных тел, был вход в пещеру, терявшийся между реальностью и ее отражением -- манера прятаться, изобретенная еще зеркалами; была подземная река, чьи воды так редко знали чье-либо прикосновение, что волны от брошенного в них камня, спустя неделю, можно было застать в колодце какого-нибудь местного фермера. Был здесь и лабиринт, пройти по которому безнаказанно может лишь тот, кто умеет быстро забывать число сделанных шагов и, наконец, здесь была дверь -- железная, -- пока не покрылась мхом, и -- неприступная, пока он не добыл ключи. Всего их было семнадцать, связка то и дело выскальзывала из рук, шестнадцать было уже испробовано, когда стало ясно, что он здесь не один. Неузнаваемый, но знакомый до тошноты голос рассказывал о чьей-то смерти, ключи выскользнули в последний раз, и Адам Смартус проснулся.
Тот же голос продолжал что-то рассказывать, но в комнате никого не было. Чтобы окончательно проснуться, Смартус ущипнул чучело морского ежа, отчего тут же сообразил, что голос доносится из автоответчика -- он был единственным, кто, несмотря на время ланча, оставался верен служебному долгу. Смартус принялся размышлять, что это его так сморило, когда его взгляд упал на разложенные в художественном беспорядке материалы к трактату «О конституционности принуждения свидетеля к дачи показаний о содержании снов, виденных им до и после момента свершения преступления». Ему все стало ясно; он протер глаза, смахнул бумаги со стола и поставил запись сообщения с начала. Звонившим оказался инспектор криминальной полиции Дубец, который с редкой для него любезностью сообщал о том, что один из клиентов Смартуса, а именно, сэр Уильям Горинг, был найден мертвым в своей загородной резиденции, и, что все сильно смахивает на самоубийство.
Смартусу было из-за чего расстроиться -- ведь вот уже без малого пять лет, сэр Уильям Горинг являлся одним из наиболее важных клиентов его адвокатской конторы. Имея серьезные подозрения по поводу лояльности своих наследников, Горинг всецело доверился советам Смартуса, чья безупречная репутация, острый аналитический ум и железная хватка снискали поистине мировую славу.
Сомневаясь в компетентности местной полиции, адвокат решил лично принять участие в дознании. Во время их последнего разговора, лорд высказал намерение составить новое завещание, но успел ли он притворить это в жизнь, Адам не знал. Впрочем, будучи наслышан об эксцентричном нраве своего клиента и о его пагубной склонности к розыгрышам и мистификациям, Смартус не придал тому разговору серьезного значения -- таким извращенным способом Горинг мог просто трепать нервы своим наследникам.
Так как медлить было нельзя, Смартус быстро расправился с оставшимися после ланча лангустами в клюквенном вине, поймал попутный вертолет (благо его контора занимала пентхауз сто семнадцатиэтажного небоскреба) и уже через полчаса достиг пределов поместья Горингов.




II


Вертолетная площадка находилась в полумиле от Горинг-Холла, и оставшееся расстояние Адаму Смартусу пришлось преодолеть пешком. Но это путешествие не было скучным -- заросли понтийской азалии внезапно расступались, и путнику открывался изумительный вид на последнюю резиденцию рода Горингов, построенную в конце прошлого века и воплотившую в себе как архитектурные достижения минувшего тысячелетия, так и недостатки характера самого сэра Уильяма. Покрытый перламутровой чешуей, стапятидесятифутовый яйцевидный купол центральной части здания обвивала спираль колоннады, южное крыло плавно переходило в основание Все Еще Не Упавшей Скалы, нависшей над вялотекущими водами Стрема, в то время, как северное крыло тонуло среди высоких эвкалиптов, специально для этого сюда завезенных. С той стороны, откуда подходил Смартус, южное крыло казалось немного выше северного, но жители местной деревушки Стремсайд-Вилидж утверждали, что с противоположного берега все выглядит в точности наоборот. Природа этого явления остается загадкой по сей день, ибо единственный человек, владевший этой тайной, а именно, архитектор, скоропостижно скончался вскоре после завершения строительства.
Никто не встретил Смартуса, когда он, отсчитав все сто восемьдесят семь ступенек Главной Лестницы, подошел к зеркальным, но не отражающим ничего, кроме света, дверям, над которыми был начертан фамильный девиз: «Omnia unum esse et unum omnia». Адам, со свойственным ему остроумием, переводил его как «Все ерунда, кроме пчел», но многие знатоки античной литературы утверждали, что древние имели в виду нечто совсем иное, приводя, в качестве доказательства, цитаты из «Югуртинской войны» Саллюстия. Двери бесшумно распахнулись, и адвокат прошел внутрь просторного холла, где чуть не растянулся, запнувшись о голографическую копию замка, выполненную в масштабе один к ста и перенесенную сюда по случаю ремонта. «Дурная примета,» -- подумал Смартус и поспешил перейти в гостиную. Та представляла собой усеченную сферу диаметром футов сто, плоская часть которой служила полом. По мере продвижения к северному полюсу этой сферы, осветительные лампы попадались все реже, а испускаемые ими волны света становились все длиннее, так что все, что выше полярного круга, тонуло в невидимых человеческим взором инфракрасных лучах. Смартус в очередной раз пожалел, что не прихватил с собой прибор ночного видения, чтобы рассмотреть -- где же все-таки берет свое начало этот тонкий ручеек, каким-то чудом удерживающийся на нависающем своде, и заканчивающийся стремительным водопадом, оглашающим своим гулом восточное полушарие. Это была не вульгарная подделка в столь модном сейчас стиле a la nature -- родник существовал задолго до того как старый лорд Горинг выбрал скалистый берег Стрема для строительства своей загородной резиденции.
-- Поток удерживается электромагнитным полем, -- услышал за своей спиной Смартус. Голос принадлежал дворецкому Балтимору, умевшему с самым невозмутимым видом произносить слова, смысла которых не понимал.
-- А какова напряженность этого поля? -- Смартус ни в коем случае не собирался ставить в тупик старого слугу, просто он, как и Балтимор не решался первым заговорить о постигшем их несчастии, и не нашел ничего умнее как поддержать предложенную самим дворецким тему. О том, что у поля бывает напряженность, адвокат случайно узнал от одного своего бывшего клиента -- профессора физики, который абсолютно непреднамеренно убил свою жену, уронив ей на голову юбилейное, и потому заточенное в тяжелый эбонитовый переплет, издание фейнмановского курса лекций. Клиент был уже на волосок от гибели, когда окружной прокурор, обвинявший профессора в предумышленном убийстве, неопровержимо доказал, что одна из ран могла быть нанесена томом вышеозначенного собрания, только если бы он упал с высоты не менее тринадцати футов, в то время как полка, на которой находились книги, располагалась на высоте всего двенадцати футов. Отсюда прокурор сделал вывод, что книга свалилась не сама, а ее с силой швырнули на голову несчастной. Смартус поистине гениально разрушил версию обвинения -- на основе анализа следов, оставленных на паркете руками потерпевшей, он заключил, что в момент падения злополучного девятого тома жена профессора пыталась подняться, следовательно, ее голова двигалась вверх с некоторой скоростью. Складывая скорость головы со скоростью книги и пренебрегая релятивистским эффектом (последним пассажем Смартус был обязан консультировавшему его эксперту) мы получаем тот же результат, как если бы книга падала с тринадцати футов на неподвижную голову!
-- Прошу прощения, сэр, но с этим вопросом вам следует обратиться к хозяевам, -- холодно заметил Балтимор. До адвоката не сразу дошло, чего это вдруг дворецкий заговорил о «хозяевах» в то время как для верного слуги с испокон века существовал лишь один хозяин -- сэр Уильям Горинг. Но через мгновение Смартус сообразил, что речь, вероятно, идет об Ингрид -- дочери от первого брака второй жены сэра Уильяма и о двух его племянниках -- Викторе и Роджере, ставших теперь наследниками многомиллионного состояния, так как собственных детей у покойного не было. То, каким тоном Балтимор произнес слово «хозяева», свидетельствовало, что дворецкий всецело разделяет неприязнь лорда к своим родственникам и еще больше укрепило опытного адвоката в его подозрениях.
-- Ну вот, только вас тут мне не доставало, -- инспектор Дубец приветствовал Смартуса с балюстрады.
-- Инспектор, вас что -- перевели работать в провинцию? -- парировал адвокат.
-- Послушайте, Смартус, мне не до шуток. Дело получило широкую огласку и может оказаться весьма щекотливым. Комиссар лично поручил мне расследование -- не каждый день люди такого масштаба как лорд Горинг кончают жизнь самоубийством.
-- Откуда такая уверенность, что это самоубийство?
-- Вы сами сможете в этом убедиться, как только ознакомитесь с фактами. А они выглядят следующим образом. Сегодня, в восемь утра, тело лорда Горинга было найдено в его собственном кабинете, кстати, надежно запертом изнутри -- ключ торчал из замка со стороны кабинета, так что Балтимору пришлось ломать дверь. Смерть наступила от огнестрельного ранения в голову. Выстрел был произведен с очень близкого расстояния. Тут же, на полу, был обнаружен револьвер тридцать второго калибра, принадлежавший покойному, в барабане -- одна стреляная гильза. По всей вероятности стреляли именно из этого оружия, но, разумеется, будет проведена баллистическая экспертиза.
-- Отпечатки пальцев, следы пороха? -- Смартуса бесила манера инспектора говорить языком полицейского протокола. -- И у кого были ключи от кабинета?
-- Единственный ключ был вставлен в замок со стороны кабинета. На рукоятке револьвера найдены только отпечатки пальцев самого покойного. На левой руке -- следы пороха. Надеюсь, вы знаете, что лорд Горинг был левшой? Кстати, пулевое отверстие так же с левой стороны -- что не удивительно. Время смерти -- приблизительно три часа ночи. Видите, мэтр, мы от вас ничего не скрываем. -- Такой спокойный, почти дружеский тон в беседе со знаменитым адвокатом инспектор мог себе позволить лишь будучи полностью уверенным в своей правоте. -- Я как раз собирался начать допрос свидетелей, не желаете поприсутствовать?
-- Непременно, но сначала я хотел бы осмотреть само место происшествия.
-- О'кей, надеюсь вы не забыли дорогу? -- съехидничал инспектор, но Смартус уже повернулся к нему спиной и стремительно направился к широкой лестнице из эфиопского камня, ведущей в верхние покои замка. Предоставив адвокату возможность в одиночку демонстрировать прекрасную спортивную форму, Дубец воспользовался лифтом. Подходя к кабинету, находившемуся в южном крыле здания, он уже представлял себе как застанет великого адвоката ползающим на четвереньках и тщетно пытающимся отыскать улики, пропущенные дюжиной опытнейших криминалистов Главного Комиссариата. Но к его удивлению кабинет был пуст, в то время как Смартус зачем-то тщательно исследовал собственное отражение в зеркальных дверцах платяных шкафов хозяйской спальни, располагавшейся в смежной с кабинетом комнате.
-- Ну как, нашли что-нибудь?
Вместо ответа адвокат вернулся в кабинет и, лишь мельком взглянув на письменный стол, на полированной поверхности которого еще были заметны следы крови, сосредоточил все свое внимание на огромной бочке с юбеей.
-- Ее кто-нибудь двигал?
-- При мне -- нет, а что?
Смартус снова проигнорировал вопрос инспектора. Как будто что-то вспомнив он быстро шагнул к столу и схватил увесистый «Паркер» из стальной карандашницы, походившей на гильзу трехдюймового снаряда.
-- Послушайте, мэтр. -- Дубец не терял надежды разговорить адвоката. -- Я ни в коем случае не посягаю на ваши адвокатские привилегии. Храните ваши тайны на здоровье. Это ваше право, будь оно не ладно! Но вдруг, я повторяю, вдруг мы имеем дело со тщательно спланированным убийством? И потом, я же от вас ничего не скрываю, напротив, предлагаю вам сотрудничество, хотя, заметьте, вовсе не обязан этого делать…
-- Короче, инспектор, чего вы хотите?
-- Кто наследует имущество? -- Инспектору ничего не оставалось, как спросить напрямик.
-- Вы обещаете не впадать в истерику? -- тоном провинившегося мужа попросил Смартус.
-- То есть? -- Инспектор уже предчувствовал недоброе.
-- Я не знаю кто наследует состояние! Да, и не смотрите на меня так. Несколько дней назад лорд Горинг намекал мне, что собирается изменить первое завещание, согласно которому все состояние делилось поровну между мисс Горинг и двумя племянниками, и эти изменения были отнюдь не в пользу прежних наследников, кстати, что-то я их сегодня не видел. В прошлый раз лорд Горинг сам подготовил черновик завещания, но из вашего вопроса следует, что на этот раз ничего подобного найдено не было, я прав?
Дубец действительно не ожидал такого оборота.
-- Мы не нашли ничего похожего на завещание, хотя специально, конечно его не искали. В свете того что я от вас только что услышал, смерть лорда наступила как нельзя более кстати. С другой стороны все выглядит вполне естественно. Разумеется настолько, насколько вообще может быть естественным самоубийство. Уильям Горинг был в кабинете один -- окна и двери заперты изнутри. Со слов Балтимора, у хозяина были нелады с сердцем и доктора сходились на мнении, что, принимая во внимание пагубное пристрастие пациента к коньяку и сигарам, больше полугода он не протянет. Да и выглядел он последние несколько месяцев довольно подавленным…
-- А это еще кто вам сказал? -- перебил адвокат.
-- Ингрид заявила это. И никто ей не возразил.
-- Если под «никто» вы подразумеваете племянников, то не вижу ничего удивительного. У этих молодцов у самих рыльце в пушку. Я бы на вашем месте расспросил бы дворецкого и кухарку -- они любили старого лорда и были ему преданы. Кстати, убийца мог скрыться с места преступления через окно, а потом, воспользовавшись суматохой закрыть его. Это вам не приходило в голову?
-- Исключено, сигнализация была включена всю ночь -- никто не мог покинуть дом или войти в него незамеченным. Показания свидетелей выглядят более или менее убедительными, если, конечно, мы не имеем дело с целым заговором.
-- А в теорию заговора вы, конечно, не верите? -- непонятно, в шутку или всерьез поинтересовался Смартус.
-- Вы же знаете, я верю только фактам, -- отрезал инспектор.
-- Если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов. -- У остроумного адвоката всегда в запасе был афоризм, с помощью которого можно было бы положить конец бесплодной дискуссии. -- Вы, кажется, хотели допросить свидетелей?
-- Да, мисс Горинг ждет нас в библиотеке.
Напоследок Смартус осмотрел дверь в кабинет. Она была довольно хлипкой, но открывалась наружу, то есть, в коридор, поэтому открыть ее без специального инструмента или, на худой конец, ключа, было делом не простым. Смартус подобрал с пола несколько щепок, зачем-то повертел их в руках, но никакая гениальная идея его не посетила и он бросил их обратно на пол.




III



Смартусу не приходилось прежде встречаться с приемной дочерью Уильяма Горинга, но по слухам, витавшим в околобогемных кругах, это была весьма незаурядная женщина. Видимо недооценивая вкус адвоката, Ингрид Горинг выбрала на этот вечер амплуа роковой женщины, застигнутой внезапным несчастием, что, к тому же, мало шло к ее спортивной фигуре.
-- Из нашего предыдущего разговора я понял, что именно вы обнаружили тело… -- начал было Дубец.
-- Инспектор, с таким же успехом вы могли бы начать беседу словами «Я не мог вас где-то видеть?» или «Сегодня прекрасная погода, не правда ли?» -- Большие, темные, неестественно широко расставленные глаза вспыхнули презрением, глубокое контральто звучало убедительно, если не считать некоторой нехватки дыхания в конце фраз, что, впрочем, могло быть и частью игры. -- Ничего подобного я не говорила. -- И, уже обращаясь к Смартусу: -- В восемь утра, как обычно, я принесла отцу кофе и горячий шоколад, дверь в кабинет была заперта, на стук никто не открывал. Меня охватило нехорошее предчувствие -- только позавчера нас навещал доктор, и его прогноз выглядел весьма неутешительным. Я взяла на кухне топор для разделки мяса и попыталась взломать дверь, но у меня ничего не вышло и пришлось позвать на помощь Балтимора, вместе, мы справились с дверью довольно быстро. Первым делом я прошла в спальню, но кровать была не разобрана, тогда-то Балтимор и заметил отца -- казалось он спал, опираясь на свой письменный стол. Это было так ужасно.
-- Кто вызвал полицию?
-- Балтимор, в тот момент у меня вряд ли хватило бы сил на это.
-- Он звонил из кабинета?
-- Нет, снизу. Ведь до приезда полиции нельзя ни к чему прикасаться. Правда, инспектор?
-- Вы абсолютно правы, мэм. В виду обстоятельств, вы продемонстрировали удивительное благоразумие. -- Дубец не упустил шанса съязвить.
-- Как долго вы оставались одни, после того как дворецкий отправился звонить в полицию? -- как бы между прочим поинтересовался Смартус.
-- Не более нескольких секунд -- сразу после того как Балтимор покинул кабинет, в комнату вошли Виктор и Роджер. Они прибежали на шум, даже не успев толком одеться -- на Викторе был лишь пиджак наброшенный прямо на пижаму.
-- А в чем был Роджер?
-- Не помню, кажется в халате. А какое это имеет значение?
-- Вероятно, никакого... И, наконец, последний вопрос. Вы не слышали звук выстрела или что-либо похожее на него?
-- Это было бы невозможно, сэр. В кабинете сделана звукоизоляция -- отец очень любил Вагнера, а его музыку, согласитесь, тихой не назовешь.
-- Странно, вот уж не поверю, что его волновало, не мешает ли его музыка остальным домочадцам. И почему, тогда, окна -- вполне обычные?
-- Вы проницательны, господин адвокат. В действительности же, он не хотел, чтоб все узнали о его тайной страсти к пошлым цыганским романсам. Что же касается окон -- то ему просто необходимо было, чтобы во время тутти из увертюры к Летучему Голландцу тряслись стекла, поэтому и велел поставить в кабинете старомодные оконные рамы.
-- Хорошо, я думаю, на сегодня достаточно. Мы не смеем вас долее утомлять, но, возможно, нам придется побеседовать еще раз.
-- Разумеется, мэтр, -- совсем упавшим голосом произнесла Ингрид, ее извиняющийся взгляд должен был означать, что при иных обстоятельствах она бы улыбнулась, давая понять, что перспектива новой встречи со столь знаменитым человеком была бы ей не неприятна, но теперь она слишком подавлена случившимся, чтобы по справедливости оценить все его достоинства.
-- Ну как вам эта птичка? -- поинтересовался Дубец, едва дверь за Ингрид Горинг закрылась.
-- На мой взгляд, она солгала нам раза три, не больше.
-- Хм, я насчитал всего две, если так можно выразиться, неточности, -- инспектор, разумеется ничего не считал, но чтобы заставить Смартуса развить свою мысль, прибег к такому бесхитростному способу поддержать разговор.
-- Мой дорогой инспектор, никогда не недооценивайте собеседника. Я тоже заметил две, как вы сказали, неточности, но на всякий случай прибавил еще одну, -- не поддался на провокацию адвокат.
Следующим было решено пригласить Балтимора. Войдя в библиотеку, он, по привычке, остался стоять в дверях, как будто ожидая, что господа прикажут подать чай или что-то в этом роде.
-- Садитесь, Балтимор, садитесь. Нам нужно задать вам несколько вопросов, -- произнес Дубец жестом указывая на кресло, в котором только что восседала Ингрид Горинг. Балтимор молча повиновался. Тем временем Смартус наконец подобрал нужные слова, чтобы озвучить вопрос, который он, видимо, считал очень важным:
-- Послушайте, Балтимор, вы -- единственный в доме, кто хорошо знал хозяина и был ему по-настоящему предан. Постарайтесь припомнить, не было ли в словах или действиях покойного лорда чего-либо такого, что могло бы говорить о его намерении совершить столь страшный поступок. Вы поняли вопрос?
-- Сэр, я знаю, мой бедный хозяин очень уважал вас, но если вы, как и полиция, считаете, что лорд Горинг мог добровольно уйти из жизни, то мне нечего вам сказать. Бог вам судья.
-- Балтимор, поверьте, я не на секунду не поверил в самоубийство. Полиция, насколько мне известно, так же отвергла подобную версию, правда, инспектор?
Дубец уже открыл было рот, чтобы возразить, но перехватив многозначительный взгляд адвоката, лишь неопределенно развел руками. Смартус же продолжал:
-- Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Не было ли в действиях покойного или его родственников чего-либо необычного, что могло бы привести к столь трагичным последствиям? -- Смартус поступил так, как всегда поступал, когда судья, поддерживая протест противоположной стороны, снимал вопрос к свидетелю -- он заменил несколько слов, не меняя при этом сути.
-- А вот это я вам скажу, две недели назад лорд сам вложил оружие в руки этой интриганке…
-- Что?! -- У инспектора аж глаза на лоб полезли: -- Не далее как утром все в один голос утверждали что пистолета никто в глаза не видел, а теперь вы заявляете, что лорд Горинг сам отдал его Ингрид! -- По поводу того, кого Балтимор назвал интриганкой у Дубеца сомнений не возникло.
-- Стойте, стойте, инспектор, мне кажется, что имелось в виду нечто совсем иное. Продолжайте, Балтимор. -- Смартусу не терпелось узнать, что же все-таки хотел сказать дворецкий.
-- Про пистолет я, правда, ничего не знаю, кроме того, что остался он после смерти второй жены сэра Уильяма и хранился где-то не то в кабинете, не то в спальне. Хозяин, вообще, терпеть не мог оружия. Понимаете, вот уже без малого пятнадцать лет, каждое утро, ровно в восемь, я приношу хозяину его утренний кофе и горячий шоколад, только я один знал как его правильно готовить и вдруг, мисс Грэйт заявляет, что теперь это будет делать она сама…
-- Честно говоря, пока не вижу связи… -- снова влез инспектор.
-- Вы не видите, зато я вижу и, я думаю, уважаемый господин Смартус тоже видит. -- Всегда сдержанный Балтимор наконец дал волю чувствам: -- Кто знает, какое зелье она туда подмешивала, я читал -- бывают такие снадобья, что принявший их может сам наложить на себя руки.
-- Ну это не трудно проверить, завтра у меня будут результаты вскрытия. Наркотик, если он действительно имел место быть, будет непременно обнаружен. -- Инспектор воспринял версию дворецкого без всякого энтузиазма.
-- Ничего вы не найдете, уж поверьте мне, она не такая дура, эта наследница, -- не унимался Балтимор.
-- Хорошо, Балтимор, успокойтесь, давайте лучше поговорим вот о чем, -- решил сменить тему Смартус. -- Когда вы вышли из кабинета, чтобы позвонить в полицию, вы встретили кого-нибудь?
-- Нет, но я видел как кто-то шел по коридору со стороны северного крыла.
-- Пожалуйста, поподробнее, -- заинтересовался адвокат.
-- Видите ли, я сразу направился к лифту -- ноги уже не те, чтобы по ступенькам то бегать, -- в конце коридора кто-то был, но кто, сказать не могу. Было темно, да и очки второпях забыл одеть.
-- Мужчина или женщина?
Балтимор, почему-то, вдруг, замялся и как-то нехотя ответил:
-- Не знаю сэр, кажется, женщина. Да, верно, это была женщина.
-- О'кей, сколько времени вы отсутствовали и , кстати, почему было не позвонить прямо из кабинета?
-- Мисс Горинг не позволила, сказала, что до приезда полиции ничего нельзя трогать. А выходил я ненадолго, сэр. Лишь только позвонил и сразу назад.
-- Когда вы вернулись, молодые господа уже были там?
-- Совершенно верно, сэр. Оба, сэр Виктор и сэр Роджер.
-- Что было потом?
-- Потом они удалились, а меня оставили сторожить кабинет до приезда полиции.
-- Хорошо, Балтимор, можешь быть свободен, пригласи пожалуйста сэра Виктора. -- неожиданно резко закончил беседу Смартус. -- Надо еще сегодня успеть побеседовать с остальными, -- пояснил он инспектору.
-- Что за чушь насчет женщины в коридоре, у старика от горя совсем крыша съехала, -- подал голос Дубец, как только они остались наедине. Смартус, может по привычке, а может у него и в самом деле появилась какая-то идея, возразил:
-- Напротив, это многое проясняет.
В дверь постучали, но вместо Виктора Горинга в библиотеку вошел полицейский сержант.
-- Господин инспектор, ни сэра Виктора, ни сэра Роджера в доме нет. По словам кухарки, у них оказались какие-то срочные дела в городе, но оба обещали завтра быть здесь.
-- Какого черта, я же просил их ни куда не отлучаться, -- Дубец был возмущен не столько тем, что не удалось допросить важных свидетелей, сколько тем что его просьбу попросту проигнорировали. Смартус попытался его успокоить:
-- Ничего страшного, инспектор, правосудие, в лице возмездия, неотвратимо.
-- Кто в чьем лице? -- не понял Дубец.
-- Ну, или возмездие в лице правосудия, это как вам будет угодно. У меня к вам одна просьба, инспектор. Вы не могли бы попросить кого-нибудь из ваших людей немного, как бы это сказать, порыться в кадке с пальмой… -- Смартус был сама вежливость.
-- Короче, что мы ищем?
-- Пулю, инспектор.
-- Пулю?! Вам мало той, что вытащили из головы лорда Горинга?
-- Безусловно, в каком-то смысле ее было достаточно, но я, все-таки, вынужден повторить свою просьбу, -- настаивал Смартус. -- Откуда, по-вашему, взялись следы пороха на руке покойного, если стрелял не он? Очевидно, что было два выстрела.
-- Ну, положим, вы еще не доказали, что стрелял не сам лорд Горинг.
-- Поверьте пока на слово, инспектор. Завтра у вас будут доказательства.
-- О'кей. Мы обыщем эту бочку, будь она проклята. -- Инспектор согласился с явной неохотой.
-- Прекрасно, буду премного благодарен. -- Великодушие инспектора растрогало Смартуса. -- И еще одна маленькая просьба, совсем простая. Вы не согласитесь помочь мне в небольшом эксперименте. Все, что вам нужно сделать, -- это подняться вместе со мной в кабинет лорда Горинга, подойти к столу и повернувшись к окну, по моей команде, засечь время. Я в этот момент выйду из кабинета. Когда же я вернусь, вы скажете мне сколько времени я отсутствовал.
-- Хорошо, Смартус, хотя не совсем понимаю, зачем вам это, -- снова нехотя согласился Дубец и последовал за Смартусом наверх.
-- Вы отсутствовали четыре минуты и тридцать восемь секунд, если это вам о чем-то говорит, -- подвел итог Дубец, когда Смартус похлопал его сзади по плечу.
-- Ну что ж, это меня вполне устраивает, -- произнес Смартус и неожиданно переменил тему: -- Кстати, я собираюсь заночевать в местной гостинице, не желаете ли последовать моему примеру?
-- Спасибо за приглашение, я подумаю. -- Решиться провести ночь в деревенской ночлежке было для инспектора труднее, чем устроить незаконный обыск в бочке с гумусом.




IV



Инспектор был взбешен. Как таракан на сковородке, под которой неожиданно развели огонь, он метался из угла в угол комнаты Смартуса, извергая все мыслимые и немыслимые проклятия на голову последнего, всех адвокатов вообще, а, также, in advance, на репортеров, которые не преминут воспользоваться случаем высмеять его на страницах своих грязных газетенок.
-- Вторая пуля! Нет там никакой пули, и если вы, жалкий адвокатишка, сею секунду не объяснитесь, то вторую пулю найдут в вашей никчемной башке! С меня хватит, я закрываю это дело.
-- Ах вот так! Хорошо, валяйте. Но не позднее чем через час после того как вы закроете дело, я передам убийцу в руки местной полиции. И она, без сомнения, будет рада утереть вам нос. Причем именно теми, как вы выразились, газетенками, которых вы так боитесь.
-- Не морочьте мне голову, выкладывайте, что у вас есть, -- несколько смягчился Дубец.
-- Во-первых, я готов признать, что насчет пули я ошибся…
-- Вот видите!
-- Погодите, не перебивайте. Я думал, что кадку с пальмой пододвигали, чтобы выстрел попал точно в землю, но теперь ясно, что второй выстрел был холостой. Патрон был вставлен в барабан вместо стреляной гильзы, непосредственно перед выстрелом. Убийца держал пистолет в руке мертвого лорда Горинга, пальма же стоит рядом со столом, с левой стороны, и, чтобы случайно не опалить листья ее пришлось отодвинуть, о чем свидетельствуют царапины на паркете. Затем гильзу от холостого патрона заменили на прежнюю, а пальму поставили на место. Я сомневаюсь, что убийца воспользовался каким-то другим пистолетом, по-этому все было именно так, как я сказал. Если вы внимательно осмотрите корешки книг на полке за пальмой, то, я уверен, вы найдете на них следы пороха. Во-вторых, ручка…
-- А что с ней?..
-- Она дает нам мотив. Новое завещание действительно существовало -- в ручке не было чернил, а вы даже не соизволили обратить на это внимание!
-- Пока не вижу связи.
-- Ничуть не удивлен. Как я сказал, что ручка была пуста, -- значит ею недавно пользовались: на моей памяти лорд Горинг никогда не писал каким-либо другим пером. Убийца похитил, видимо, не дописанный до конца текст, а ручку беспечно сунул в карандашницу, не подозревая какой важной уликой она является.
-- Но, может, лорд Горинг писал вовсе не завещание, а что либо еще?
-- А какая, к черту, разница, что он писал? Важно, что мы ничего не нашли, никакого недописанного документа!
-- Да мы собственно и не искали…
-- Опять-таки вы меня не удивили, при вашей-то сообразительности. Вы поищите, хотя, я уверен, все равно ничего не найдете. И, наконец, обратимся к личности убийцы. У нас три кандидата, по понятным причинам дворецкого и кухарку мы исключаем. Лично вам, инспектор, кто больше нравится?
-- Кем бы он ни был, он не мог запереть дверь кабинета изнутри, разве что если он выбрался через каминную трубу…
-- Насчет трубы, это вы верно заметили. Но была и другая возможность.
-- Какая же, позвольте спросить?
-- Не буду вас больше томить, инспектор. Убийца вообще не покидал кабинет, во всяком случае до тех пор, пока Балтимор не взломал дверь.
-- Чушь! Его бы заметили. И, потом, все, как вы выразились, кандидаты вошли после того как дверь была взломана.
-- Да кто вам это сказал? Ингрид, по ее словам, лишь мельком заглянула в спальню, а там столько мебели, что спрятаться можно где угодно, хоть под кроватью. Она же утверждает, что видела как Виктор и Роджер вошли в кабинет. Но так ли это? Неожиданно вспомнив о своем гражданском долге, она не позволяет Балтимору звонить из кабинета. Очевидно, для того, чтобы без свидетелей обыскать письменный стол покойного. Следовательно, она даже не соучастник преступления. Занятая поисками завещания, она не может видеть кто и когда зашел в кабинет следующим. А мой вчерашний эксперимент доказал, что в комнату можно войти абсолютно бесшумно. Вы же не слышали как я вошел…
-- Так вот зачем вы… Но нам следует сейчас же допросить племянников. -- Инспектор уже не мог сидеть на месте, он забыл, что всего лишь пять минут назад готов был стереть Смартуса в порошок, и всецело доверился его новой версии.
-- Бесполезно, поисками второй пули мы спугнули убийцу, и теперь племянники слова лишнего не скажут. Но мы совсем забыли о показаниях Балтимора.
-- Вы про таинственную женщину в коридоре?
-- Именно! Разумеется никакой женщины там не было: кухарка говорит, что наверх не поднималась и у нас нет оснований ей не доверять. Но при этом, показания дворецкого не теряют своей ценности. Сам того не подозревая, он опознал этого человека. Обычный домашний халат он принял за женское платье! Таким образом -- у сэра Роджера алиби. Виктор вышел из спальни как раз в тот момент, когда Ингрид была занята поисками завещания, а Роджер шел по коридору. Все было рассчитано очень точно. О новом завещании похоже знали все, в том числе, разумеется, Виктор. Более того, он знал, что о нем знает Ингрид и, что первое, что она сделает, -- постарается избавиться от дворецкого, а затем начнет искать бумагу. Он, также, был уверен, что мисс Горинг никогда не сознается в столь скандальном поступке, следовательно будет свидетельствовать, что видела, как он вошел в комнату. Скорее всего, он прятался под кроватью, теперь это уже не важно. Важно, что зеркальные дверцы шкафов позволяли ему видеть все, что происходит в кабинете.
-- Все, Смартус, достаточно. Пора действовать, -- снова вскочил инспектор.
-- Предлагаю поступить по-другому. Официально вы заявите, что дело закрыто, а тем временем попытайтесь найти прямые улики против Виктора Горинга. С тем, что у нас есть на сегодняшний день мы не сможем добиться обвинительного приговора, ведь суд не принимает доказательства «от противного».
-- Вы правы, мэтр. Вы чертовски правы, -- в предвкушении неминуемой победы Дубец был готов расцеловать адвоката.




V



Дней десять об инспекторе не было ни слуха ни духа. На одиннадцатый день, без предупреждения, он ввалился в контору адвоката Смартуса, но отнюдь не для того, чтобы поблагодарить его за помощь в расследовании. На Дубеца было больно смотреть: черные круги под глазами говорили, как минимум, о трех бессонных ночах, нижняя часть лица заросла щетиной, костюм казался размера на два больше, чем нужно. Оставив секретаршу Смартуса, мисс Верджин, без обычного замечания насчет ее неувядаемой молодости и, тем самым, разочаровав ее, поскольку ответный выпад был всегда готов заранее, инспектор прошел прямиком в кабинет, где и плюхнулся в стоящую у окна «клиентскую» кушетку, купленную, по случаю, у одного разорившегося психоаналитика.
-- Смартус, я так больше не могу. Мы обошли все оружейные лавки, где Виктор мог приобрести холостые патроны, мы следили за ним днем и ночью, мы тайком осмотрели всю его одежду, пытаясь найти на ней следы крови или чего-нибудь еще -- все впустую. И это еще не все. Самое главное, что тех следов пороха на книгах абсолютно не достаточно, для того, чтобы утверждать, что был второй выстрел. А пальму, похоже, сдвинул один из наших экспертов -- нечаянно, разумеется. В общем, это идеальное убийство. Я уже склоняюсь к идее, а не уговорить ли кого-нибудь сыграть роль шантажиста, чтоб спровоцировать убийцу ну хоть на какое-нибудь действие. Балтимор или кухарка могли бы вполне подойти для такого дела. Что вы думаете, Смартус?
Со стороны могло показаться, что Смартус не слушает Дубеца, а, вместо этого, пытается взглядом загипнотизировать кого-то из строительных рабочих, монтировавших спутниковую антенну на крыше соседнего небоскреба -- так напряженно он вглядывался в даль. Минут через семь он изрек:
-- Второго выстрела не было вовсе.
-- Не шутите так, Смартус. Это может плохо кончиться.
-- Да какие уж тут шутки. Я вполне серьезно. То ли убийца все так точно рассчитал, то ли ему просто повезло, но когда он приставил пистолет к голове Горинга, тот попыталась вырвать оружие из его рук, но убийца успел выстрелить -- так следы пороха оказались на пальцах жертвы. Я готов признать, что несколько увлекся построением умозрительных теорий, вместо того, чтобы посмотреть на вещи реально. Кто мог знать точно, где храниться пистолет? Кто имел возможность оставаться подолгу в кабинете в отсутствие хозяина и, следовательно, забрать оружие? Кто первым вошел в кабинет и, оставался там один, пока Ингрид была в спальне? И в конце то концов, на чьи показания мы опираемся, выдвигая обвинение против Виктора?
-- Перестаньте пороть чушь -- на кой черт Балтимору убивать своего хозяина?
-- Мотив -- дело десятое. Вон, у Виктора есть мотив, ну и помогло это вам? А найти мотив еще легче чем улики. Собственно, с чего мы взяли, что убийца -- Виктор? Да с того, что Балтимор видел в темном коридоре какую-то женщину, которая, как мы решили, была всего лишь Роджером в домашнем халате. Но взглянем на дело с другой стороны. Предположим, что вы -- преступник и во время дачи показаний нечаянно сболтнули что-то лишнее. Что вам делать? Вы можете сказать, что ошиблись и все было по-другому, но это лишь вызовет еще большее подозрение. Умный преступник поступит иначе: он «вспомнит» новые подробности, но такие, которые сведут на нет то, что он сказал до этого. Вспомните, сначала Балтимор говорит, что видел кого-то, идущего из северного крыла, но тут он делает паузу -- он понял, что говорит лишнее и тут же наплел нам про некую таинственную женщину.
-- Да, я понимаю вашу идею, но о чем таком опасном для себя он проболтался?
-- Зрение, инспектор, зрение! Балтимор не хотел, чтоб мы догадались, что очки ему вовсе не нужны, ведь коридор довольно длинный, а освещения и вовсе, практически, не было. Конечно, для верности, он мог сказать, что видел приведение, но, почему-то, решил ограничиться загадочной незнакомкой, и, тем самым, прибавил нам работы.
-- О'кей, хорошо, пусть так. Но, во-первых, как он мог совершить само преступление -- ведь он был снаружи в то время как кабинет был заперт изнутри. Во-вторых, почему он, собственно, боялся, что мы догадаемся о его хорошем зрении.
-- Теоретически, после совершения убийства, он мог запереть дверь снаружи. Потом, пользуясь тем, что он первым проник в кабинет, а Ингрид, шедшая следом, направилась прямиком в спальню, Балтимор вставляет ключ в замок. В результате -- полная иллюзия того, что замок запер сам лорд Горинг. Что же касается зрения, то, либо это связано с манипуляциями с замком, либо с какими-то документами, на пример, все с тем же завещанием. Все это еще предстоит выяснить, но я уверен -- если вы скажете Балтимору, что вам известно, что очки ему не к чему, он может потерять самообладание. Надавите на него -- мой вам совет.
-- Надавить -- идея хорошая. Боюсь вот только, что эксперты обнаружили бы эту незатейливую махинацию с ключом, но, в любом случае, я дам распоряжение проверить все по-новому. -- Сэтими словами инспектор встал с кушетки, и, тяжело вздохнув, направился к выходу.




VI



На следующий день, ближе к полудню, инспектор Дубец снова дал о себе знать, но на этот раз по телефону:
-- Смартус, вам стоит подъехать к нам в управление -- для вас есть работа. Балтимор готов заговорить, но только в присутствии адвоката, то есть, вас.
-- Ладно, уже еду. -- Смартус подумал, что лишать себя ланча из-за клиента -- это прямой путь к язве, но на этот раз он сам все затеял. Поэтому он поспешил в Главное Управление полиции, которое располагалось сравнительно недалеко -- всего лишь в сорока минутах автомобильных пробок.
Дубец по-прежнему выглядел довольно потрепанным, но в его голосе уже слышались интонации того прежнего, непоколебимого и напористого, инспектора криминальной полиции.
-- Потерпите, Дубец, недолго осталось, -- обнадежил инспектора Смартус. Ему подумалось, что то, что изменения к лучшему начались с голоса, а не, как у всех нормальных людей, с выражения глаз, объясняется, отчасти, спецификой профессии полицейского.
-- На этот раз, вы попали в точку, по крайней мере, в том, что касается зрения. Балтимор признал, что очки он носит исключительно для солидности, но он не хотел, чтобы об этом узнал кто-либо еще. Собственно, это все. Может, вам удастся его разговорить.
-- Не сомневаюсь. Давайте его сюда и мы, я уверен, найдем общий язык.
-- Вы разве не хотите поговорить с клиентом наедине?
-- В этом нет необходимости, в том смысле, что Балтимору нечего скрывать от полиции.
-- Ну, как знаете, -- пожал плечами Дубец и приказал привести подозреваемого.
Взглянув на бедного слугу, Смартус несколько мгновений раздумывал, что же такого необычного он не видит в его облике, но тут до него дошло, что, всегда поражавший его контраст между морщинистым лицом дворецкого и его гладко отутюженным костюмом исчез: в стенах этого заведения Балтимор приобрел, как это ни странно, куда более естественный вид. Напускное высокомерие тоже куда-то улетучилось -- дворецкий был готов броситься Смартусу на шею:
-- О, сэр, они так долго отказывались позвать вас… Я ни в чем не виноват, скажите им.
-- Так уж и ни в чем? Балтимор, давайте так, вы верите, что у полиции есть все основания вас подозревать?
-- Да, сэр, но…
-- Достаточно. Отвечайте только «да» или «нет». Далее: вы согласны с бытующим в здешних кругах мнением, что я явлюсь одним из лучших, если не лучшим, адвокатом по уголовным делам?
-- Да, сэр.
-- Отлично. Следовательно, можно сделать, вывод, что лучшего совета, чем тот, что дам я, вам ждать не приходиться. Я прав?
-- Как всегда, сэр.
-- Великолепно! Так вот, если вы действительно хотите избежать тюрьмы, ничего не скрывайте -- другого выхода у вас нет. Вам понятно?
-- Ну, если вы так считаете… Хорошо, я скажу. Я спрятал это у себя в комнате, под матрацем, на всякий случай… Эта бумага до сих пор там лежит…
-- Так какого черта?! -- Инспектор Дубец, до сих пор безучастно слушавший диалог между адвокатом и дворецким, счел нужным вмешаться. -- Не знаю, какой вы адвокат, Смартус, но вы нам очень помогли: то, что именно вы, Балтимор, похитили завещание, лишь подтверждает вашу вину!
-- Завещание? Опомнитесь, инспектор, какое завещание? О чем это вы? -- удивился Смартус.
-- Не видел я никакого завещания, -- поддакнул своему адвокату осмелевший дворецкий.
-- Вы еще находите время паясничать! Хорошо, я прямо вас спрашиваю, Балтимор, что за документ вы похитили из кабинета покойного лорда Горинга?
Дворецкий уже собирался ответить, но Смартус остановил его:
-- Молчите, Балтимор. Вопрос инспектора содержит обвинение в похищении важной улики -- вы не обязаны отвечать. А вы, инспектор, лучше-ка позвоните вашим людям в Стремсайд-Вилидж и велите им осмотреть комнату Балтимора, так вы скорее узнаете, что он там прячет. -- И, снова обращаясь к дворецкому: -- Мне вы можете ответить -- кто был тем человеком, которого вы видели в коридоре, перед тем как позвонить в полицию?
-- Виктор, сэр, по-моему, это был он.
-- Откуда нам знать, что на этот раз вы говорите правду? -- Дубец снова попыталяся перехватить инициативу, но Смартус был начеку:
-- Инспектор, нет смысла допрашивать моего клиента в таком тоне, звоните в Стремсайд -- это сэкономит вам время.
Дубец бушевал минут десять, потом связался-таки с Стремсайд-Вилидж, и, затем, не унимался, пока местная полиция не перезвонила и не сказала, что документ найден. Результат, действительно, явился полной неожиданностью для инспектора:
-- Предсмертная записка?! Вы уверены? Прочтите ее мне… И это все? Ладно, снимите копию и пошлите сюда факсом. Потом привезите оригинал. -- Дубец не знал, то ли радоваться такому обороту событий, то ли огорчаться, ведь, хоть убийца лорда Горинга и установлен, наказать его не представляется возможным. Дворецкого он велел отвести пока в камеру.
-- Одно меня утешает, -- сказал он Смартусу, -- то, что официально мы уже признали смерть Уильяма Горинга самоубийством, а то скандала было бы не миновать. Но вы ведь знали, что Балтимор никакой не убийца. Значит, вся эта комедия была задумана вами лишь для того, чтобы вынудить его вернуть предсмертную записку?
-- В целом, вы правы, инспектор. Поведение Балтимора, его желание скрыть от нас то, что он может прекрасно обходиться без очков, подтолкнула меня к мысли, что дело, видимо, в каком-то документе. Балтимор выглядел вполне искренним, когда отказывался верить в самоубийство. Я не случайно говорю «отказывался верить», а не «не верил». Он настойчиво пытался подтолкнуть нас к той же мысли. Таким образом, если бы предсмертная записка действительно существовала, украсть ее было бы вполне оправданным действием, с точки зрения Балтимора, разумеется. С одной стороны, он спасал репутацию своего хозяина -- репутацию человека, не способного на малодушный поступок. С другой стороны, ставились под удар наследники -- их-то Балтимор и считал настоящими виновниками трагедии. В свете все этого становится ясно, почему Балтимор так беспокоился, не узнаем ли мы про его отличное зрение. Слепота для него была своего рода алиби -- раз он не мог без очков разобрать написанного, значит, и не мог украсть записку. Такое поведение типично для не уверенных в себе преступников -- заявлять о своем алиби раньше чем их об этом спросят. Уничтожать предсмертное письмо он не стал -- оно могла пригодиться, если бы подозрение пало на него самого, -- ведь только это могло заставить Балтимора сознаться в краже такой важной улики. Поэтому, мне пришлось спровоцировать арест. Я согласен, что это было несколько некорректно по отношению к Балтимору, и по отношению к вам, инспектор, но результат налицо -- предсмертная записка у нас. К стати, это, так же, объясняет отсутствие чернил в «Паркере».
-- Вам действительно стоило бы поделиться со мною своими предположениями, а вместо этого, вы сделали из меня посмешище, я теперь это вам не скоро забуду! -- Когда инспектор возмущался, он начинал грешить стилистическими неточностями.
-- Наоборот: в глазах прессы вы выглядите находчивым сыщиком, добывшим, с помощью хитроумной комбинации, похищенный документ. А посвятить вас в свой план я не мог -- вы, извините за откровенность, плохой актер и не смогли бы напугать как следует Балтимора, если бы сами не верили в его виновность.
В это время, стоявший в углу кабинета факсимильный аппарат подал признаки жизни -- пришло сообщение из Стремсайд-Вилидж. Дубец вытащил из аппарата страничку с несколькими строками текста и быстро пробежал ее глазами.
-- Ну что там? -- поинтересовался Смартус.
-- То, что пишут обычно в таких случаях: «Я устал. Нет больше смысла бороться. В моей смерти прошу никого не винить…» Это все.
-- Да-а, коротко, но не ясно, -- промычал Смартус. -- Дайте-ка мне взглянуть. -- И он выхватил листок из рук инспектора. Смартус узнал уверенный, но каллиграфически далеко не безупречный почерк покойного лорда. С другой стороны, апелляция с «смыслу» в тексте письма выглядела несколько натянутой, ведь сэр Уильям Горинг был по натуре скептиком и отсутствие того же смысла, в его глазах, было, скорее, свойством нашего мира, нежели, поводом к столь необратимому поступку. Смартус в третий раз перечитал записку. Внезапно, его осенила какая-то догадка.
-- Инспектор, прочтите записку вслух, но именно так, как там написано.
-- А что это может изменить… Но если вы так хотите, то, извольте: «Я устал. Нет больше смысла бороться. В моей смерти прошу никого не винить,» -- прочитал инспектор таким тоном, будто сам вот-вот наложит на себя руки.
-- Дубец, прошу вас, без ложной патетики, читайте так КАК ТАМ НАПИСАНО! Так, как будто вы читаете новую инструкцию из министерства -- не апеллируя к смыслу, а буквально.
Пытаясь понять, что, собственно, от него хотят, инспектор стал внимательно просматривать текст.
-- Ну так это просто грамматическая ошибка, опечатка, можно сказать: «…в моей смерти прошу НЕКОГО не винить». А вам, Смартус, всюду мерещится тайный смысл.
-- Нет уж, дудки. Я хорошо знал покойного, он даже в слове «дезоксирибонуклеиновый» не сделал бы ошибки. Я уверен, Горинг абсолютно умышленно употребил два раза «не»: с точки зрения формальной логики они взаимно уничтожаются и в результате мы получаем утверждение о том, что в его смерти есть кого винить! И не пытайтесь меня переубеждать -- замысел покойного очевиден: он писал эту записку под давлением, вероятно, у него не было другого выхода!
-- А не проще ли было отказаться писать вообще. Он, что, не понимал, что написав такое, он, в любом случае, обречен. И, знаете, что, Смартус… идите вы к черту, а то еще немного и я воспользуюсь примером вашего ненормального лорда! Все, вы свободны! -- Держась за сердце, инспектор свалился в кресло.
-- Прошу прощения, еще один маленький вопрос, -- ласково попросил Смартус. -- Это касается Балтимора -- его выпустят?
-- Пусть посидит -- нечего воровать улики. И, потом, надо еще проверить подлинность самой записки, а для экспертизы требуется время. Кстати, насчет экспертизы: замок на двери в кабинет был действительно заперт изнутри -- вставленный в него ключ деформировался, на ничтожную долю миллиметра, но все же деформировался; такое не могло случиться, если б он оказался там после того, как взломали дверь. Так что Балтимор тут и в самом деле не при чем. Но для профилактики, ему будет полезно провести ночь в камере.
Спорить с инспектором было бесполезно. Смартус понимал, что сам отчасти виноват в этом: в деле Горинга им было выдвинуто столько неверных гипотез, что в пору было задуматься, а не отказаться ли от него и вовсе. Но сдаваться так рано, было не в его правилах, и он решил продолжить расследование самостоятельно.


VII



За прошедшие две недели Горинг-Холл не стал выглядеть более приветливо. Да даже если б и стал, Смартус этого бы все равно не заметил. Солнце уже прошло точку возврата, поэтому перламутровый купол сменил свою утреннюю окраску на цвет наступавшей с запада грозы. Размышляя над своей проблемой, адвокат бродил по лабиринту окружавших дом аллей, их загадка была давно разгадана -- каждые пятьдесят шагов нужно было поворачивать в ту или иную сторону, направление подсказывала сама природа. Сделав контрольный круг (так он всегда поступал, когда ответ уже готов был сорваться с кончика языка и оставалось лишь подставить ладонь тыльной стороной, чтобы тот не упал и не затерялся) Смартус направился к дому.
Дверь открыла кухарка Марта.
-- Хозяев нет дома, -- сказала она весьма нелюбезно.
-- Вы позволите мне их подождать?
-- Ждите, раз уж пришли, -- ответила она тем же тоном и отправилась к себе на кухню. Смартус пошел вслед за ней.
-- Вы что-то хотели, господин адвокат?
-- Да так, почти ничего. Вы-то как поживаете?
-- Какая теперь жизнь! Доживаем…
-- Да-а, и в самом деле, времечко то тяжелое нам выпало, -- вздохнул Смартус. -- А что, молодые господа не обижают?
-- Да их и не видно вовсе -- в городе пропадают. Боюсь, продадут они поместье, ей-богу, продадут.
-- Молодежь, что ж вы хотите! Что для них семейные традиции, престиж старинного рода… -- Смартус изо всех сил старался сообразить, какие еще понятия должны быть в цене у великосветских семейств, но кроме чего-то там про генеалогическое древо, ничего припомнить не мог, а Марта, словно угадав причину возникшей паузы, тем временем, сама сменила тему:
-- Да ладно вам, господин адвокат, темнить-то. Говорите прямо, за чем пожаловали?
-- Хорошо, прямо, так прямо. Вот, что меня интересует. Марта, постарайтесь хорошенько припомнить, есть ли в доме какие либо яды.
-- Нечего тут припоминать. С тех пор как ту бутылочку опрокинули, больше яду в доме мы не держали.
-- Какую бутылочку? Расскажите подробнее.
-- Маленькую такую, с цианистым калием. Я его разлила, случайно. Но вы не подумайте чего, никто не пострадал.
-- Что с ней стало потом?
-- Да ничего не стало, вон она стоит. -- Марта показала на шкаф со старой посудой. -- Симпатичная такая, жалко было выбрасывать.
Смартус осторожно взял с верхней полки маленький пузырек, сделанный из синего полупрозрачного стекла. При ближайшем рассмотрении, пузырек оказался странным мифическим зверем с тремя глазами, один из которых, а именно, левый, он прикрывал кончиком хвоста (который Смартус сначала принял за заднюю лапу), отчего вид у зверька был кокетливый и ехидный одновременно. В передних лапах он держал предостерегающую надпись: «KCN, осторожно -- яд».
-- А что за жидкость там внутри?
-- Жидкость? Ой, я и забыла совсем. После того как яд вылился, я ее пыталась отмыть, но доктор сказал, что этого может быть недостаточно и налил туда какой-то химикат, чтоб остатки яда поскорее разложились.
Смартус приоткрыл пузырек и понюхал содержимое. До него донесся слабый, но вполне различимый, запах горького миндаля.
-- Давно все это произошло?
-- Месяца три будет. Еще до того как молодые господа поселились здесь.
-- Интересно… все это очень интересно, -- пробормотал Смартус и, не поблагодарив кухарку за содержательную беседу, вышел. Он направился прямиком к стоявшему в гостиной телефонному аппарату:
-- Алло, полицейское управление? Соедините меня с инспектором Дубецом… Алло, инспектор, приветствую вас… Да и вас -- туда же… Две минуты, не больше… Вы так великодушны… Мне кажется, я близок к разгадке этого дела… Как -- какого? Дело лорда Горинга… Нет, есть! Вам нужно срочно приехать… сюда, в Горинг-Холл… Абсолютно серьезно… Я вас когда-нибудь подводил?… Это -- исключение… Давайте так, если сегодня же вечером убийца не будет у вас в руках, я обязуюсь в течении года… нет, трех месяцев, не защищать в суде арестованных вами преступников… Хорошо, полгода… Договорились, жду… Да, и не забудьте прихватить Балтимора… Все, пока, -- Смартус повесил трубку. В предвкушении близкой развязки, сердце учащенно билось, а мысль о возможном полугодовом простое подхлестывала его еще больше. Смартус опустился в кресло и закурил. Стоявший рядом на столике, графинчик со скотчем провоцирующе толкнул его под локоть, и, со свойственным все графинчикам лукавством, предложил попробовать свое соблазнительно-золотистое содержимое, но адвокат лишь отмахнулся.
Внезапно двери гостиной распахнулись -- Роджер и Виктор Горинги вернулись сегодня значительно раньше обычного. Впрочем, поскольку, они отсутствовали всю ночь, можно было считать, что братья вернулись позже обычного. У Смартуса зарябило в глазах. Вообще то, он всегда считал, что Роджер -- это тот кто старше, выше ростом и рыжий, а Виктор -- напротив, моложе, ростом не высок и, вдобавок, брюнет. Что касается глаз, носов и ушей, то у обоих братьев, они были, соответственно, карие, курносые и вытянутые, поэтому для идентификации не годились. Теперь же, Роджер, если это был он, оказался ниже Виктора, его волосы заметно потемнели, а у Виктора -- порыжели. Абсурдность всей этой картины усугублялась тем, что брюки Виктора были от пиджака, надетого на Роджера и наоборот.
-- Что это с вами, господа? -- спросил Смартус, не найдя приемлемого объяснения самостоятельно.
-- Баронесса Гогенштуфен устраивала маскарад по случаю Дня Всех Святых, вот мы и нарядились друг другом, -- объяснил Виктор.
-- Признайтесь, Смартус, вы, по началу, ведь тоже, не разобрали, кто из нас кто? -- Роджер напрашивался на комплимент.
-- Вовсе нет. Я узнал вас еще до того, как разглядел произошедшие с вами перемены -- в любые двери вы всегда проходите вперед брата.
-- Странно, никогда не замечал. -- Роджер был разочарован. -- А вы по поводу наследства приехали?
-- И да, и нет. -- Не столь изобретательно, как это он умел делать, Смартус уклонился от ответа. -- А в то утро, когда лорда Горинга нашли мертвым, вы кем наряжались? -- неожиданно спросил он.
-- Никто не кем, -- испуганно произнес Виктор.
-- Каждый сам собой, -- согласился с братом Роджер.
-- Ну что ж, хорошо, если так.
-- В каком смысле -- хорошо? -- не понял Роджер.
-- В том смысле, что для вас лично, это хорошо, -- как бы объяснил Смартус. -- Мисс Ингрид скоро будет?
-- Вы меня ждете? -- раздалось в то же мгновение за спиной у Смартуса: он стоял спиною к дверям в холл.
-- Всякая точка пространства живет ожиданием вашего появления в ней, -- на одном дыхании выпалил Смартус.
-- Двусмысленный комплимент, господин адвокат, вы это сами придумали?
-- Честное слово, вам лучше этого не знать, -- Смартус скромно намекал на собственное авторство, -- зато другая тайна, без сомнения, вскоре перестанет быть таковой.
-- Что еще за тайна? -- хором спросили Виктор и Роджер.
-- Тайна смерти лорда Горинга, я полагаю.
-- Смартус, вы отстали от жизни. Полиция нашла предсмертную записку -- этот старый пень, Балтимор, оказывается, украл ее со стола, -- торжествующе заявила Ингрид, -- и, кстати, не пора ли утвердить завещание.
-- Так была предсмертная записка, ну и ну! -- снова, почто хором, воскликнули братья.
-- Вот тут я с вами не согласен, уважаемая мисс Ингрид, в каком-то смысле, я опережаю эту самую жизнь. Давайте все вместе пройдем в библиотеку -- там вам будет удобнее выслушать, а мне -- высказать, другую, если угодно, неофициальную, точку зрения.
Заинтригованные таким вступлением, обитатели Горинг-Холла переместились в библиотеку. Ингрид приказала Марте принести всем чай, а Роджер принес графинчик с виски собственноручно. Смартус нетерпеливо поглядывал на часы -- Дубец запаздывал, а начинать свою речь без постоянного слушателя Смартус не хотел.
-- Начинайте, Смартус, мы готовы, -- взяв в одну руку стакан с виски «on the rocks», а в другую -- гаванскую сигару, Роджер был готов слушать кого угодно и что угодно.
-- Мы кого-то ждем? -- полюбопытствовала Ингрид, видя, что Смартус, почему-то медлит.
-- Я действительно хотел дождаться Балтимора, ну да ладно, можно и без него. Я планировал начать с известия о найденной предсмертной записки, но мисс Ингрид меня опередила -- тем лучше. Но к счастью для следствия, и к великому несчастию для одного из вас, эта записка содержит нечто, позволяющее неопровержимо утверждать, что писалась она в присутствии убийцы и под его диктовку…
-- Что за бред?! -- возмутилась Ингрид.
-- Что это за «нечто»? -- вторя ей, воскликнул Виктор.
Роджер ничего воскликнуть не смог, поскольку поперхнулся своим напитком.
-- Извольте, вот копия той записки, -- Смартус протянул Виктору прихваченную из полицейского участка копию. -- Обратите внимание, как написано слово, находящееся между «прошу» и «не винить».
-- «Некогу», «нйкого», -- на разные лады повторял Виктор. -- Да, покойный сэр Уильям был остряк, каких мало, неплохо придумано, -- произнес он с мрачной веселостью.
Ингрид несколько раз внимательно прочла текст.
-- А это не может быть простой опиской?
-- Тогда нужно было бы признать просто сверхъестественным совпадением тот факт, что лорд Горинг ошибся именно таким образом, что смысл текста изменился на прямо противоположный.
-- Но к чему такие сложности, он же мог отказаться ее писать?
-- Вот к этому я и веду разговор. Я исхожу из предпосылки, что для лорда Горинга было выгоднее написать предсмертное письмо, нежели этого не делать...
-- Простите, сэр, -- в дверях показалась кухарка Марта, -- мисс Горинг, к вам полиция.
-- Полиция? А кто ее вызвал?
-- Идите, Марта, мы тут разберемся. -- Инспектор Дубец сдержал-таки обещание. -- Я не опоздал?
-- Ни в коем случае, мы только-только приступили к самому интересному. -- Смартус облегченно вздохнул: какая-никакая, а все-таки подмога.
-- Мнение хозяев, я смотрю, тут никого не интересует, -- возмутилась Ингрид.
-- Сударыня, один ордер на обыск у меня уже был, мне попросить судью выписать еще? -- Инспектора было не так-то легко пронять. -- Ну, вот и договорились. -- С этими словами Дубец занял свободное кресло. -- Балтимор, проходите, садитесь, я думаю, здесь никто не будет возражать против вашего присутствия.
Балтимор крадучись прошел в самый дальний угол и пристроился там на краешке стула. Смартус, тем временем, продолжил:
-- Так вот, я задался вопросом, почему лорд Горинг счел безопасным, или, правильнее сказать, более безопасным, для себя написать это письмо. В теории игр это называется «принятие решения в условиях неопределенности». Этим длинным термином называется ситуация, когда один из игроков вынужден делать ход, зависящий от следующего хода его противника, который, в свою очередь, зависит от данного хода. Казалось бы -- замкнутый круг. В какой-то мере -- да. Единственный выход -- сделать оптимальный ход, то есть тот, который бы наилучшим образом годился для любого ответного хода противника. В нашем случае -- написать предсмертное письмо. К сожалению, некоторые игры так устроены, что при оптимальной игре обеих сторон, исход сражения предрешен. Я подхожу к второй своей предпосылке, а именно, при выборе обеими сторонами оптимальной стратегии убийца неминуемо должен был выиграть. Отсюда, кстати следует, что убийца не мог хладнокровно дожидаться пока мисс Ингрид не выпустит его из запертого кабинета, ведь, по той или иной причине, его могли хватиться раньше. Но об этом -- потом. Сейчас -- о том, как было совершено само преступление. Наши теоретические выкладки неминуемо ведут к тому, что, после написания письма, лорд Горинг должен был умереть не от выстрела из пистолета, а от яда!
-- Но какая, к черту разница, все одно -- смерть. -- Виктора раздражало многословие адвоката.
-- Абсолютно справедливое замечание! Оно приводит нас к неожиданной догадке -- лорд Горинг был уверен, что не может умереть от яда. В случае с пистолетом, аналогичная уверенность была бы равносильна убеждению в собственной неуязвимости, что, согласитесь, абсурдно. Итак, лорду Горингу предлагалось написать предсмертное письмо и принять яд. Яд, вот из этого симпатичного пузырька. -- Смартус представил на всеобщее обозрение найденный на кухне пузырек. -- Но в нем давно нет никакого яда -- взамен туда налили абсолютно безвредную жидкость. Лорд Горинг ничем не рисковал. В то же время, убийца наверняка наставил на него пистолет, угрожая выстрелить, если тот не подчинится требованию. Тут возникает законный вопрос: а почему убийца был уверен, что жертва подчинится его приказу. Этому существует единственное разумное объяснение: во-первых, он знал, что в пузырьке нет яда, во-вторых он знал, что об этом знает жертва. Лорд Горинг, возможно, разгадал ход мысли преступника, хотя вряд ли -- ведь времени на размышления у него не было. Так или иначе, но он принял предложенную игру. Я даже допускаю, что Горинг симулировал смерть от отравления -- он всегда был неплохим актером, -- чтобы убийца приблизился и, тогда он бы смог вырвать из его рук пистолет. Ясно только, что выстрел был произведен во время борьбы, иначе бы на руке жертвы не было следов пороха. Чего не предугадал убийца -- так это того, что свойственное лорду Горингу остроумие не покинет его даже в такой страшный момент. Воистину, это была его лучшая шутка: написать «НЕкто не виноват» вместо «никто». В остальном план убийцы сработал отменно. Теперь ему лишь оставалось выбраться из кабинета так, чтобы кабинет оставался запертым изнутри. Но это было сделать несложно: убийца запер дверь на ключ, а затем высадил ее -- это не так трудно, когда дверь открывается наружу, правда, мисс Горинг?
Слушатели были так увлечены рассказом адвоката, что не заметили, какая разительная перемена произошла с ее лицом в течении последних пяти минут: щеки покрылись пятнами цвета сгнившей мякоти граната, а темные глаза провалились и потускнели.
-- «Два скарабея на разбитой вазе -- ветер вывернул их норки наизнанку», -- ухмыльнулся вслух Смартус, но его никто не понял.
-- Ну-ка, ну-ка, что там про дверь? -- насторожился Дубец.
-- Мисс Горинг, а это, без сомнений была она, выломала дверь сразу после убийства. Как я уже сказал, изнутри это сделать существенно легче, чем снаружи. Затем, она тщательно прикрыла ее и отправилась к себе. А утром все произошло именно так, как она и Балтимор нам рассказывали, за одним лишь исключением -- Балтимор взламывал открытую дверь, а чтобы у него не возникло никаких подозрений, мисс Горинг не помогала ему, а наоборот, изо всех сил держала дверь. Вы, Дубец, наверное обратили внимание, что снаружи, ни на двери, ни на косяке нет никаких повреждений -- так и должно было быть, ведь дверной косяк -- толстый и прочный, он совсем не пострадал, а дверь треснула с внутренней стороны, поэтому Балтимор ничего и не заметил.
До Балтимора, чей рассудок, за время пребывания в камере слегка помутился, только теперь дошел смысл происходящего.
-- Ах, я идиот! -- раздалось из его угла, -- я же мог догадаться. Ведь дверь так легко поддалась!
-- Помолчите, Балтимор, одной вашей глупостью больше -- одной меньше, какая разница, -- оборвал его Дубец. -- Мисс Горинг, я вынужден арестовать вас по подозрению в убийстве сэра Уильяма Горинга. Поверьте, я делаю это с тяжелым сердцем, поскольку, предпочел бы, чтоб Смартус хотя бы полгода посидел без работы.
-- Вряд ли мисс Горинг в курсе нашего пари, инспектор, так что не утруждайте себя подобными замечаниями, а просто делайте свое дело.




Эпилог



Процесс по делу Ингрид Горинг длится по сей день, но, видимо, стороны вот-вот сойдутся на непредумышленном убийстве в состоянии аффекта. Новое завещание так и не было найдено. Адам Смартус, на правах душеприказчика, отказывается утвердить старое -- скорее из принципа, чем из веры в то, что покойный успел его изменить. Злые языки утверждают, что тяжба будут длиться до тех пор, пока все наследство не уйдет на судебные издержки, включающие, разумеется, и гонорар самого Смартуса.