Speaking In Tongues
Лавка Языков
ТРЕТЬЕ ВНИМАНИЕ (1)
Из книги «Бог уступает»
* * *
…Я сам не знаю, что я говорю.
Я Твой костер, я все еще горю.
На этот мир, подаренный огню,
глазами обреченными смотрю:
Я -- этот мир, и я же -- Твой костер;
Огнь поядающий -- Любовь Твоя ко мне.
Ты на Кресте объятья распростер,
А я стою, я все еще стою…
* * *
Я боюсь оторваться от теплого мира детства
Холод звездного неба пробирает меня до дна
к N…
Когда я был маленьким, я думал, что небо -- вот.
Вещие вещи мягкий струили свет,
а девочка, которую я любил,
была таинственная, словно смерть, --
смерть, которой я не боялся,
смерть, к которой меня влекло.
Когда я был маленьким, я не знал, что такое стыд,
ангел-брат смотрел на меня с любовью,
а ночь забирала в свои объятья
жадно и нежно,
как ставшая смертью мать --
то есть девочка, которую я любил.
Это было давно, но к этому я пришел,
разбив зеркала и отбросив маски.
Последнее зеркало не было бить нужды,
ибо в нем уже было пусто…
Только кленовый лист
промелькнул, прощаясь.
* * *
А был ли мальчик? -- вот вопрос…
Зачем так кончилось все странно?
А может, только началось?
Туманно как-то все, туманно…
Жизнь -- это сказка наяву?
Иль сон во сне сновидит спящий?
Не понимаю, но живу…
В глухом лесу ручей журчащий.
Триптих белого листа
а)
Вот белый лист
Он твой до дна
Бросайся в бездну белизны
Живых жемчужин раздобудь
Яви нам слово глубины
Уважь пытливые умы
Замысловатою строкой
б)
Нырнул и канул в белизне
Растаял словно в бездне сна
Искатель жемчуга -- поэт
Вот белый лист…
в)
Он твой до дна.
Ломая с хрустом памяти слюду
Обрушиваюсь грудой мертвых братьев
В колодец детства
На дне колодца -- яркий светлячок
Как цветик-семицветик расцветает
Преображаясь в праздничное солнце
Пью синеву нагретую
Пою
И груда братьев ломких и сухих
Вдруг зеленеет наливаясь соком
Сухие кости плотью обросли
И я обнял моих зеленых братьев
Блаженны дети --
Так сказал Господь.
Поэт
Никогда ничего не умел.
Улыбался, когда выпивал.
Был печален обычно.
Теперь уж за сорок.
Все данное сказать -- уже сказал.
Молчание как северное небо.
Обрывки облаков стремительно скользят
Вдоль купола хрустального сознанья.
Быть -- хорошо. Благодарю что есть.
Но больно почему-то… почему?
И все же чудо -- верный наш удел
И я владеть умел уделом этим
Единственное, впрочем, что умел…
Ну что еще?..
Вы знаете, что Вы,
Все взрослые -- всего лишь Божьи дети,
Плывущие в пространстве синевы
В рукой Отца раскинутые сети?
* * *
Если я глаза закрою --
предо мною дивный сад.
Там вечернею порою
Братья тихо говорят.
Братья тихо говорят --
На завалинке сидят.
А на них с крыльца резного
Их родители глядят.
Где-то близ ручей журчит,
Отзывается листва,
Месяц ласково глядит,
Шепчет вещие слова.
Вечный вечер в глубине
Млечной родины сынов.
Братья помнят обо мне,
Заблудившемся во сне,
Потерявшем отчий кров.
* * *
одиночество -- шанс
улыбнись из бездны разлуки мне кротко
слезы восходят так долго
дождусь ли?
весна опять кого-то опьянит
не тебя
не меня?
не тебя
умирание длиться исправно
отвлекись на мгновенье
смотри
мальчик бросается в снег
бросается в свет
бросается в смерть
улыбнись ему кротко из бездны разлуки
попробуй
* * *
После долгой зимы улыбнулось весеннее солнце
и печальное сердце ему улыбнулось в ответ.
* * *
ну вот -- весна прошла
прошла весна
прошла
зеленый сок слепой и нежной жизни
в бокале сна блаженно прибывает
я пьяным быть хочу
боль -- отойди
подвинься
пропусти
я сому пью безумья вожделенно
последний талый теплый снег пьянит…
* * *
день -- черновик -- лети в корзину сна
еще один еще один -- до чёрта
пока марал листы -- прошла весна
зеленый дым клубится в синеве
и нету сил надеяться на смысл
и только ночью можно улыбнуться
* * *
у человека нет имени
у человека нет дна
у человека только
печаль одна
печаль синяя
печаль красная
печаль чорная
печаль белая
синяя печаль -- небо
красная печаль -- кровь
чорная печаль -- солнце
белая печаль -- смерть
* * *
увидишь только то что сможешь
объекта созерцанья нет
но есть сверкающая данность
в блаженном детском кулачке
так испытующе и грозно
с улыбкой нежной и простой
дитя благое наблюдает
как ты стараешься прозреть
* * *
Жизнь -- это тьма.
До срока иль без срока
Не ведаю -- продлиться эта тьма.
Но в этой тьме лежит моя дорога
Как женщина.
И тело ее белое так тускло
В желанной тьме клубиться и зовет…
Вода забвенья заполняет русло
Безумия.
Лицо ее как гипсовая маска
Двусмысленно означивает путь
Поэта, потерпевшего фиаско
Фундаментальное.
* * *
Эта вот девочка
Эта вот самая самочка человечья
Все еще ранит мертвое сердце
Все еще алчет чорное солнце самосознания
Рыжих волос копна
На теплой сетчатке глаза
Омытое кровью сияет живое солнце
Сетует Богу мертвое сердце
Хочет еще хлебнуть
Алых лучей любви.
* * *
Мертвому легко
Легче всех
Облаков молоко
Радостный смех
Поволокло
Эх!
Диптих Душераздирающий
Посвящается ослику Иа-иа
Пока не вырастут крылья
Падать ему и падать
Чорная бездна многоэтажна
Окон ряды горят
Где занавески синие
Где занавески желтые
Где занавески красные
Кое-где -- чорные --
Тусклый, заемный свет.
И вот со скоростью свободного падения
Он словно парит во тьме
Наблюдая разноцветное мельтешение
Разнообразной смерти.
Иногда он завидует им --
Тем -- за цветной завесой
Но чаще парит без цели
Просто парит без крыльев
Низвергаясь в чорную бесконечность.
Ему не хочется петь --
Немота сковала уста
И только холодное сердце
Безупречно стучит в груди
Напоминая ему о том
Что есть у него надежда
На то, что вырастут крылья
И он поднимется вверх
Туда, где царит повсюду
Звезда по имени Солнце
Солнце Первой Любви -- Иисус.
А иногда он слышит
Как сердце уже не бьется
И сам он уже не дышит
Уже не парит -- стоит
В сердцевине плотной прохладной тьмы
И третьим уже вниманьем
Он ловит себя на мысли
Что здесь он уже навечно
Что здесь ему хорошо.
И тогда, наконец,
Он разжимает железные пальцы
И крохотный свет надежды
Мгновенно тает в его очах
И вместе с нею исчезает самосознанье --
Его любимое эго
И это подобно тому
(успел он еще отметить)
Как вынимают заржавевший от крови нож
Из его усталого сердца.
Плотный занавес безысходности
Скрывает от внимания зрителя
Душераздирающую сцену данного повествования.
* * *
уже никогда
уже никогда не проснусь
и синее солнце уже не отыщет меня
из бездны забвенья устало еще улыбнусь
и кану смиренно в гудящее море огня
* * *
По прежнему непостижима
Ужасна и великолепна
Жизнь.
За жимолость цветущую держись!
Ума по краю медленно бреди,
Косноязычьем нежным береди
Готовые к страданию сердца --
Все сыновья они единого Отца.
Бессмысленно
На чем-нибудь настаивать,
И тайну сердца от Тебя утаивать.
Как на ладони -- аз перед Тобой,
И пусть косноязычна моя речь, --
Она сумеет прихотливо лечь
В Твоем лесу звериною тропой.
* * *
Благословенный дождь
Будь без конца
Продлись
Промой до дна хрустальную чашу сознания
То есть авгиевы конюшни забитого дерьмом восприятия
снеси к едрене-фене говорю!
Молю…
Успею ли плюнуть в отражение этой больной гримасы
истерзанного самолюбием лица?
Успею ли сказать благодарю
растворясь пылью в небесных водах?
По барабану!
По перепонкам вялым бей долби дроби
Заговори разорванную рану я
Иль пусть она убьет меня
Истечь
Тобою словно кровью разреши
Уйду на дно целуя корни трав кротов глаза кристаллов чистоту
в молчании прочту
И далее -- в пылающее сердце живой земли
возлюбленной войду
аз есмь земля
я жду
* * *
игра теней дерев на солнечном асфальте
свет солнечный в листву зарылся с головой
смерть в глубине души таинственно творится
и странно сознавать что ты еще живой
* * *
тут чокнутые все
и все они -- живые
иль только тени снов приснившихся -- кому?
и все они болят как раны ножевые
в лучистом теле сна приснившемся ему.
и этим телесном он явно озадачен
он смотрит на цветок он плачет вместе с ним
слеза его -- звезда -- весь небосвод оплачен
давайте вместе все за все его простим…
* * *
его всегда было слишком много
он заслонял мне весь мир -- звезду и травинку
прекрасный лик ближнего моего
и Тебя -- он всегда заслонял Тебя
я не мог сказать Тебе в лицо -- здравствуй
я не мог услышать Твое слово
я не мог щекой прижаться к Твоей руке
я только знал -- сам не знаю как --
как иногда во сне мы смутно знаем о том что спим --
я только знал что Ты здесь
рядом со мной всегда
и вот я устал от него
весьма и весьма устал
вот он -- в зеркале отполированного безумья
смотрит на меня с немым укором
я давно умею знать его мысли
ты не можешь убить меня -- говорит он мне
ибо твоя любимая церковь не отпевает самоубийц
а ты ведь верный сын своей церкви
ты -- не я -- шепчу я ему в ответ
ты -- не я -- уже из последних сил
улыбается...
сочувственно кивает головой
он не боится слов
он знает им подлинную цену
он ведь поэт...
1. Третье внимание - термин из книг
Карлоса Кастанеды.