Я была в постели, когда услышала стук калитки. Прислушалась. Больше
ничего не слышно. Но я же слышала. Попыталась растолкать Клифа. Тот спал
без задних ног. Тогда встала сама и пошла к окну. Над горами, окружающими
город, висела огромная луна. Белая лунища, вся в шрамах. У любой бестолочи
хватило бы фантазии вообразить, что это лицо.
Светила она так, что все во дворе было видно -- стулья садовые, иву,
веревку бельевую между столбов, петуньи, заборы, расхристанную калитку.
Но никто не шарахался. Зловещих теней никаких. Все залито лунным светом
-- хоть иголки собирай. Скажем, все прищепки на веревке видно было.
Я приложила руку к стеклу, чтоб луна не била в глаза. Повыглядывала
еще. Послушала. Потом вернулась в постель.
Но не спалось. Всё ворочалась. Думала, что вот калитка настежь. Как
заноза засела.
Слушать, как дышит Клиф, было невмоготу. Рот у него был широко открыт,
а руки обнимали бледную грудь. Он занял и свою половину кровати, и большую
часть моей.
Я его пихала, пихала. А он только кряхтит.
Еще помаялась, потом поняла, что толку ноль. Встала, сунула ноги в
шлепанцы. Пошла на кухню, сделала чаю, села его пить за кухонный стол.
Скурила одну из клифовских без фильтра.
Было поздно. На время смотреть не хотелось. Я выпила чаю, скурила еще
сигарету. Посидела, решила: пойду-ка закрою калитку.
Пошла надела халат.
Луна светила вовсю -- на деревья, на дома, на столбы, на провода, на
весь белый свет. Я оглядела задний двор прежде, чем спуститься с тераски.
Налетел легкий ветерок -- пришлось поплотнее запахнуться.
Направилась к калитке.
От заборов, которые разделяли наш участок с участком Сэма Лоутона,
что-то послышалось. Я быстро глянула в ту сторону. Сэм стоял, положив руки
на забор на свой, там ведь два забора было -- руки класть. Прикрыл рот
кулаком и сухо кашлянул.
«Добрый вечер, Нэнси,» -- сказал Сэм Лоутон. Я сказала: «Сэм, ты меня
напугал.» Сказала: «Что ты не спишь?» «Ты что-нибудь слышал?» -- сказала
я. «Я слышала, как у нас калитка открылась.»
Он сказал: «Я ничего не слышал. Ничего и не видел, кстати. Ветер, наверно.»
Он что-то жевал. Посмотрел на открытую калитку и пожал плечами.
Волосы у него в лунном свете были серебристыми и стояли торчком. Мне
было видно его длинный нос, морщины на крупном унылом лице.
Я сказала: «Ты что не спишь, Сэм?» -- и подошла поближе к забору.
«Хочешь, что-то покажу?» -- сказал он.
«Сейчас подойду,» -- сказала я.
Вышла из ворот, прошла по тротуару. Так чудно было разгуливать
по улице в ночнушке и в халате. Я еще подумала, что надо бы запомнить такую
прогулку.
Сэм стоял сбоку возле дома в пижаме и в белых с бежевым туфлях. В одной
руке у него был фонарик, в другой -- жестянка с чем-то.
Сэм и Клиф раньше были друзьями. А потом как-то вечером напились. Наговорили
всякого. А там уже Сэм забором отгородился, а после и Клиф забор поставил.
Это было после того, как Сэм похоронил Милли, снова женился и снова
стал отцом -- все как-то в два счета. Мы с Милли так дружили до самой ее
смерти. Ей всего-то было сорок пять. Сердце. Хватануло, как раз когда во
двор заезжала. Машина так насквозь гараж и проехала.
«Погляди,» -- сказал Сэм, поддернув пижамные штаны, и присел на корточки.
Посветил фонариком вниз. Я присмотрелась и увидела какие-то червеобразные
штучки на лоскутке земли.
«Слизни,» -- сказал он. «Я их сейчас вот этим посыпал,» -- сказал и
поднял жестянку, как из-под «Аякса». -- «Одолели,» -- сказал он, покатав
что-то там у себя во рту. Отвернулся вбок и сплюнул табак этот свой, что
ли. «Вот приходится сыпать все время, чтоб хоть не так плодились.» -- Он
посветил фонариком на стеклянную банку, полную тварей. -- «Приманку им
выкладываю и чуть что -- сразу сюда с отравой. Кишмя кишат. Ужас, что делается.
Вот глянь,» -- сказал он.
Встал. Взял меня под локоть, подвел к своим розам. Показал мне дырочки
в листьях.
«Слизни,» -- сказал он. -- «Ночью везде, куда ни глянь. А я приманку
выложу, потом хожу собираю.» Он перевел луч фонарика под розовый куст.
Над нами прогудел самолет. Мне представилось, как в нем сидят люди,
пристегнутые -- кто читает, кто вниз смотрит на землю.
«Сэм,» -- сказала я. -- «Как твои?»
«Нормально мои,» -- сказал он и пожал плечами.
Пожевал эту свою жвачку. «Клифорд как?» -- сказал он.
«Все так же,» -- сказала я.
Сэм сказал: «Я иной раз разберусь тут со слизняками -- поглядываю на
вашу сторону.» Сказал: «Хорошо бы мы с Клифом снова дружили. Ты посмотри,
что,» -- сказал он и быстро вздохнул. «Вот он где. Видишь? Прямо фонариком
я на него свечу.» -- Луч фонаря упирался в землю под розовым кустом. «Вот
полюбуйся,» -- сказал Сэм.
Я сложила руки на груди и нагнулась туда, где был свет фонаря. Тварь
перестала ползти и водила головой из стороны в сторону. Тут Сэм навис над
ней с жестянкой и посыпал порошком.
«Гады склизкие,» -- сказал он.
Слизень задергался так и эдак. Потом завернулся калачиком и вытянулся.
Сэм взял детский совок, поддел на него слизняка и скинул в стеклянную банку.
«Я ведь завязал,» -- сказал Сэм. -- «Припекло. Тут ведь дело до того
дошло, что уже совсем берега перестал различать. Дома-то у нас стоит пока,
но я уж к этому никаким боком.»
Я кивнула. Он посмотрел на меня. Всё смотрел.
«Пойду-ка я уже,» -- сказала я.
«Конечно,» -- сказал он. -- «Я тут повожусь еще, а как доделаю, тоже
пойду.»
Я сказала: «Спокойной ночи, Сэм.»
Он сказал: «Слушай.» Перестал жевать. Языком заправил, что жевал, за
нижнюю губу. -- «Ты скажи Клифу, что я привет передаю.»
Я сказала: «Я ему скажу, Сэм.»
Сэм провел рукой по своим серебристым волосам, как будто хотел их пригладить
раз и навсегда, а потом той же рукой помахал мне.
В спальне я сняла халат, сложила так, чтобы был под рукой. Не глядя
на время, пощупала, что будильник на взводе. Потом залезла в постель, натянула
одеяло и закрыла глаза.
И тут вспомнила, что забыла запереть калитку.
Открыла глаза и просто полежала так. Немного потормошила Клифа. Он
откашлялся. Сглотнул. Что-то запуталось и дрожало у него на груди.
Не знаю. Мне почему-то вспомнились твари, на которых Сэм сыпал дуст.
Минуту я думала о мире за стенами дома. А потом у меня не осталось
никаких мыслей, только одна -- что надо уснуть побыстрей.