Speaking In Tongues
Лавка Языков

МИШЕЛЬ МЭРФИ

ПЕСНЯ

(Из журнала «Пять пальцев»)

 
 

Перевел Александр Уланов

 
 


Я пришла к песне. Я начинала с роя пчел, вертящихся в моей груди,
заменяя стук сердца более простым — садом желтого звука. Я пришла
к свидетелю — быть фоном сцены. Если рука отсутствует, призрак ее
остается, чешущийся у сгиба локтя, умоляющий левую руку согнуть
просителя пополам. Я пела, и рука снова появлялась, держа чашку
меда. Если бог должен быть здесь в доме, его голос почувствует
сладкий вкус.
 
 
Не говори, не стоит беспокоиться об этом. Когда я была ребенком,
это было белым днем, черной рекой. То, что не знало своего места,
не двигалось. Спокойный французский, целующий тягучей жидкостью
ритма, имел свою точность, свою завершенность. Волшебство высыхало и
сыпалось хлопьями, как слюда, на наши языки. Рыба, которую мы ели,
была без костей. Речная вода ластилась к нашим щиколоткам в око-
вах, и мы не находили применения для молитв.
 
 
«Я знаю двух человек». Ее глаза влажны и пусты. Омытые кровью
звезды задевают ее рот, пока сверкают,как вино причастия. «Я знаю
двух человек», повторяет она через гладкую черную воду, сопротив-
ляясь желанию прошептать их имена.
 
 
Это карта, которая называется семерка. Некоторые зовут ее «Небо»
и носят на шее, как железный балласт, другие глотают ее,как силь-
нодействующую пилюлю. Вера похожа на это. Прошлой ночью, поздно,
мы ехали через густой туман и увидели калеку, танцующего под дож-
дем. Мы остановили машину, вытащили фотовспышку из-под сиденья,
оставив все, что у нас было, в открытом багажнике. Мы танцевали
на эвкалиптовых листьях, дождь впитывался в нас, ошеломленный зре-
лищем. Счастливые подковы, медяки, дешевая кроличья лапка, открыт-
ка из долины Йосемайт, браслет с амулетами. У калеки был неудер-
жимо веселый призрак ног, его пируэты посрамили всех нас.
 
 
Той ночью, когда веселье началось, наша темнота вывернула себя на-
изнанку. Мы стаскивали мокрое черное небо фотовспышкой, оставив
клочья тумана разваливаться, и света было достаточно,чтобы разли-
чить, как я жила там. Все, что оставлено, было неслышной тенью,
наши губы двигались, ничего не произнося. Так мы проходим нашу
дорогу домой.