Speaking In Tongues
Лавка Языков

Стефани Осборн
Победитель литературного конкурса журнала «Seventeen», 2001

Мамины ложки

Перевел М. Немцов







После ужина мама прячет ложки.
Линди и Генри сидят за столом, закрыв глаза, а она грохочет всеми дверцами и ящиками, чтобы они не поняли, где она держит приборы. Тайник приходится менять каждую неделю. Иногда Линди случайно находит вилку, но если не показывать ее брату, то все в порядке. Не в порядке только, если она притаскивает домой алюминиевую банку с газировкой из школьного автомата, и тогда мамино лицо покрывается красными пятнами. Генри с банками расправляется быстро -- говорит, алюминий мягкий, и его легче глотать. Когда он начинает объяснять сестре свою тактику, та слушает, забывшись и раскрыв рот.
-- Не поощряй его, Линди, -- говорит мама. Но уши ведь не заткнешь -- а глаза уж точно не зажмуришь. В тот вечер, когда мама пошла на свидание с мистером Моррисом, Генри перевернул весь дом и нашел коробочку скрепок. Линди вернулась из кино и вызвала скорую помощь. Плечом прижимала к уху трубку, а сама вытирала майкой кровь, хлеставшую изо рта Генри.
-- Мой брат, ему восемь лет, -- говорила Линди. -- Он всегда ест железо и теперь нашел скрепки. Приезжайте быстрее, пожалуйста.
Она представляла себе, что у брата разорван живот, исцарапано все горло, но на самом-то деле этого не видно: ведь от железа у Генри только внутренности рвутся. Поэтому он остался лежать на кухне -- в сознании и с окровавленным ртом. Мама приехала одновременно со скорой. Мистер Моррис стоял возле своей машины, когда санитары выносили Генри на носилках.
-- Кто дал ему скрепки? -- истошно орала мама, но Линди не ответила. Она вертела в руках стальной ключик от машины -- какие острые у него, оказывается, зазубрины… Мистер Моррис запихнул маму в скорую рядом с Генри. Взвыли сирены. В ту ночь Генри пришлось зашивать язык.
-- Девять швов, -- сказал хирург. -- А если он еще раз так сделает, придется ампутировать.
Сегодня у мамы свидание с мистером Логаном. Генри поэтому сходит с ума и скачет по всему дому в своей майке с «Металликой». Маму пугает.
-- Не ходи, а? -- ноет он. -- А я знаю, где большие ножи лежат.
Линди вдруг кажется, что он говорит правду, но она замечает генрин прищур: он явно врет. У них больших ножей, наверное, вообще нет. Мама устало вздыхает. Еще б не устать -- до врача, который лечит Генри, час езды. Этот врач вообще всю мамину зарплату съедает. Линди, наверное, сама могла бы возить к нему брата, чтобы маме было легче, но в понедельник и пятницу у нее тренировки в бассейне.
-- Генри, хватит, -- говорит Линди. Братец скрипит зубами и садится на пол посреди кухни. Линди ерошит ему волосы на макушке -- рыжие, как у папы. Генри нравится, когда его гладят: он даже в парикмахерской кайфует в кресле, когда ему голову намыливают. Только зрачки расширяются, стоит ножницам где-то щелкнуть. В парикмахерской мама иногда завязывает ему глаза -- думает, если он железа не увидит, то не проголодается. А Генри сестре как-то проболтался: металл он чувствует по запаху -- тот пахнет холодом. Будто и впрямь металл может пахнуть холодом.
-- Я не шучу. Я знаю, где ножи. Не ходи, мама, а?
Мама намазывает арахисовым маслом и джемом два куска хлеба. Ножик у нее пластмассовый. Потом протягивает бутерброд Генри.
-- Прости меня, милый, но мне мистер Логан очень нравится. Он меня уже второй раз приглашает.
Линди тоже берет ломоть хлеба с толстым слоем масла и джема, начинает жевать, не глядя на маму, глотает медленно, чтобы в горле не застряло.
-- Мистер Логан жирный, -- говорит Генри. Он и не притронулся к бутерброду. Смотрит на маму, и глаза у него яркие-яркие. Линди становится не по себе -- может, брат действительно знает, где мама прячет большие ножи…
-- Никакой он не жирный. -- В мамином голосе звенит сталь. Линди смотрит на нее: мама очень устала, и глаза у нее -- как два грязных аквариума, мутных и серых. Когда же она успела так состариться, думает Линди и в уме перескакивает с одного на другое, пока не вспоминает, как Генри начал есть железо. Это нетрудно. Впервые он уговорил коробку кнопок два года назад, когда от них ушел папа. В то время это можно было как-то объяснить, а потом мама нашла у него под подушкой склад чайных ложек. Она ничего не поняла, а шестилетний малыш смотрел на нее совершенно непроницаемым взглядом, поэтому она тихонько зашла ночью к нему в комнату. Генри спал, засунув в рот ложку. Он так яростно сосал ее во сне, что она согнулась. Вот, наверное, мама и состарилась сразу -- когда увидела, как ее сын спит с чайной ложкой во рту. А может, после второго приезда в травмпункт, когда Генри проткнул себе вилкой гортань.
-- Линди, ты же за ним сегодня присмотришь? -- спрашивает мама, и Линди, глядя на Генри, кивает. Сегодня брату лучше не сидеть дома в одиночестве. Генри улыбается ей и кусает бутерброд.
-- Ладно, мне уже пора, -- говорит мама. -- Мистер Логан через полчаса ждет меня у кинотеатра.
-- Не надо, не надо, не надо! -- вопит Генри и вдруг лезет к себе в носок и выхватывает оттуда винтик. Обычный маленький винтик -- он металлически блестит под кухонной люстрой. Секунду Генри торжествующе показывает его, а потом быстро сует в рот и глотает. Линди не сводит глаз с горла брата: интересно, как он там у него царапает все розовое и мягкое внутри. Ее завораживают раны, которых не видно.



Никто не говорит ни слова. Они не успели помешать Генри. Этот винтик для них -- как еще одна миля в безбрежном океане: ее нужно проплыть до твердой земли, сберегая силы, чтобы выжить. Они боятся острых предметов.
-- Где ты взял этот винтик? -- спрашивает мама. Взглядом она обшаривает комнату. Может, весь их дом скоро развалится, потому что ее сын грызет болты, на которых он держится.
-- Нашел, -- лукаво отвечает Генри.
Повисает молчание. Линди уже привыкла к нему -- молчание у них дома почти никогда не заметно. Молчания у них дома много. Линди иногда думает, что если б Генри даже съел все железо в доме, под деревянными обломками молчание все равно осталось бы.
-- Мне пора, -- говорит мама. Четко и коротко. -- Мистер Логан ждет.
Она встает из-за стола, идет к двери, и стальные набойки на ее каблуках клацают по линолеуму. Генри не поднимается с пола. Линди вся напрягается: о чем он сейчас думает, какой следующий ход планирует? Всё это -- одна причудливая шахматная партия между мамой и братом. А шах и мат -- гонка в травмпункт со включенной сиреной.
-- Я съем нож, -- говорит Генри. -- Честное слово, съем.
-- Генри, -- негромко отвечает мама, -- еще одно слово, и я тебя отправлю.
В кухне становится еще тише, и сейчас это настоящая тишина, а не просто молчание. Прозвучало что-то новое: врач, конечно, предлагал такой вариант, но до сих никто из них не считал его реальным выходом. Линди удивленно поднимает брови и смотрит маме в спину; мамины плечи никнут, будто на них очень тяжелая ноша. Будто ее вечерняя блузка -- из чугуна. Замолчи, Генри, прошу тебя, -- беззвучно молится Линди, потому что мамины плечи не шутят.
Генри фыркает и переворачивается вниз лицом. Мама надевает пальто. Открывает дверь в гараж. Ты ведь никогда этого не сделаешь, думает Линди, ты никогда никуда его не отправишь, несмотря на глаза-аквариумы и поникшие плечи. Мама выходит, ни слова больше не говоря, и брат с сестрой слышат, как заводится двигатель, как гудят, поднимаясь, железные ворота, выпуская ее, освобождая, давая сбежать к мистеру Логану.
Генри встает с пола.
-- А не съесть ли мне ножик? -- спрашивает он у Линди. Та просто еще раз проводит рукой по его волосам. У нее нет для него ответа. Что он думает о маминой угрозе? По глазам ничего не поймешь. Она продолжает гладить его по голове и думает о шраме, который пересекает ему весь живот. Блестящий розовый рубец на коже. Полгода назад Генри сделали операцию -- вытащили из внутренностей все железо. Хирург сказал, что внутри язвы никогда полностью уже не зарастут. Он пытался объяснить маме, как это вредно для здоровья мальчика, а та просто смотрела, как ее сын спит после наркоза. Рыжие волосы -- такие яркие на больничной подушке.
-- Я спать пошел, -- говорит Генри. Линди кивает и убирает руку с его головы. Он выбегает из кухни. Линди не может не думать о маминых словах -- правда ли она не шутила, правда ли может отправить Генри в специальную клинику? Наверное, нужно, чтобы такое и папа разрешил? Мама ведь не может одна принимать такие решения. А папу для этого сначала нужно найти.
Минуты тянутся. Линди встает -- у нее затекла нога. Прихрамывая, идет в гостиную. Никого. Она на цыпочках заходит в комнату Генри. В темноте раздается тихое хныканье: брат скорчился на кровати, с головой накрывшись одеялом. Он плачет некрасиво -- красные пятна по всему лицу, мокрому, скользкому.
-- Генри, Генри, ну не плачь же, -- говорит Линди, но он не слушает. Она сидит на его кровати и механически гладит его по голове. Он что-то бормочет в ответ: его отправят, а он ножик съест, а мистер Логан все равно жирный. Только бы плакать перестал, думает Линди.
На этой неделе мама прячет ложки в глубине своего чулана с одеждой, и Линди крадет одну из коробки, потом забирается к Генри под одеяло и ложкой разжимает ему зубы. Через секунду всхлипы стихают, слышится чмоканье. Линди смотрит на брата -- его губы впились в ложку, -- и вспоминает, что он тогда сказал, придя в себя после наркоза. Мама плакала мама, а его слова повисли в тишине маленькими холодными перышками -- словно какая-то птица развеяла пух над больничной кроватью.
-- Как ты себя чувствуешь? -- спросила мама. А Генри ответил:
-- Внутри... больно...
Линди смотрит, как засыпает ее младший брат: ложку он сосет так, будто хочет ее проглотить. Линди встает, идет по коридору в ванную, где островок света такой яркий, что больно глазам. Она плещет холодной водой в лицо, нащупывает полотенце, и взгляд останавливается на зеркале.
Она смотрит, не отрываясь. И отражение смотрит, не отрываясь, на нее. Линди рассматривает себя, пристально, искательно. Подбородок, нос, глаза... на глазах она замирает, едва не утыкаясь носом в холодное стекло. Может, если смотреть очень долго, найдется хоть какая-то подсказка, может, станет хоть немного легче? Хоть какая-то подсказка. Изнутри.
Но глаза не отвечают ей ничего, и через две минуты Линди гасит свет. Она знает, где мама хранит старую бритву с присохшими рыжими волосками.