Я высадил Марию перед тату-салоном перед самой полуночью. На улице
места для парковки нигде не было, поэтому я заслал ее внутрь, а сам отыскал
пятачок на тротуаре перед совершенно неосвещенным зданием.
Почему бы и нет, рассудил я. Черная машина, темный тротуар, на улице
-- ни души, если не считать свихнувшихся китайских подростков... а репортаж
нам, на самом деле, ой как нужен. Неделя оказалась слишком длинной и быстрой,
чтобы позволить себе роскошь мудрого и взвешенного осмысления. Я читал
лекции что-то вроде 166 часов без перерыва -- о морали, хороших манерах
и политике, это помимо наркотиков и насилия. Я слишком долго бодрствовал.
Мы засекли тату-салон «Машина Картинок» по Желтым Страницам лишь за
час до его закрытия. Пора было сдавать репортаж.
К счастью, находился он в каких-то нескольких кварталах от отеля, на
углу Третьей и Гири, в одном одиноком парадном с корпорацией «Предотвращение
Самоубийств, Инк.» Весь фасад здания облекали толстые стальные гармошки
заградительных щитов -- как в Бейруте.
Клиника самоубийств была закрыта, однако, Мария позвонила в колокольчик
тату-салона и исчезла внутри.
К тому времени, как туда добрался я, она уже страдальчески разглядывала
маленькую белую карточку Дерматологической Клиники Кея и Кона. Та гласила:
«Удаление Татуировок Посредством Лазерной Хирургии», расценки и стоимость
услуг по требованию.
На другой карточке, которую ей вручил татуировщик, говорилось: «НЕ
СДИРАЙТЕ СТРУПЬЯ... В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ БУДУ НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
НИ ЗА ОДНУ ТАТУИРОВКУ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ВЫ ПОКИНЕТЕ ПОМЕЩЕНИЕ МОЕГО САЛОНА.
СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ.»
Владельцем был громадный швейцарец по имени Марк, руки и плечи которого
напоминали кого-то из мультика про Фантастических Мохнатых Братьев-Отморозков.
Там у него имелись и кинжалы, и змеи, и скорпионы, и черепа, наполненные
лозунгами Ангелов Ада: Живи Побыстрее, Сдохни Покруче... Живу, Чтобы Ездить,
Езжу, Чтобы Убивать... Еще Вчера Надо Было Тебя Грохнуть... Пусть Лучше
Моя Сеструха Окажется В Борделе, Чем Мой Братан На Ипонском Моцыке...
Предлагалось и множество других вариантов, размещенных для лучшего
обзора на стенах включавших в себя весь ассортимент -- от изысканных цветочных
композиций в четыре краски до монструозных фресок на все тело, изображающих
сцены вроде Нанкинского Погрома или шестиногих Горгон, пожирающих пламя
и глодающих черепа своих противников.
-- Орлы и пантеры, -- сказал он. -- Они до сих пор самые популярные...
Но, видите ли, дамы больше предпочитают цветочки и всякое такое. Это парни
хотят орлов с пантерами.
Казалось, мужик нервничал. Он хотел закрыться до полуночи, но теперь
в жизни его сгустились тени. Не очень хорошенькое дельце -- в темном конце
бульвара Гири за две минуты до полуночи в субботу развлекать двух совершенно
незнакомых людей с блеском в глазах и без явной мотивации.
-- Нам нужно что-нибудь побыстрее, -- сказал я. -- Срок у меня выходит
завтра в полдень. Сколько займет положить татуировку вот на эту женщину?
Он осторожно меня оглядел, затем цепко осмотрел Марию.
-- Куда вы ее хотите? -- спросил он.
-- Какая разница? -- заорал я. -- Скажем, на спину. -- Я отсканировал
стены в поисках подходящего дизайна, но большая часть хороших требовала
слишком кропотливой работы. Некоторые заняли бы две-три минуты, другим
же нужно было восемь-десять часов.
-- Как насчет вот этой пантеры? -- наконец, решился я, тыча пальцем
в ревущую черную тварь размером с волейбольный мяч. Крупна, но рисунок
несложный. Главным образом -- черная тушь и кровь из жала отвратительной
на вид иглы.
Мария растянулась на лежаке, и я задрал на ней свитер, обнажив лопатки.
Несчастный швейцарец долго прочищал свою высоковольтную электроиголку в
мисочке со спиртом и эфиром. Та гудела и визжала, как огромная бормашина,
а затем он погрузил ее в плоть Марии.
На Бульваре Гири воскресным утром спокойно. Единственное живое существо
на горизонте -- гигантское оранжевое табло, на котором написано СКЛАД.
За ним -- только Проспекты, унылая панорама тонущих в тумане пещер до самого
побережья. В переулках -- одни странные фургоны, да гигантские мотоциклы,
прикованные к пожарным кранам.
Я понимаю Проспекты. Я знаю их как жилы на собственной шее. Я могу
гнать на полной скорости до самого кафе «Пляжный Мальчик» в таком густом
тумане, что даже трамваи в нем не ходят.
Бывали ночи в старину, когда мы рассекали на больших мотоциклах сплоченными
стаями по парку, будто грохочущее стадо диких свиней. Мы орали, хлестали
виски и подкуривали косяки от зажигалок Зиппо, крысами несясь сквозь тьму,
полоумно вписываясь в плавные изгибы дорог вокруг озер и футбольного поля...
просто банда приятных парней и спортсменов, выехавших прокатиться по хорошей
погоде.
Теперь же все по-другому. Я живу в роскошных апартаментах на крыше
Мияко, опоясанных сквозными террасами, с глубокой ванной-гиндзу, рассматриваю
в длинный черный бинокль проходные дворы и крыши Джапантауна. Лакей по
утрам вносит мне рулеты с яйцом, а на стоянке отеля меня дожидается новый
черный «камаро».
Меня тут знают. Когда я вернулся прошлой ночью, швейцар стоял на проезжей
части Пост-Стрит в скользком черном кимоно и тупо грозил пальцем шедшим
на него машинам... поэтому я нажал на газ и обогнул его слева, только чтобы
проверить его основные рефлексы.
Он отскочил и выматерил меня, а я уже подмахивал к стоянке отеля. Мария
быстренько вбежала вовнутрь, прихватив мешок с выдриным мехом, пластинками
и вещдоками с нашего недавнего суда по делу об ограблении со взломом.
-- Повеселились? -- спросил меня швейцар, открывая мне дверцу.
-- Ты спятил? -- ответил я. Мне к сроку надо серьезный материал сдать.
Мы всю ночь провели в тату-салоне. По-другому не получалось.
-- Что? -- спросил он. -- Вы сделали себе татуировку?
-- О, нет, -- ответил я. -- Не я. -- Я кивнул в сторону Марии, которая
уже значительно углубилась в фойе. -- Татуировали ее, -- сказал я. -- Огромная
черно-красная пантера прямо между лопаток.
Он медленно кивнул, но я видел, что все лицо у него напряглось.
-- То есть, вы хотите сказать... -- начал он, -- ...что заставили бедную
девушку сделать себе татуировку? Ради статьи в газету?
-- Это был верный поступок, -- сказал я. -- Выбора у нас не было. Мы
же, в конце концов, профессионалы.