«Мудрый познаёт не существование и гибель, а их причины.»
Страж Границы.
В эту ночь Телли долго не мог уснуть. Он долго лежал в обнимку со своим
драконом в комнате, где раньше спал Жуга и на его же тюфяке, лежал и смотрел
в потолок, а заснувши, то и дело вскакивал и с колотящимся сердцем вслушивался
в ночь — не стукнула ли дверь? — и всякий раз напрасно. Ближе к утру, когда
стал заниматься рассвет, он встал и спустился вниз. Рик запищал, потеряв
источник тепла, свернулся сам в себя под серым войлоком одеяла и остался
досматривать свои драконьи сны.
В комнате внизу было сыро и холодно, в окошко царапался дождь. Тил
остановился и уселся прямо на ступеньках. Поднял взгляд. В пустых овалах
двух зеркал отразились две мальчишеские головы, обе темноглазые, беловолосые
и заспанные. Левое ухо у обоих до сих пор торчало немного в сторону. По-над
зеркалом, из темноты отблескивал стеклянный жёлтый глаз совы.
Обычно Тил так рано не вставал, это Жуга вскакивал ни свет ни заря,
но даже травника опережал порой Рудольф, соскучившийся за ночь по своей
любимой трубке. Но сегодня комната была пуста. Рудольф и Бликса спали,
утомлённые тревогой и суетой. Телли вдруг поймал себя на мысли, что давно
уже не связывает для себя этот дом со стариком Рудольфом. Здесь всё напоминало
о Жуге — большая деревянная бадья для ванн, мешки, горшочки, баночки на
полках, связки сохнущих трав и кореньев на стенах и под потолком, ступка
с пестиком, разрешение на торговлю и патент от бургомистра в рамке на стене...
И даже круглая доска с дурацкими фигурками из кости тоже напоминала о нём.
В углу примостился посох — им травник бился с тенью каждый день. Телли
взял его и покачал на ладони. Увесистый, с оплёткой на концах, посох был
на добрый локоть выше его роста. Вспомнилось, как однажды, с вечера упившись
чаем, он проснулся раньше обычного и застал травника внизу. Вспомнился
рисунок его дикого, стремительного танца, когда, казалось, всё, что есть
на полках вот-вот сметёт гудящий рукотворный вихрь, а стёкла окон и зеркал
как брызнут серебристыми осколками... Тил вздохнул и покачал головой —
как правило, Жуга никогда и ничего не задевал. А что касается корчмы...
У Телли вновь захватило дух при воспоминании об этом. Он толком даже не
видал, что было после того, как травник загасил огонь. Был выпад, хлёсткий,
с разворота росчерк серого меча, упавший с распоротым горлом один из бойцов
и вслед за этим лишь мельканье беспорядочных теней, глухие выкрики и звон
железа.
Потом примчалась собака.
Потом была вспышка.
Потом — пустота.
Какое-то время Телли лелеял надежду, что Жуга неведомо каким манером
вырвался из окружения врагов и спрятался — на кухне, в подполе, на чердаке
— неважно, где, но спрятался. Но миновали сутки, а травник всё не приходил,
и ничто не говорило за то, что он придёт. Напряженье ожидания росло. Казалось,
вот сейчас, через мгновенье гулко хлопнет дверь, и Жуга, с утра ушедший
в лес, возникнет на пороге с ворохом только что собранных трав, вихрастый,
рыжий, как всегда чем-то озабоченный; дом наполнится вознёй и суетой, осенним
шорохом сушёных листьев, стуком пестика, весёлым треском дров в камине
и кипеньем каши в котелке, приправленным обычным старческим ворчанием Рудольфа...
Но дом был мёртв. Мёртв, мёртв, мёртв.
Что-то пошло не так.
Тил вздохнул и с сожалением поставил посох обратно в угол. Если бы
он мог хотя бы в половину, хотя б на четверть драться так же, как Жуга!
Все эти поганые стражники, всякие там Отто-Блотто и прочие Румпели сидели
бы в своих канавах по уши и квакнуть лишний раз боялись!
Он наскоро умылся, набрал в котёл воды и принялся растапливать камин.
Со всей этой вознёй и суматохой, внезапными находками, потерями, собаками,
убийствами и исцелениями все окончательно потеряли голову; никто и не подумал
пополнить запасы продуктов. Мешок с крупой погрызли мыши, хлеб засох, а
сыр заплесневел. Лишь во всегдашней бутылке Рудольфа что-то ещё плескалось,
да на дне сундука обнаружилась желтоватая дряблая тыква. Телли пошарил
за бутылками, вытащил берестяной коробок, где Жуга обычно держал деньги,
помедлил и высыпал их на стол.
Восемь серебренников и три медяшки.
Мало.
Он вздохнул и принялся за стряпню.
Первым, как ни странно, пробудился Бликса, и не только пробудился,
но и сам спустился к завтраку. Как и предрекал Жуга, раны и ожоги на лудильщике
заживали быстро. Тем не менее Телли настоял на том, чтобы сменить повязки,
прежде чем тот сядет за стол. Затем проснулся и Рудольф, посмотрел на мальчишку,
на рассыпанные по столу монеты, покачал головой и принялся раскуривать
свою трубку.
— Ну, что ж, друзья мои, — сказал он, когда с завтраком было покончено,
-
пора решать, как дальше быть. На эти деньги долго мы не проживём, а если
дела пойдут так же плохо, то на зубах у нас не будет ничего, кроме церковного
звона. У меня есть кое-какие сбережения, но и их надолго не хватит. Троих
теперь мы не потянем. Бликса, слышь, ты как насчёт того, чтобы домой пойти?
Бликса в сомнении потёр небритый подбородок.
— Пойти-то, конечно, можно, — сказал он неуверенно, — но может, лучше
я пока у вас останусь? Как-никак, я в долгу перед вами. Так что, ежели
струмент какой найдётся, я бы и поработать не прочь, а заработок — вам.
— У Людвига твои паялки лежат, он их прибрал, я спрашивал, — рассеянно
ответил Тил, перебирая деньги на столе. — Можешь забрать, если хочешь.
— Он поднял взгляд. — Рудольф, а может, не так всё плохо?
— А что ты предлагаешь?
— Ну... продадим что-нибудь.
— Что, например?
— Ну... — Тил почему-то покосился на свои башмаки, купленные для него
по случаю травником, и поспешил сменить тему: — Потом, я ведь кое-что помню,
чему Жуга учил, а больные всё же деньги платят... Зиму как-нибудь протянем,
а там, быть может, и Жуга объявится.
Наверху послышался топот и писк. Скрипнула дверь. Все невольно вскинулись
и посмотрели на Рика, который вперевалочку спускался по лестнице.
— Этот ещё... зелень ходячая... — старик поморщился и откинулся на
спинку кресла. — Сомневаюсь я насчёт Жуги. После всего, что ты рассказал,
вряд ли он вообще вернётся. Более того, думаю, что и твои аптечные дела
теперь пойдут всё хуже и хуже.
— С чего ты взял?
Тот пожал плечами:
— Предчувствие.
* * *
Рудольф как в воду глядел — не прошло и дня, как неприятности посыпались
на них как из мешка. Из семерых больных лишь двое взяли предложенные Телли
снадобья. Четверо решили подождать, покуда не вернётся Жуга, а один и вовсе
отказался говорить о своих болячках, когда узнал, что травника нет дома.
Тил пробежался по аптекам и по докторам в надежде получить заказ на травы
и настойки, как бывало раньше, но заказов набралось всего ничего и мальчишка
приуныл уже всерьёз.
А ближе к вечеру, как будто всего этого было мало, в дом старьёвщика
ввалились четверо алебардистов из городской стражи с капитаном Альтенбахом
во главе. Они подождали, пока этот самый Альтенбах разворачивал пергаментный
свиток и объявлял, что ему приказано «арестовать и препроводить под стражу
местного фармация по имени Жуга, который смутьян и безобразник третьего
дня в корчме под Красным Петухом подлую драку учинил, четверых человек
при свидетелях насмерть мечом порешивши», а после, грохоча сапогами, сопя
и ругаясь, перевернули в доме всё вверх дном и ушли, напоследок огрев дракона
древком алебарды по спине и засветив мальчишке кулаком под глаз.
Спустя ещё часок заявился посланник из канцелярии бургомистра, ткнул
Рудольфу под нос свиток с красно-золотой печатью и обявил, что поскольку
Жуга с прозваньем Лис исчез из города и пребывает в розыске, патент и разрешенье,
выданные на его имя, отныне следует считать недействительными, и любая
деятельность Телли по сбыту и изготовлению лекарств подлежит пресечению.
Потом явился посланник от гильдии ростовщиков с намереньем напомнить
о заложенном Рудольфом доме, который откупил себе Жуга, который в свою
очередь исчез теперь неизвестно куда, не выплатив проценты по закладу и
не уладив перед тем ещё какие-то формальности, и Телли начал сатанеть.
— Да что они там, с ума все посходили?! — кричал он, в бессильной ярости
бросаясь на Рудольфа. — Что же это творится?
Но настоящие неприятности, как выяснилось вскоре, ещё только начинались.
Весть о случившейся вчера в корчме резне распространялась со скоростью
пожара, обрастая по пути всё новыми и новыми подробностями, и к вечеру
о ней уже знал весь город. Едва стемнело, к улице Синей Сойки двинулась
большущая толпа, вооружённая лопатами, факелами и дрекольем, и распалённая
пивом и злобой.
— Думаю, вам лучше уйти, — сказал Рудольф, выглянув в окошко и теперь
запирая дверь.
— А ты? — опешил Бликса.
— Вряд ли они пришли за мной.
— Ты думаешь, они будут разбираться?
— Чего спорите? — угрюмо вмешался Телли. — Всё равно уже поздно.
Рудольф не ответил.
Старый тополь уже давно не был преградой — и сами обитатели Рудольфова
особняка, и разные бродяги уже растащили на дрова все ветки и макушку.
Толпа запрудила улицу, по крыше дома загремели камни.
— Эй, душегубцы! А ну выходите, лекаришки поганые!
— Отпирай, Рудольф!
— Где энтот, Лис который? Пушшай выйдет!
— А не то дом сожгём!
— Верно! Петуха им пустить. За «Петуха»!
— Эта... красного!
Подобранная кем-то прогнившая балка тараном ударила в ставни, оконное
стекло со звоном лопнуло. Кто-то влез на крышу, кровлю разобрать побоялся,
но от злобы помочился в трубу. Угли в камине противно зашипели, комнату
наполнила вонь. Шутку на улице встретили хохотом и улюлюканьем и с новой
силой набросились на дверь.
Рудольф встал:
— Я выйду.
— С ума сошёл! — вскочил Телли.
— Должен же им кто-то сказать, что Жуги здесь нет! Пусти.
Решительным движеньем отстранив мальчишку, старьёвщик снял засов и
распахнул дверь. Толпа невольно притихла, только пламя факелов, потрескивая,
трепетало на ветру. Взгляд Рудольфа медленно скользил по серым, в сумерках
почти неразличимым лицам горожан.
— Чего пришли? — сказал он наконец. — Это мой дом. Вы все меня знаете.
Я вам зла не делал.
Толпа зашевелилась.
— Где этот... рыжий?
— Да, иде он?
Рудольф нахмурился.
— Его здесь нет. Стражники сегодня уже обыскивали дом.
Кто-то бросил камень. Ещё. Рудольф шатнулся, ухватился за косяк и медленно
осел на ступеньки крыльца. Едва соображая, что делает, Телли выскочил и
едва успел подхватить старика. Закусил губу и обернулся к толпе.
— Вы что ж творите, гады?!
И в этот момент наружу высунулся Рик.
Толпа охнула разом и сдала назад. Взревела:
— Вон он!
— Вона!
— Бесовское отродье! Бей его!
— Бей! Бей!
Кто-то спешно проталкивался назад, другой наоборот лез вперёд, толпа
сливалась в серое бесформенное месиво — свет факелов в глазах, оскаленные
зубы, палки, камни, кулаки. Рудольф с неровной ссадиной на лбу... Слёзы
мешали смотреть, Тил чувствовал, как что-то злобное, отчаянное поднимается
в груди, комком клокочет в горле. В один короткий миг как будто что-то
вдруг открылось в голове, он вскинул руки — не то закрываясь, не то для
удара, и... стал выкрикивать:
— Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ...
Народ сперва по-прежнему шумел и наседал, потом вдруг попритих. В молчаньи,
незнакомо, звонко падали слова:
— Ло Айвэнгилэ эллома...
— Да заткните же его! — закричал костлявый длинноногий парень, выхватил
у кого-то факел и подбежал к крыльцу. Замахнулся — пламя с гулом разорвало
воздух. Рик гневно пискнул, вскинулся и растопырил крылья, а в следующий
миг вдруг ударил нападавшего мордой в живот. Драконья шея распрямилась
как таран, парень отлетел шагов на пять, выронил факел и шлёпнулся в грязь.
Телли осёкся и умолк на полуслове, ошеломлённо глядя на толпу. Потряс головой,
как будто избавляясь от непрошенного наваждения. А Рик внезапно весь раздулся
как бочонок, напрягся...
И выдохнул.
Две длинные струи оранжевого пламени вдруг с шумом вырвались из узких
— щёлочкой — драконовых ноздрей, прошлись широким веером над землёй, опалив
передние ряды, взлетели к небу и распались язычками синего огня на мостовой.
Все замерли, кто где стоял, лишь костлявый парень выл и метался на земле,
сбивая пламя со спины.
А после началась паника. Толкаясь, падая, люди с криками мчались прочь,
улица быстро пустела. Телли, Бликса и Рудольф ошарашено глядели, как Рик
невозмутимо прошествовал обратно в дом и улёгся на любимый коврик у камина.
Поёрзал там, устраиваясь поудобнее, зевнул и закрыл глаза.
— Высморкался… — невпопад сказал вдруг Бликса. — А я его веником гонял…
– Он выглянул на улицу. — Может, не стоит ему это... у камина спать? Полыхнёт
ещё.
Рудольф медленно поднялся и долго смотрел на спящего дракона. Перевёл
взгляд на Телли.
— Раньше с ним бывало... такое? — Мальчишка помотал головой. — Ты смог
бы это повторить?
— Да я ж не делал ничего! — вскричал Телли. — Он сам!
Старик нахмурился.
— М-да, — он вытер кровь со лба. — Коль так пойдёт и далее... Эй, ты
чего?
Бликса, разинув рот, смотрел куда-то в сторону стола.
— Это... — пролепетал лудильщик и указал рукой. — Доска...
— Что «доска»?
— Доска... шевелится.
Рудольф мгновение стоял, соображая, что к чему, затем метнулся к столу.
— Телли! — вскинулся он, — кто передвинулся?
Тот вгляделся в костяные фигурки. Поднял на старика растерянный взгляд.
— Дракон... вроде бы.
— Точно — дракон?!
— Ну... вроде бы.
Все посмотрели на Рика — тот спал, как ни в чём не бывало.
Рудольф, пошарил под стойкой и вынул из коробки кусок мела. Аккуратно
пометил на доске все клетки, где стояли фигурки, вытер пальцы о накидку
и, ни слова не говоря, отнёс доску на камин. Все молчали. Без слов было
ясно: происходит что-то странное.
— Как думаешь, Рудольф, они вернутся?
— Нет, — сказал старик, косясь на Рика, — но я бы не советовал тебе
всякий раз надеяться на чудо. Дом они поджечь не смогут, но ходить по городу
одному теперь опасно. Дракон, конечно, вещь хорошая, но кто знает, что
у него на уме... Жуга ведь учил тебя драться? Ты сможешь за себя постоять?
Телли молча поднял травников посох, повертел его в руках. Тёплое шероховатое
дерево уверенно лежало в ладонях. Рудольф был прав. Неважно, что он говорил
сегодня — все те слова, что были брошены в толпу, наверное не имели никакого
смысла, так — причуда детского ума...
«Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?».
Тил помедлил в нерешительности, отмерил посох себе по росту, наступил
ногой и с треском отломил излишек. Посмотрел на Бликсу, на Рудольфа. Те
смотрели на него. Он понял, что должен что-то им сказать, и ничего не смог
придумать, кроме как ответить:
— Да. Смогу.
* * *
B таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Пришла с яичницей хозяйка;
Монахи выпили вино.
На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
А утром проповедник серый
B палатки призывал народ...
Тил замедлил шаг. Навострил уши. Забавная песенка, которую с непонятной
грустью кто-то пел на рынке, странным образом напомнила мальчишке о событиях
в корчме, хотя там не было ни домино, ни этих самых химер, ни хозяйки с
яичницей, а при словах: «А утром проповедник серый» Телли почему-то представлялся
вовсе даже и не проповедник, а тогдашний парень с факелом. Он подошёл поближе
и стал проталкиваться сквозь толпу.
На рынке возятся собаки,
Менялы щёлкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность — как морской песок.
Он осыпается с телеги, —
Не хватит на мешки рогож.
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь.
Бродячая труппа возвела среди рынка дощатый помост и теперь давала
на нём представление. Какой-то парень пел, аккомпанируя себе на маленькой
девятиструнной лютне, другой, взяв длинный шест, вытворял на канате, натянутом
меж двух столбов, всякие ловкие штуки. Ещё один — черноволосый и высокий
здоровяк, одетый лишь в короткие синие штаны, работал силу — подбрасывал
и вновь ловил большие гири, скручивал узлом бочарные ободья, руками разгибал
подковы, а после, когда на помост выбежала невысокая гибкая девушка, оказавшаяся
акробаткой, с ней в паре стал проделывать разные другие фокусы, подбрасывая
и ловя теперь уже её. Хрупкая девичья фигурка в его руках казалась игрушечной
— так бережно и ловко он с ней обращался. Обнажённые мускулы его блестели
от масла и пота. Чуть в стороне стоял speel-wagen — крытый разукрашенным
холстом возок бродячих акробатов, и там же теплилась жаровня. Телли невольно
поёжился при взгляде на неё — сам он мёрз. Мёрз постоянно, каждый день
и каждый час. От травника в доме остался овчинный кожух, который с общего
согласия Тил взял себе, но помогал он мало. Октябрь кончился, помаленьку
наступали холода.
Прошло три дня после всего, что случилось у дома Рудольфа. Тил теперь
всё время был настороже. Однако мстить им горожане не спешили.
— Чего ж ты хочешь? — хмыкнул старьёвщик, когда Телли спросил его об
этом. — Если к униженью добавляется страх — тебя поневоле начинают уважать.
Подобное уважение, однако, оказалось штукой неприятной — у булочника,
у аптекарей, у рыночных торговцев, у всех других, с кем Телли приходилось
иметь дело, проскальзывала в общении с ним какая-то холодная опасливая
вежливость. Продукты им исправно отпускали, как за деньги, так и в долг,
но шли дни, и Тил всё чаще стал замечать, что торговцы при его приходе
замолкают и косятся в сторону.
Потом он к этому привык.
Спервоначалу, выходя в город, мальчишка брал с собою посох, надеясь,
что это придаст ему уверенности и удержит недругов от нападения, однако
вскоре отказался от этой идеи. Для этого требовалось нечто большее, чем
просто умение им владеть — требовалась привычка, и если травник очень даже
запросто мог расхаживать с посохом по городу, то белобрысый паренёк с оттопыренным
левым ухом выглядел с дубинкой в руках по меньшей мере глупо. Он думал
было завести себе свинчатку, как у Румпеля, но драться со свинчаткой Телли
не умел — манера боя, которой обучил его Жуга, почти всегда брала в расчёт
открытую ладонь, а переучиваться не хотелось, и Телли перестал таскать
посох с собой.
Дракончика от греха подальше он теперь тоже оставлял дома. Вдобавок,
ко всем заботам Телли вдруг добавилась ещё одна — Рик заболел. Причём,
не просто занемог, а заболел серьёзно, так, что перестал есть и даже к
воде не притрагивался. Даже любимое лакомство — копчёные селёдочные головы
— оставляло его равнодушным. Кожа его подсохла, потеряла чистоту и блеск,
на спине мосластым гребнем проступил хребет, крылья обвисли, глаза затянула
мутноватая серая плёнка. Уже не вставая, Рик день за днём молча лежал у
камина, тусклыми глазами глядя в пламень угольков, и только изредка вздыхал.
Рудольф ни слова не сказал по этому поводу. А вот Бликса, похоже, уже
поставил на дракошке крест.
— Может, прикончим его, пока не поздно? — предложил он Телли как-то
раз. — А за шкуру, глядишь, и выручим чего...
— Лучше тебя прикончим, — огрызнулся тот, — за твою шкуру больше дадут!
— Ну, ну, не кипятись. Я ж как лучше хотел... А может, это у него от
того, что он огнём плевался?
— Не знаю. Может быть. Отстань.
Бликса с каждым днём всё быстрее шёл на поправку. Телли приволок от
Людвига мешок с его «струментом», и теперь лудильщик снова ходил по дворам,
починяя посуду, подсвечники и прочую утварь. За то время, пока он валялся
в доме у Рудольфа, работы накопилось предостаточно, и без заработка Бликса
возвращался редко. Жить он пока предпочитал у старьёвщика, не без оснований
опасаясь мстительных горожан.
— Конечно, я тут, в этой заварухе, вроде, как и не при чём, — примостившись
у огня с паяльником и взятой на дом работой, рассуждал он. — Но при встрече
с медвежьим капканом поди-ка объясни, что ты не медведь! Разбираться не
станут. Я уж лучше тут пока... Не возражаешь, Руди?
Рудольф не возражал, тем более, что лишние деньги вовсе не были помехой.
В доме теперь было не на что даже купить угля, Бликса с Тилом раздобыли
старую двуручную пилу и распилили на дрова упавший тополь. На первое время
должно было хватить, хотя лудильщик уже стал присматриваться к окружавшим
дом развалинам.
— На башне спорили химеры, — проговорил негромко Телли, — которая из
них урод...
— Да все они уроды, — вдруг сказали сзади. Тил оглянулся — за спиной
его стоял Щербатый.
— Кто уроды? — спросил с подозрением Тил.
— Ну эти... как его... химеры. — Румпель поднял взгляд, и видя, что
его не понимают, пояснил: — Ну, твари каменные. Которые на соборе сидят.
Видал, небось?
Под глазом у Щербатого ещё не до конца зажил фингал, оставшийся после
той памятной драки. Телли почувствовал неловкость.
— А... — сказал он. — Ну. Чего надо?
Напряжение не отпускало. Украдкой Телли бросил быстрый взгляд по сторонам,
но ни Отто, ни Рябого поблизости не обнаружил. Щербатый замялся:
— Да я просто шёл, вот... Вижу, вроде, ты. Стоишь...
Тил помедлил, прежде чем ответить.
— Ты вот что, Румпель... Знаешь, что... Иди своей дорогой.
— Да я что, я — так... — замялся тот. — Я только сказать хотел, чтобы
ты по нашей улице ходил. Когда хочешь. Отто говорит, что опосля того, как
этот... друг твой рыжий, в «Петухе» всю Шнеллерову банду покрошил, с таким
лучше дружбу водить, чем враждовать... Ты на меня зла не держишь, а, Тил?
Не держишь, а?
Телли растерялся. Чего-чего, но что Блошиная Канава вдруг пойдёт на
мировую, он не ожидал. Как себя теперь вести, он совершенно не представлял.
— Да ладно, чего уж... — буркнул он.
— А меня Максом звать, — заявил Щербатый, мгновенно повеселев. — Румпель
— это пацаны придумали. Нос, говорят, у тебя большой, вот и прозвали так...
Слова из Макса хлынули потоком, словно бы открылись вдруг невидимые
шлюзы. Телли повернулся лицом к помосту и слушал вполуха. Румпеля это,
похоже, нисколько не смутило. Меньше чем за пять минут Телли успел узнать,
что Макс — сын местного торговца рыбой, а с бандой Отто водится постольку,
поскольку невозможно жить у западных ворот и с нею не водиться, что Отто
дома не ночует никогда, поскольку папаша у него — известный в городе пьянчуга,
а матери нет вовсе, что Рябого по-настоящему зовут Гансом, и что вообще
он парень тоже неплохой, но трусоват, и дальше-больше-обо-всех-про-всё.
Он говорил и говорил без умолку, и вскорости успел изрядно Тилу надоесть.
Сказать же ему снова: «Поди прочь» было как-то уже неловко, не потому,
что не хотелось ссориться, а просто и без этого проблем хватало. Телли
был противен весь этот разговор. В этой «дружбе» был оттенок того самого
«унижения пополам со страхом», о котором говорил Рудольф. Заводила Блошиной
канавы и тут стремился выгадать что-нибудь для себя — не власти, так безопасности.
Всё это выглядело глупо и нелепо, и Телли опять попытался сосредоточиться
на представлении.
А на сцене тем временем и впрямь, похоже, начиналось что-то интересное.
Силач со своими железками убрался прочь. Канатоходец — вертлявый парнишка,
обтянутый лоскутным — ромбами — трико вдруг вытащил откуда-то зелёное яблоко
величиной с кулак, вскарабкался повыше и подвесил его на бечёвке к канату.
Парнишка с лютней примостился на краю помоста, свесив ноги и тихонько пощипывая
струны, а акробатка встала чуть поодаль, держа в руках три дротика и чёрную
повязку. Канатоходец посмотрел на девушку, та — на канатоходца, оба кивнули,
и парень проворно пополз по канату.
— Хэй, горожане! — выкрикнул он, повиснув на руках и сверкая голыми
коленками. — Вон яблоко висит, всем видно?
Толпа нестройным жидким хором подтвердила, что яблоко там, вроде бы,
и впрямь висит, и видно его всем, мол, эка невидаль – яблоко висит, да
и вообще.
— Ха! — парень изогнулся и ловко подтолкнул его пяткой. Яблоко закачалось.
— А как вы скажете, возможно ли попасть в него дротиком на пяти шагах?
Толпа вразнобой загомонила, что вообще-то, навряд ли, но может быть,
и можно.
— А ежели с закрытыми глазами, тогда как?
Толпа откашлялась, похихикала и однозначно заявила, что уж вот этого
никак не можно.
И спрыгнул вниз, заставив яблоко качаться ещё сильнее. Девушка быстрым
движением завязала себе глаза, помедлила, затем последовал короткий взмах
руки, и оперённая стрелка настигла яблоко на лету. Народ загомонил, полез
поближе к помосту. Прежде чем яблоко успело качнуться туда и обратно, ещё
два дротика вонзились ему в бок, и девушка сняла повязку. Толпа разразилась
одобрительными воплями, в подставленную парнем шапку полетели медяки.
— Ага! — он выскочил на сцену, быстро выдернул из яблока и вернул девчонке
дротики. — Ещё хотите?
Вновь яблоко качнулось на верёвке, вновь дротики нашли свою цель, и
снова разноцветный акробат вскарабкался наверх.
— Кто хочет бросить сам? Кто хочет? — крикнул он, размахивая рукой
с зажатыми в ней дротиками. — Пять талеров тому, кто попадёт! Хотя бы раз!
С открытыми глазами, господа! Ха! Ну-ка, кто?
Какой-то парень вылез на сцену, хапнул дротики и после долго целился,
смешно отставив зад, промазал все три раза и слез обратно под весёлый смех
и улюлюканье. За ним последовал второй и с тем же результатом, после —
третий. Арлекин в цветном трико дурачился у них за спиной и передразнивал
каждого, вызывая в толпе взрывы хохота.
— Не попадут, — уверенно сказал у Телли за спиной Макс-Румпель. — И
вообще никто не попадёт, куда им. Этих сызмальства учат стрелки бросать,
вишь, как девка насобачилась. Даже и не спорят, сразу деньги сулят. Эй,
ты куда?
Тил и в самом деле вдруг шагнул вперёд.
«А что, — подумалось вдруг ему, — не бросить ли разочек? Денег ведь
за это не берут... А не попаду, так хоть от Макса этого избавлюсь, пока
он меня насмерть не уболтал.»
Раздражение ушло, Телли вдруг разобрал азарт. Он поправил сумку на
плече, протолкался поближе и вскарабкался на помост.
— А ну-ка я! — крикнул он. — Дай, я попробую.
— Держи! — цветной усмехнулся от уха до уха и протянул ему дротики.
Дротики оказались неожиданно увесистыми — три толстых стрелки со свинцом
под остриями и цветными перьями на хвостике. Тил покачал их на ладони,
вызвав этим в толпе ехидные смешки и поднял взгляд на девушку.
— Ну что же ты? — она усмехнулась. — Давай, бросай, не задерживай других.
— А это... — Телли покраснел и указал рукой. — А можно мне тоже...
повязку?
Толпа грохнула. Тил покраснел ещё сильней, но протянутую девушкой повязку
взял — не отступать же теперь! — вздохнул и завязал глаза. Попробовал сообразить,
где там качается дурацкое зелёное яблоко. Не смог. Народ к тому времени
уже притих, и Телли оставалось лишь надеяться, что он по-прежнему стоит
к толпе спиной. Мелькнула мысль, как будет здорово по ошибке зафинтилить
стрелой кому-то в глаз. Он встал поудобнее, два раза глубоко вздохнул,
бросил первую стрелку и, по смешкам и замечаниям, донёсшимся из-за спины,
понял, что промахнулся. Вторая также бесшумно запуталась в занавесе. Телли
усмехнулся, повертел в руке последний дротик, замахнулся и вдруг почувствовал
что-то не то.
Он видел это яблоко. Не глазами, как-то по-другому, но видел
его — зелёный, со следами от иголок шар на тонкой нити. Оно качалось медленно,
огромное, попасть в него теперь не составляло никакого труда. Это было
так неожиданно, что Телли даже не успел сообразить, что происходит. А выше
яблока тянулась, уходя к канату...
Пальцы его разжались и дротик отправился в полёт.
Что-то глухо стукнуло о доски настила и тотчас ахнула толпа. «Так его,
Тил!» — выкрикнул кто-то, похоже, что Макс. Телли торопливо сорвал с глаз
повязку и вытаращился на яблоко, упавшее на помост.
Дротик перебил нить!
Тил, торжествуя, обернулся к девушке.
— Я попал, — сказал он ей, ещё не веря в свою удачу. — Пять талеров
мои!
— Постой, постой! — цветной парнишка выскочил вперёд. — Какие талеры?
По уговору надо было в яблоко попасть! Нитка не считается! Так, горожане?
Так?
«Ещё чего! — загомонил народ. — Наобещал, а теперь на попятную?»
Парень растерялся и метнулся за кулисы. Через минуту оттуда выглянул
силач, уже набросивший на плечи тёплый стёганый кафтан. Он бросил на толпу
оценивающий взгляд, посмотрел на девушку. Покачал головой. Взгляд его Телли
не понравился, и он уже уверился, что нежданный выигрыш уплывает из рук,
как вдруг девушка встала на его защиту.
— Отдай деньги, Арни, — вдруг сказала она.
— Он не попал в яблоко, — возразил тот. — Олле сказал...
— Олле — дурак и жадина, — выругалась та, шагнула к занавесу и подобрала
дротик. — Ты не понимаешь. Он целился в нитку. Отдай ему деньги.
Тот помедлил, затем полез в кошель.
— Держи.
В подставленную Телли ладонь легли пять кругляшей серебра. Телли почувствовал,
как губы его против воли растягивает глупая улыбка. Он поднял взгляд на
девушку.
— Спасибо.
— Не стоит, — отмахнулась та. Прищуренные, цвета кожуры спелого ореха
глаза её смерили Телли внимательным взглядом. — Ты здешний?
— Нет. Вернее — да... Хотя, на самом деле — нет.
— Хочешь поработать с нами? — Тил покачал головой. Девушка вздохнула:
— Ну ладно. Всё же заходи как-нибудь ещё. Поговорим.
— Я... может быть. Потом.
Толпа к этому времени уже потеряла к Телли интерес; парнишка на канате
затеял новую потеху.
— А кто мне даст один башмак? — взобравшись наверх, подзадоривал он
зрителей. Поверх цветастого трико он зачем-то напялил широкий холщовый
фартук. — Эй, вы, внизу, а ну-ка дайте мне по башмаку! Спорю, что заставлю
их плясать на канате вместе со мной!
— На что спорим? — азартно выкрикнули снизу.
— А хотя б на медяк! Ну? Э! Э! Не все сразу! Эй, Вилли, собери у них
монетки.
Вилли отложил свою лютню и с шапкой пошёл по рядам. Снизу вверх полетели
башмаки. Олле ловко их ловил и складывал себе в подол. Когда их набралось
десятка полтора, он дал понять, что хватит, ловкими скользящими шагами
выбежал на канат и стал приплясывать на нём, рукой придерживая фартук с
башмаками.
— Ха! — вскричал он. — Видите? Вот я пляшу, и ваши башмаки — тоже!
«Враньё!» — закричали в толпе. — «Надувательство!», «Деньги назад!»
— Какое надувательство? — с притворным удивлением заявил тот. — Я ж
не обещал, что башмаки запляшут сами по себе! Я сказал, что они
будут плясать на канате вместе со мной!
Кто-то засмеялся, кто-то засвистел. Публика, конечно, понимала, что
её одурачили, но также понимала, что и Олле по-своему прав, да и связываться
с циркачами, средь которых был такой силач, как Арни, не хотелось никому.
Плясун меж тем принялся швырять башмаки по одному обратно, и в толпе началась
давка. Казалось, это веселило циркача еще больше.
— Хотели потеху? Получайте! Эй, толстый, держи свой башмак!
— Это не мой! — выкрикнул какой-то горожанин, стоя на одной ноге и
потрясая зажатым в кулаке грязным башмаком.
Толпа обступила один из столбов, меж которыми был натянут канат, и
принялась его раскачивать. Олле оступился и повис на руках, кривляясь и
хохоча. Оставшиеся башмаки градом посыпались вниз, на головы горожан.
— Побьют, — девушка из-под ладони наблюдала за проделками канатоходца.
— Как есть побьют. Ах, Олле, Олле... К такой бы ловкости хоть чуточку ума!
Арни, ну сделай же что-нибудь!
Проказника Олле тем временем уже стащили с каната и теперь лупили чем
попало, из людской кучи доносилось разноголосое ойканье. Арнольд как медведь
влез в самую гущу драки, раздавая оплеухи направо и налево, и вскоре показался
вновь, таща канатоходца за шкирку, как котёнка. Толпа разразилась хохотом,
свистом и весёлой бранью.
— В другой раз свою верёвку над озером натяните, — посоветовал Телли.
— Этот всё равно не упадёт, а толпе не подобраться. А упадёт, так невелика
беда.
Арнольд посмотрел на него с интересом. Потёр ладонью подбородок и посмотрел
вверх, на перекошенную, всю в грязи и синяках физиономию Олле, которого
он всё ещё держал на весу.
— Не так глупо, как кажется, — он встряхнул канатоходца. — Слышишь,
а?
— Да слышу, слышу! — извиваясь, пропыхтел тот. — Отпусти! Вот же чёрт...
Нора! — взмолился он, — ну скажи ему, чтоб отпустил!
— Ладно уж... Иди.
Народ вокруг помоста веселился вовсю, Арни ловко поставил Олле на ноги
и повернулся к Тилу. Смерил мальчишку взглядом с ног до головы, прищурился:
— Как тебя зовут?
Тот предпочёл не лгать:
— Телли.
— Ты взаправду целился в нитку?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Так получилось.
— Получилось? Хм... Сдаётся мне, что что-то тут не так. Ну, ладно,
ступай. Будет охота — заходи.
Телли кивнул, спрыгнул с помоста, протолкался сквозь толпу и уже направился
домой, да остановился, натолкнувшись на Румпеля. Тот расплылся в улыбке.
— Ну, Тил, ну здорово ты их! Угостишь пирожком с выигрыша?
Мгновение Тил колебался, но потом решил, что в честь такой удачи не
грех и покутить на пару медяков.
— Пошли!
Пирогами дело не ограничилось — по дороге новоиспечённых приятелей
занесло в овощной ряд, и удержаться от соблазна не было возможности — прилавки
прогибались под тяжестью дешёвых по осени фруктов. Сперва обоим захотелось
груш, потом им попались на глаза медовые сливы, потом — янтарные грозди
винограда, простые и китайские яблоки... Стосковавшийся по сладостям Тил,
что называется «оторвался» и не заметил, как истратил полталера. Попутно
Тил прикидывал, какие выгоды он мог бы поиметь с такого знакомства. Выходило,
что пока никаких, зато в голову ему пришла одна мысль.
— Слышь, Макс, — он облизал липкие от винограда пальцы, — ты откуда
знаешь, что в корчме произошло?
— А брат рассказал, — охотно пояснил Румпель. — Он там с Гиеной был
и тоже жив остался, только вот сидеть теперь не может. Это... задницу обжёг.
— Брат, говоришь?
— Ага. Матиас. А чего?
— Поговорить бы с ним.
— Ну, это можно устроить. Ты домой?
— Домой. Бывай, Макс.
— До скорого.
Румпель повернулся и направился к палатке, где толстый кукольник с
огромной чёрной бородою, заткнутой за пояс, водил на нитках чудную длинноносую
куклу. Телли долго смотрел ему вслед, потом обернулся к помосту. Представление
меж тем продолжалось и Вилли вновь ударил по струнам:
Вид медузы неприличен,
Не похвалим и змею.
Человек любить привычен
Только женщину свою!
Обезумев от соблазна,
С обоюдного согласья
Он усердствует на ней
Средь кладбищенских камней,
А змея над ним смеётся,
Рассуждая о своём,
То восьмёркою совьётся,
То зальётся соловьём!
У неё крыло стальное,
В перьях тело надувное,
Кудри дивные со лба —
Невесёлая судьба!
Он всё пел, сопровождаемый взрывами хохота, эту новую песню, а в голове
у Тила вдруг снова всплыли строчки старой.
— У вечности ворует всякий, — повторил он про себя, и снова колкий
холодок вдруг пробежал между лопаток при этих словах. — А вечность — как
морской песок...
* * *
Домой Телли возвращался, испытывая какое-то смешанное чувство — одновременно
и гордости, и тревоги. Пять талеров, перебитая дротиком нить и перемирие
с Канавой — неплохой итог для одного дня. С другой стороны, непонятное
чувство, возникшее, во время броска, да и само знакомство с труппой акробатов
наполнили Телли смутным беспокойством.
Бликсы не было, зато Рудольф был не один, сидел за столиком, беседуя
с каким-то толстяком. Толстяк был красен и сердит, вся шея у него была
в лиловых вздувшихся рубцах, и лишь когда они оба обернулись к нему, Тил
сообразил, что перед ним ни кто иной, как Томас, только здорово спавший
с лица и заросший недельной щетиной.
— ...Даже не проси, — Рудольф придвинул к Томасу увесистый, приятно
звякнувший мешочек. — Не возьму. Ну что я, нищий, что ли? Тил, не стой
в дверях — холоду напустишь!
— Да я же не за так, пойми ты! — продолжал увещевать старьёвщика хозяин
«Башмаков». — Я же в благодарность! Вот ведь чёрт упрямый... Лис мне жизнь
спас, и вообче, так неужели ж я всё это так оставлю?
— Вот ему и отдашь, когда он вернётся. И не пыхти так — лопнет что-нибудь.
— Да где ж его сыскать-то теперь? Где? Я ж знаю, что у вас творится,
хоть по слухам, а знаю, ко мне ведь тоже стража приходила. Вот и Марта
говорит, иди, мол, потому как пришла беда один раз, придёт и два, сегодня
к нам, а завтра — к им. Я перед парнем тем теперь по гроб жизни в долгу,
а что он там в «Петухе» накуролесил — знать не знаю и знать не хочу. Возьми,
Рудольф, не обессудь. Вон этому, — он кивнул на Рика, — хотя бы, рыбы купишь.
А коль Жуга вернётся, так скажи, чтоб заходил, когда захочет, я ему бесплатно
наливать буду. Так и скажи, слышь? — Он встал и нахлобучил шляпу. — Ну
всё, пошёл я. Завтра рано открываю, надо всё проверить, посмотреть, да
и вообче. Бывай, Рудольф, и ты, Тил, тоже.
Дверь за ним закрылась. Старьёвщик подбросил кошель на ладони, посмотрел
на мальчишку.
— Томас, — пояснил он неловко. — Деньги принёс.
— Я уже понял, — Телли кивнул и выложил на стол свои четыре талера.
— Я тоже — вот...
Старьёвщик удивлённо поднял бровь:
— Откуда столько?
— Потом расскажу, — Телли посмотрел на Рика. С головой укрытый старым
одеялом, тот лежал на коврике у камина и не шевелился. — Как он?
— Да так же. Ничего не ел и не вставал.
Дракончик был совсем плох. Телли присел рядом и приподнял Рику голову.
Чешуйчатые веки чуть заметно дрогнули, хвост выбил по полу короткую тройную
дробь. Тил помедлил, смочил в воде тряпку, пристроил драконью голову себе
на колени и выжал ему воду в пасть меж сомкнутых зубов. Ещё раз и ещё.
Рик приоткрыл глаза, короткое мгновение смотрел на мальчика и снова смежил
веки. Шершавый язык благодарно скользнул между пальцев. Тил почувствовал,
как слёзы бегут по щекам, и отвернулся, не в силах их сдержать.
Рудольф подошёл поближе, поворошил дрова в камине и опустился в кресло.
— С ним не было такого раньше? — он кивнул на Рика.
— Не знаю, — Телли всхлипнул и помотал головой. — Вернее — не помню.
— Может, ещё выкарабкается. Если бы хоть знать, что с ним...
— Жуга бы узнал, что.
— Жуга тут не помог бы. Он его и сам впервые у тебя увидал, — старьёвщик
нахмурился, покачал головой и вытащил кисет. — Что-то тут не так с этой
его болезнью. Что-то не так...
Оба после этого примолкли. Тил вытер слёзы, снова обмакнул тряпку в
миску и стал протирать драконью чешую, Рудольф задумчиво набил свою трубку,
прикурил от уголька и теперь попыхивал ею, откинувшись на спинку кресла.
Тил поморщился.
— Не дыми так сильно.
— А? Прости, задумался. Я и забыл, что ты не переносишь табака.
В дверь вдруг стукнули одним коротким и отчётливым ударом.
— Наверное Бликса, — Рудольф поднялся и двинулся к двери. — Что-то
рано он сегодня. Хотя, постой, я же не закрывал засов... Эй, кто там?
Ответа не было. Телли и Рудольф переглянулись.
— Не открывай!
— Телли, не дури, — старьёвщик отворил дверь и выглянул на улицу. —
Хм, никого... Я же говорю, что дверь не заперта, и если бы кто-то захотел
напасть... Хм... Хм... А это что?
В двери, приколотый ножом, торчал кусок пергамента — старый, пожелтевший,
с обгорелыми краями и какой-то надписью на нём. Рудольф сорвал его, пробежал
глазами текст и нахмурился.
— Что это? — вскинулся Телли.
— Ничего, — помедлив, сказал Рудольф, подошёл к камину и бросил пергамент
в огонь. — Безобразит кто-то, вот и всё. Не бери в голову.
Тил молча смотрел, как огонь пожирает корявые неровные строчки, и в
который раз пожалел, что не умеет читать. Вспомнился нож в двери, толпа
на улице и распалённый парень с факелом. Рудольф что-то скрывал от него
— с такими вещами не шутят.
Телли ничего не сказал, но про себя решил сегодня быть настороже.
Лудильщик так и не пришёл.
* * *
Проснулся Телли, услыхав, как тихо хлопнула закрывшаяся дверь. Приподнял
голову, прислушался и осторожно стал выпутываться из одеяла. Проклятый
тюфяк оглушительно зашуршал. Ругаясь про себя, Тил подхватил стоящие в
ногах башмаки, прокрался между полок к выходу из комнаты и, приоткрыв дверь,
выглянул наружу. Комната внизу была пуста. В неверном свете тлеющих каминных
угольков виднелась мебель, развороченная стойка и укрытый одеялом Рик.
По углам метались тени. Внезапно послышались шаги, затем заскрипела лестница.
«Рудольф!» — мелькнула мысль.
Он не ошибся — это в самом деле был Рудольф. Затаив дыханье, Телли
пронаблюдал, как старьёвщик спустился вниз и остановился у камина. Потрогал
зачем-то фигурки на доске, поскрёб небритый подбородок. Посмотрел на спящего
дракончика, помедлил и подбросил дров в огонь (камин теперь топили круглосуточно).
На левом виске старика темнела ссадина от камня. Был он сейчас одет для
улицы — тёплый стёганый кафтан и суконная шапка с ушами. В руках его был
нож, тот самый, что торчал в дверях. На краткий миг Телли испугался, подумав
что Рудольф решил прирезать спящего дракончика, но вместо этого старьёвщик
спрятал нож в рукав, минуту-другую повозился с дверным засовом и вышел,
осторожно притворив за собою дверь. Установленный каким-то хитрым способом,
засов с коротким лязгом лёг на место, и воцарилась тишина.
Телли сунул ноги в башмаки и торопливо сбежал вниз по лестнице. Приподнял
одеяло — дракончик спал, упрятав голову под левое крыло, бока его судорожно
вздымались и опадали. Удостоверившись, что с Риком всё в порядке, Тил сорвал
с гвоздя кожух, набросил его на плечи, помедлил, затем схватил посох и
выбежал вслед за Рудольфом в темноту холодной октябрьской ночи.
Была луна. На мелких лужах намерзал ледок. Среди развалин завывал осенний
ветер, пустой фонарь под аркой жалобно скрипел. На улице Синей Сойки было
тихо и безлюдно. Ёжась от холода, Телли поразмыслил и решил, что вряд ли
старик пошёл к замурованной башне, и потому без промедления направился
в другую сторону — к центру города.
Для своих лет Рудольф шагал удивительно резво — Телли уж было подумал,
что ошибся в своих рассуждениях, но через два квартала впереди замаячила
сутулая спина старика. Рудольф шёл быстро, не оглядываясь, и Телли приходилось
прилагать немалые усилия, чтоб вновь не перейти на бег — тогда старьёвщик
бы наверняка его услышал. Временами Телли и самому мерещились позади какие-то
шаги, в переулках ворочались тени, он замирал, оглядывался, втягивая в
плечи голову и нервно стискивая посох, но всякий раз всё было тихо. Фонари
теперь всё больше попадались целые и горящие. Временами с соседних улиц
доносилось позвякивание амуниции и мерный топот башмаков городской стражи.
Рудольф, как правило, пережидал их где-то в подворотнях, Телли следовал
его примеру. Так они миновали рынок, площадь у собора, коптильню и постоялый
двор «У камня». Часы на башне пробили три, а они всё шли и шли, пока не
добрались наконец до тёмного трёхэтажного дома, ничем не выделяющегося
из череды других таких же. Здесь Рудольф постучался и, когда дверь отворилась,
скрылся внутри.
Телли огляделся и обнаружил, что находится почти у самой башни Толстухи
Берты, в квартале, известном всему городу как Блошиная канава.
— Так-так, — пробормотал он, стуча от холода зубами и пряча в рукавах
замёрзшие ладони. — Интересно получается... Какого лешего ему здесь понадобилось?
Телли уже давно привык говорить со своим драконом, не ожидая от него
ответа, и теперь не замечал, что разговаривает сам с собой. Стучаться в
двери следом за Рудольфом не хотелось. Он заглянул в подворотню, посмотрел
наверх. На третьем этаже, сквозь неплотно закрытые ставни пробивалась робкая
полоска света от свечи. Вдоль угла, до самой крыши сизыми коленчатыми изгибами
тянулась водосточная труба. При известной сноровке и смелости по ней вполне
можно было взобраться, и Телли не раздумывал ни секунды.
Посох здорово мешал, заткнутый сзади за пояс, всё время казалось, что
он выскользнет оттуда и упадёт на мостовую. С замирающим сердцем Телли
наконец добрался до крыши, подполз к трубе и только после позволил себе
отдышаться. Прислушался. Из чёрного провала доносились тихие голоса. Дыма
не было, лишь едва ощутимо тянуло теплом — камин здесь сегодня уже протопили.
Телли ещё внизу решил, что будет делать, но теперь, когда для придуманного
им плана не возникло никаких препятствий, вдруг заробел. «В конце концов,
— подумалось ему, — чего тут сложного? Трубочисты этим каждый день занимаются.
А если что — вернусь назад. А иначе какого чёрта я за ним шёл?"
Телли прикинул на глаз ширину дымохода, поколебался, затем положил
посох поперёк трубы, привязал к нему ремень и решительно полез внутрь.
Дымоход был узок — только-только чтобы упереться ногами. Пушистая тепловатая
сажа сыпалась за шиворот, Телли постепенно согрелся. Ремень вскоре пришлось
отпустить. Зажимая нос и стараясь поменьше шуметь, мальчишка медленно сползал
вниз по трубе, пока, взглянув в очередной раз под ноги, не разглядел там
свет. Голоса доносились уже вполне отчётливо. Тил решил, что с него хватит,
устроился поудобнее, упёрся коленками в стену и приготовился слушать.
Голосов было несколько — Телли различил четыре, хотя два из них были
очень похожи. Он даже принял их сперва за один, пока они вдруг не заговорили
разом. Рудольфа Телли опознал без труда, остальных он никогда до этого
не слышал.
Голоса спорили.
— ...полтора десятка лет вдруг наново раздрай делить, в натуре, западло!
— громко возмущался кто-то (разговор для Телли начался с полуслова). —
Если уж тебе так засвербело...
— Попридержи язык, Мориц! — осадил его Рудольф таким тоном, что Телли
даже не сразу и узнал его. — Ещё раз говорю, что мне плевать на всю вашу
мышиную возню. И нечего было ломать комедию с ножом в двери.
— Ты знаешь закон.
— Это ваш закон, не мой. Я отошёл от дел.
— И это ты говоришь после того, как твой подельник порешил четверых
наших людей?! Ещё скажи, что ты тут не при чём!
— И скажу. Он сам по себе, я сам по себе. Я в его дела не лезу, и если
кто из ваших с ним чего не поделил, то значит сами виноваты. Где он сейчас,
я не знаю, но думаю, что если он опять появится, то вам несдобровать.
— Кто он такой? — вмешался третий голос. — Откуда взялся?
Рудольф помедлил, прежде чем ответить.
— Я очень мало о нём знаю, — сказал он наконец. — Он пришёл ко мне
два месяца тому назад. Он и этот мальчишка с драконом. Занялся травами,
но не соломой, а лекарством. Сам он с юга, откуда-то с гор, говорит, что
раньше был там пастухом, а после...
Кто-то из его собеседников вдруг фыркнул и рассмеялся хриплым громким
смехом, словно бы Рудольф вдруг к месту и весьма удачно пошутил.
— Уж соврал, так соврал, — поддакнул ему второй. — Интересно, где он
в таком разе наловчился так мечом махать? Гиена от него едва отбился.
— Не скажи, — серьёзным тоном вмешался третий. — Это в наших деревнях,
внизу пастушат дураки да ребятня, в горах всё по-другому. Там они без топора
из дому не выходят. Если разобраться, так они там все разбойники, в горах
этих, а кто не разбойник, тот разбойница... Он больше ничего о себе не
говорил?
— Я не спрашивал.
— Темнишь, Рудольф, ох, темнишь...
— А парня свово, белобрысого, какого хрена на Косого натравил?
— Нечего было факелом размахивать. Пусть скажет спасибо, что жив остался,
а если ещё раз сунется, я его...
Тут Рудольф выругался так, что Телли на некоторое время потерял нить
беседы, озадачившись вопросом, как такое можно сделать и возможно ли это
вообще; а когда он вслушался опять, разговор шёл уже совсем о другом.
— ...а ты не пугай! — кричал кто-то, — понадобится, так мы и дом спалим
твой вместе со всем барахлом!
— Уйди с дороги! Не тебе меня учить, Яббер — ты ещё под стол пешком
ходил, когда мы с Риком караваны водили.
— В самом деле, Руди, — вновь вмешался тот, что поспокойнее, — откуда
взялись эти собаки?
— Да не знаю я! — выкрикнул Рудольф, и добавил устало: — Не знаю. Если
кто и разобрался, что к чему, так это Жуга, но его уже не спросишь. Так
что, пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Оставьте меня в покое. Я сказал
всё, что знаю.
Задвигались стулья. Открылась и снова закрылась дверь, видимо, пропуская
Рудольфа; в трубе дохнуло сквозняком. Телли вознамерился было лезть наверх,
но три собеседника выдержали паузу и вдруг заговорили вновь.
— Что скажешь, Мориц? — спросил спокойный голос.
— Что-то тут не так, если Рудольф опять взялся за своё. Весёленькая
парочка, ничего не скажешь — старый лис и молодой. Думаешь, они теперь
оставят нас в покое? Даже если рыжий не вернётся, Рудольф нам этого не
простит. Порешить обоих, и дело с концом. И этот, белобрысый с его ящерой...
Давно пора было им заняться. Три — хорошее число.
— Яббер?
— Что-то не верится, — отозвался тот, — что после пятнадцати лет затворничества
Руди снова рвётся к власти. Вот и Бликса говорит, что вроде как поврозь
они с этим рыжим...
Телли чуть не свалился в камин. Бликса! Стали понятны и все его расспросы,
и нежелание уходить от Рудольфа. Собака, конечно, выбрала жертву наугад,
но и ночные хозяева города очень ловко воспользовалась случаем, чтоб подослать
к Жуге шпиона... Телли чуть не застонал, кусая кулаки в бессильной ярости.
— Выражайся яснее.
Яббер помедлил.
— Я против, — сказал он наконец. — Рано нам Рудольфа убирать. Да и
вообще, не люблю я это дело.
Как оказалось, это ещё не конец — обладатель спокойного голоса испросил
мнения ещё двоих, доселе, видимо, молчавших.
— Рикер?
— Моё дело маленькое, — хрипло и отрывисто сказал тот. — Как брат,
так и я.
— Понятно... Хольц?
— Убить.
Телли испугался, что в комнате сейчас услышат, как у него заколотилось
сердце. Теперь уже было ясно — какое бы решение не принял тот, кто спрашивал,
результат не изменится — три против двух или четыре против одного — нет
разницы.
Надо было срочно предупредить Рудольфа.
Телли подобрался и медленно пополз наверх.
— Ну что ж, раз так, — донеслось снизу, — быть посему. Хотя, я не стал
бы с этим так спешить.
«Проклятая труба!»
Телли знал, что подниматься будет труднее, чем спускаться, но даже
не подозревал, насколько труднее. Он продвигался медленно, извиваясь как
уж и с трудом удерживаясь, чтобы не чихнуть. Дом в своё время строили на
совесть, и кирпичи в дымоходе были гладкими, смыкаясь без зазора. Казалось,
что труба кнаружи сходится на конус. Мелькнула мысль, что так, наверное,
и есть. «Хоть бы какие ступеньки сделали, что ли...» — посетовал он про
себя, и в этот миг рука его нащупала какую-то железку. Телли с радостным
облегченьем ухватился за неё и подтянулся, и лишь через миг понял, какую
совершил ошибку — чугунная вьюшка со скрежетом вдвинулась внутрь, пальцы
сорвались, и мальчишка заскользил вниз по трубе, тщетно пытаясь удержаться.
Весь в копоти и в саже, Телли с грохотом вывалился в камин и, чудом
увернувшись от упавшей следом вьюшки, растянулся на полу.
* * *
Комната, в которой так скоропостижно очутился Телли, была невелика
и выглядела пустой и необжитой. Кровати в ней не наблюдалось, а были здесь
лишь шкаф, большой квадратный стол, ковёр и табуретки. Вся мебель была
старая и грубой работы, и только камин был неподобающе роскошен.
На столе горела масляная лампа. Пять человек, сидящих вокруг неё, с
изумлением вытаращились на выпавшее из камина существо. Изумление их, однако,
продлилось недолго.
— Это что ещё за чёрт?! — вскричал один, вскакивая и хватаясь за нож.
— Яббер, это кто-то из твоих?
— Впервые вижу, — отозвался лысый как коленка толстяк в сером плаще,
протянул руку и повернул лампу, направляя свет на Телли. — А ну, Мориц,
тащи его сюда.
Тот ухватил мальчишку за ворот кожуха, приподнял и встряхнул, поставив
на ноги. Обшарил, отыскивая оружие, не нашёл и сунул нож обратно за пояс.
— Ты что там делал, а, сопляк? — рявкнул он. — Подслушивал?
Телли обнаружил, что различает всех пятерых по голосам вполне свободно
и, как он ни был ошарашен, всё-таки почувствовал облегчение от мысли, что
под слоем копоти узнать его довольно затруднительно. Иначе, памятуя всё,
что он услышал о себе от этого Морица, ему бы здесь не поздоровилось. Тил
лихорадочно пытался сообразить, чем можно оправдать своё здесь появление,
но в голову не лезло ничего, кроме идиотского: «Трубочиста вызывали?».
Он гулко сглотнул и облизал пересохшие губы.
— Я это... как его...
— Только не говори, что ты трубочист, — как будто прочитав его мысли,
усмехнулся Яббер. — Кто тебя подослал? Отвечай!
— Рикер, сходи, проверь вход, — коротко бросил своему соседу высокий
худощавый парень. — А ну, как кто ещё пожаловал...
— Там Август.
— Всё равно проверь.
Тот кивнул и вышел. Парень повернулся к Телли и смерил его взглядом.
Поманил пальцем:
— Ну-ка, подойди.
Спокойный голос принадлежал ему. Телли подошёл на шаг и вновь остановился.
Выходить на свет было опасно — его могли узнать, а стало быть убить, но
остаться в тени ему тоже не дали — Мориц подтолкнул его в спину.
— Шагай, шагай, — буркнул он. — А то по шее наваляю... Ну!
— Ты кто такой?
Телли молчал. Мориц выругался, схватил его за плечи и рывком развернул
к свету. Вгляделся ему в лицо и вытаращил глаза:
— Хольц! Это этот... Рудольфов щен...
Не дав ему договорить, Тил рванулся к столу, оставив свой кожух в руках
у Морица и, прежде чем его успели остановить, схватил лампу и швырнул её
кому-то под ноги.
Телли надеялся, что подобно травнику, в темноте сумеет вырваться из
комнаты, но результат получился совершенно противоположным. Светильник
разлетелся вдребезги, ворвань растеклась горячей лужей и мгновенно вспыхнула.
Все четверо с проклятьями шарахнулись прочь. Мориц попытался сбить огонь
кожухом, но только пуще разогнал его вокруг. Пожирая старый вытертый ковёр,
пламя с гулом поползло к камину.
— Мальчишку! — взвыли позади. — Держи мальчишку!
Внизу что-то загрохотало, дом вдруг наполнился шумом и суматохой, и
Телли с нарастающим ужасом понял, что прорваться наружу ему не удастся.
Уже на лестнице кто-то вновь схватил его за шиворот, теперь уже — рубашки.
Телли взвыл и извернулся, укусив что было мочи держащую его руку, и получил
в ответ такой удар, что кубарем покатился вниз по ступенькам. Прежде чем
он смог встать, преследователь догнал его и вновь занёс ногу для удара:
Мелькнуло перекошенное яростью лицо Морица. Тил зажмурился и сжался
в комок в ожидании удара, но удара почему-то не последовало. Вместо этого
раздался вдруг короткий сдавленный крик, что-то хрустнуло, пол рядом с
ним тяжело содрогнулся и наступила тишина. Телли опасливо открыл один глаз,
затем второй и отшатнулся — прямо перед ним лежал Мориц.
Мёртвый.
И насколько Телли мог об этом судить, было очень похоже, что ему свернули
шею.
У Телли закружилась голова. Он попытался сесть и тут вдруг углядел
рядом с собой на лестничной площадке ещё один тёмный и невероятно большой
силуэт. Человек неторопливо огляделся по сторонам, вслушался в буйство
огня наверху, удовлетворённо кивнул и протянул Телли руку.
— Если хочешь жить, — сказал он, — идём со мной.
Телли вздрогнул, но тут же вздохнул с облегчением.
Это был Арнольд.
* * *
За стеклом была чернота. Бликса прижался к окошку вплотную, но и тогда
ничего не смог внутри разглядеть — свечи в доме не горели, да и камин почти
погас. Рудольф и Телли, вероятно, спали. Что до дракона, то Бликса искренне
надеялся, что тот уже успел подохнуть — змей он терпеть не мог с детства,
а уж ящериц...
Арбалет тяжело оттягивал левую руку. Бликса повесил бы его на плечо,
не будь ремень оторван и потерян в давней схватке. Это была дрянная копия
с оружия работы Марвина, с капризным стопором и очень неудобным ложем,
которую ему всучил по дешёвке знакомый оружейный подмастерье. Круг, пронзённый
молнией — эмблема известного мастера, коряво вырезанная на ложе, выглядела
издевательски. Ничего получше Бликсе раздобыть не удалось, он и этот-то
хлам нашёл едва ли не в последнюю минуту. Бликса был не силён в драке,
да и мечом владел из рук вон плохо, и старый арбалет был его единственной
надеждой на спасенье, если что.
Если... что?
Замка снаружи не было. Бликса осторожно подёргал за ручку, прежде чем
постучать, и был немало удивлён, когда дверь открылась. Он вошёл в дом
и, затворив дверь за собой, задвинул щеколду. Сердце его бешено колотилось.
Он подошёл к столу, перехватил арбалет в другую руку и зашарил в темноте,
отыскивая свечку. Нашёл её и двинулся к камину.
Неподвижная туша дракона лежала на прежнем месте, всё так же укрытая
одеялом. Осторожно, стараясь не наступить ему на хвост, Бликса обошёл его
и присел у камина. Положил на пол арбалет, разворошил золу, отыскивая тлеющий
уголёк, обжёгся, сунул палец в рот.
События последних дней окончательно его издёргали. Ранение, поправка,
а затем — приказ от главарей следить за тем, что здесь творится... В лавке
у Рудольфа ему всегда было немного не по себе. Все эти зеркала, мальчишка
и дракон, сова и волчья шкура на стене, бутылки с разноцветными настойками
и эта чёртова волшебная доска производили на Бликсу гнетущее впечатление.
Сам же Рудольф и вовсе иногда его пугал, когда целыми днями просиживал
в кресле, попыхивая трубкой и о чём-то размышляя. О чем он мог всё время
думать, что он замышлял, этот ныне с виду безобидный скупщик барахла, а
в недавнем прошлом — чуть ли не главарь подпольной гильдии воров? Пятнадцать
лет тому назад он добровольно отошёл от дел, и чтобы поделить оставшуюся
власть понадобилось пятеро! Рудольф держал преступный мир железной хваткой.
Бликса знал, что и сегодня старик способен мгновенно убить его чуть ли
не голыми руками. А этот рыжий травник, с его манерой махать дубинкой по
утрам, да и вообще... Бликса поёжился. Даже когда он лежал здесь больной,
то старался пореже выходить из отведённой ему комнаты, теперь же, в темноте
и тишине дом старика Рудольфа здорово смахивал на ловушку. Оружие своё
лудильщик зарядил и взвёл заранее, и теперь ладонь его была мокра от пота.
Бликса сухо сглотнул. В горле его першило. Нестерпимо хотелось покурить
гашиша.
Он вряд ли вернулся бы сюда, не произведи его рассказ про доску и фигурки
такого впечатления на всю Пятёрку. Хольц приказал забрать её, да и вообще
пошарить по углам, не найдётся ли ещё чего похожего. «Шарить по углам»
он вовсе даже и не собирался (пусть ищут другого дурака...), но вот насчёт
доски перечить Хольцу не посмел.
А надо было бы.
«Дался им этот Рудольф!»
Он наконец-то подцепил один из угольков и затеплил свечу. Скрюченный
фитилёк оделся пламенем, мрак медленно стал расползаться по углам. Щурясь
и моргая с непривычки, Бликса поднял арбалет и огляделся, и в этот момент
кто-то шумно и быстро вздохнул за его спиной. Еле удержавшись, чтоб не
закричать, лудильщик резко обернулся, и шагнул назад, водя перед собой
тяжёлым арбалетом. Посветил. Сало свечи проседало под пальцами.
— Кто здесь? — вполголоса окликнул он.
Молчание.
Что-то здесь было не так. Бликса почувствовал, как пот струится за
воротник и стекает по спине. Жажда стала нестерпимой. Он помедлил. Наклонился
к лежащему дракону. Трепещущий чадящий огонёк выхватил из темноты оскаленную
змеиную морду, какую-то серую, всю в оспинах и складках. Остекленевшие
глаза дракона слепо таращились в потолок — проклятая тварь, похоже, в самом
деле отдала концы. Бликса сплюнул в отвращении и снова вздрогнул, услышав
за спиной негромкое «топ-топ» и шелест чешуи.
— Кто здесь?! — спросил он уже громче.
Ответа снова не последовало, лишь пламя свечи гипнотически дрогнуло.
Ток воздуха нахлынул и исчез, оставив ощущение, как будто что-то огромное
неторопливо прошлось по комнате и замерло опять. Бликсу пробрал холодок.
Руки его тряслись. Уже забыв про доску, и вообще про всё забыв, лудильщик
попятился к двери, лихорадочно тыча арбалетом в темноту.
— Не подходи! Убью!
Он был бы рад услышать в ответ голос старика или мальчишки, писк дракошки,
да что угодно, даже лай собаки, лишь бы не это молчание!
Он плохо помнил, что было потом. Тень вдруг надвинулась на него из
темноты, большая как гора, и в круге света против Бликсова лица возникла
жуткая, блестящая от слизи и оскаленная морда. Раззявив пасть, усеянную
острыми зубами, чудище шумно вздохнуло, словно бы раздулись исполинские
мехи... а затем так же шумно облизнулось.
Свечу задуло. Бликса завизжал, вскинул арбалет и дёрнул спуск. Звонко
щёлкнула тетива и тут же мощный удар в грудь сбил его с ног. Он взвыл и
закатался по полу, потом на четвереньках бросился к двери.
Он выл, в кромешной темноте царапая засов, выл, в исступлении дёргая
за дверь, что открывалась от себя, выл, вырвавшись на улицу... Все мысли
исчезли, кроме одной — бежать! Бежать немедля из проклятого дома, где в
холодном сумраке бесшумно бродит ЭТО!
И Бликса побежал.
Он нёсся дикими скачками, оглашая улицу истошными воплями, взъерошенный,
в мокрых штанах. Идущего навстречу Рудольфа он даже не заметил.
А оглянуться он уже не мог.
* * *
— Как ты узнал, что я был там?
— Я шёл за тобой. От самого дома. Твоего.
— Куда мы идём?
— К тебе. Конечно, если ты не возражаешь.
Телли поразмыслил и решил не возражать.
Закутавшись в широкий серый плащ, Арнольд шагал по улице легко и быстро.
На каждый шаг гиганта Телли приходилось делать два своих. Арнольд спешил.
Телли тоже склонен был поторопиться — даже если людям Хольца удалось справиться
с пожаром, Рудольфа всё равно необходимо было поскорей предупредить.
— Как только представился случай, я расспросил того парнишку о тебе,
— рассказывал по пути Арнольд свою историю. — Он рассказал, что ты ничей,
и что у тебя живёт ручной дракончик. Это правда?
— Парнишку? — Тил наморщил лоб. — Какого парнишку?
— С которым ты болтался у помоста.
— А, Румпель! И что?
— Дракон, подумал я, мне б сейчас не помешал. Такого не было ещё ни
у кого. Вдобавок, Нора велела тебе передать, что если ты захочешь быть
с нами, она обучит тебя всем своим трюкам с дротиками. Она сказала, у тебя
получится. Твой дракон и вправду тебя понимает?
— Уже поздно, — с горечью сказал Телли, чувствуя, как слёзы снова набегают
на глаза. — Рик очень плох, вот-вот умрёт. Думаю, он не протянет и до завтра.
Пришёл бы ты чуть раньше, а сейчас...
— Даже если и так, — задумчиво проговорил Арнольд, — то можно сделать
чучело. Будем возить его с собой. Народ повалит валом... Ты против чучела
не возражаешь?
— Нет, — угрюмо буркнул Телли, — но только если он умрёт.
...Крик они услышали, квартала не дойдя до Синей Сойки. Телли припустил
бегом, Арнольд последовал за ним, придерживая плащ и громко топая, когда
из-за угла навстречу им вдруг выскочил какой-то человек, промчался мимо,
дико вереща, и тотчас же исчез за поворотом. Глаза у него были совершенно
безумные.
Тил в изумлении остановился.
— Бликса! — крикнул он.
Арнольд на мгновенье замедлил бег. Взглянул на Телли: вопросительно:
«Поймать?», но тот лишь помотал головой, и оба побежали дальше.
У входа в дом стоял Рудольф. Стоял и всматривался в темноту. При приближеньи
Телли и Арнольда старик нисколько не удивился, лишь нахмурился и кивнул
на распахнутую дверь:
— Что здесь произошло?
— Не знаю... — выдохнул тот в напрасной попытке отдышаться. — Я...
— Ты Бликсу видел?
— Он стукач! — выкрикнул Телли. — Его подослали эти, пятеро, с которыми
ты говорил. Он обо всём им докладывал, слышишь?! Нас убьют, Рудольф! я
слышал, я в трубе... был...
— Плевать на то, что ты слышал, — нетерпеливо оборвал его Рудольф.
— Всё это я знаю и без тебя. Что могло его так напугать?
Теперь и Тил с опаской посмотрел в темноту. Было тихо, лишь разносился
по улице негромкий надоедливый скрип фонаря на ветру. Все трое переглянулись.
— Когда ты уходил? — спросил Рудольф.
— Не помню, — Тил нахмурился, — часы...
— К чёрту часы! До или после меня?
— После. Сразу за тобой.
— Значит, он забрался к нам потом. Интересно, кто ему открыл...
— Я не закрывал.
— Вот как? — Рудольф посмотрел на Телли, как на идиота. — Тогда молись,
мой мальчик: один бог знает, что могло забраться в дом, пока мы где-то
шлялись. Кстати, кто это с тобой?
Силач шагнул вперёд и с достоинством поклонился:
— Меня зовут Арнольд.
— Выглядишь крепким парнем, сынок. Как насчёт того, чтобы идти первым?
— Не надо, — сказал поспешно Телли и повторил: — Не надо. Я пойду.
Он поднялся по ступеням, помедлил, отряхнул зачем-то рубашку и вошёл.
Тихо скрипели половицы. Тил сделал несколько шагов, потом споткнулся. Наклонившись,
с удивленьем поднял арбалет и повертел его в руках.
— Ну, что там, Тил? — послышалось снаружи.
— Подождите, — отозвался тот. — Сейчас посмотрю...
Свечи на столе не оказалось. Телли поколебался и с опаской направился
к камину. Он сделал шаг, другой, как вдруг внезапный вихрь сбил его с ног,
и прежде чем он успел шевельнуться, большой и влажный язык несколько раз
облизал ему лицо. Писк и возня, последовавшие за этим, лучше всяких слов
сказали Тилу, кому принадлежал язык.
— Фу, напугал, чёрт! — с облегченьем рассмеялся Телли. — Ну хватит,
Рик, хватит... Да пусти же! Рудольф, Арнольд! Заходите.
Они вошли. Узнав, что свеча пропала, Рудольф вынул откуда-то новую
и зажёг её у камина, после чего все трое замерли посередине комнаты, глядя
на открывшуюся им картину.
— Крутая штука! — несколько оторопело наконец сказал Арнольд. — Это
и есть твой дракон?
Рудольф повернулся к Телли.
— Это Рик? — спросил он сурово.
Телли посмотрел на возвышавшуюся перед ним громадину, затем — на пустую
шкуру, лежащую возле камина, и обречённо кивнул:
— Рик.
* * *
Теперь, при свете Рудольф мог разглядеть мальчишку получше. Разглядел
и невольно переменился в лице.
— Бог мой! Где тебя носило?!
Было от чего изумляться. Весь в саже и в пыли, Телли не был похож на
самого себя. Белые волосы стали пегими. Кожух его исчез, рубашка была разорвана
сразу во многих местах, штаны лопнули. Синяк расплылся на пол-лица, одного
зуба не хватало. Из-под обломанных ногтей сочилась кровь.
— Чёрт тебя дёрнул идти за мной! — ругнулся старьёвщик. — Надо же —
в трубу... Ты хоть знаешь, с кем имеешь дело?
Телли промолчал, и старик снова повернулся к дракону.
— Что-то тут не так... — задумчиво проговорил он. — Ты уверен, что
это он?
— Больше ж некому!
— Как сказать... А ну, как мама его заглянула проведать?
— Шкура-то пустая...
— А это откуда? — Рудольф приподнял разряженный арбалет и повертел
его в руках. — Должно быть, Бликса приволок...
— Стрела тоже здесь, — сказал Арнольд. — Вон торчит, над полкой.
Арнольд присел у камина и теперь с интересом рассматривал шкуру от
выползка. Зеленовато-серая, уже почти совсем подсохшая, она лежала там
неровными складками, ещё сохраняя форму драконьего тела. Отслоились даже
когти, роговица глаз и тоненькая плёнка от зубов. Вдоль брюха, от хвоста
до самой головы зиял неровный шов разрыва.
— Похоже, что у нас теперь будет и дракон, и чучело, — сказал силач,
вставая и вытирая руки о штаны. Вновь покосился на дракона. — Это шкура
так ссохлась, или он и впрямь стал больше?
— Не то слово, — упавшим голосом сказал Телли.
Дракон не просто увеличился в размерах — весь его облик разительно
переменился; настолько разительно, что подобная метаморфоза и вправду не
укладывалась в голове. Он был теперь не ниже человеческого роста в холке,
морда заметно раздалась вширь, по спине вдоль хребта прорезалась цепочка
плотно сдвинутых остроконечных выростов, на голове образовавших роскошный
гребень. Крылья, раньше выглядевшие как насмешка, теперь лежали вдоль спины
упругими складками, ещё не полностью расправившиеся, все в сеточке морщин,
но это были настоящие большие кожистые крылья. Шея, вроде бы, осталась
прежней, но в сравнении с новым телом выглядела более короткой — Рик стал
плотнее и массивней, исчезла ящеричья вертлявость, вместо этого под кожей
при движениях внушительно и мощно перекатывались мышцы. Но самым удивительным
был новый цвет драконьей чешуи — блестящий, золотисто-жёлтый, отливающий
радугой на сгибах крыльев и извивах хвоста. Чешуя на брюхе теперь была
оранжевой. Все осмотры и ощупывания Рик воспринимал с благодушным ребячеством
да и вообще, похоже, был не прочь покрасоваться. Он с готовностью подставлял
то ногу, то крыло, то хвост и всякий раз оглядывался, будто спрашивая их:
«Ну? Как?».
— Я всегда говорил, что внутри он больше, чем снаружи, — сказал Телли.
— Теперь он, наверное, и летать сможет...
— Так вот от чего он столько жрал в последнее время! — поддакнул ему
Рудольф.
Похоже было, что Рудольф прав. Всё, что удалось скопить за лето, дракончик
пустил в рост. Мало того — переменивши кожу, Рик первым делом съел в доме
всё, до чего смог дотянуться и выпил всю воду в бочонке. Наверняка он и
сейчас был бы не прочь закусить, да и свечку, судя по всему, он тоже схарчил.
— Придётся, Рик, тебе потерпеть до утра, — сказал Тил, похлопав дракона
по золотистому боку. — Куплю тебе самую большую рыбину...
Рик протестующе пискнул.
— Ну, хорошо, хорошо. Две.
Дракончик снова помотал головой, затем вдруг надулся и коротко вякнул:
— Пять!
Все замерли, кто где стоял.
— Класс! — громогласно восхитился Арнольд. — Он у тебя ещё и говорит!
— А ну-ка, повтори, — потребовал Рудольф.
Дракон, однако, повторять не захотел, и поразмыслив, все решили, что
разумное словечко им послышалось. Телли, тем не менее, решил купить ему
пять рыбин.
«Только куда же мне его теперь девать? — озадаченно подумал он, оглядывая
Рика с головы до хвоста. — Он и в дверь-то не пролезет...»
— У нас есть повозка, — перехватив его взгляд, сказал Арнольд, которого,
по-видимому, донимали те же мысли. — Думаю, поместится.
Рудольф помолчал, затем устало опустился в кресло. Достал кисет и потянулся
за трубкой.
— Так, — сказал он, по очереди оглядывая всех троих. — Вы, друзья,
похоже, куда-то собрались. Куда, если не секрет? Кстати, — он повернулся
к Арнольду, — нас, кажется, толком так и не представили. Могу я узнать,
с кем имею дело?
— Меня зовут...
— Я помню, как тебя зовут, — прервал его Рудольф. — Я спрашиваю вовсе
не об этом. Кто ты такой?
— Я содержу бродячую труппу. Мы выступали на площади, я встретил его
там.
— Дальше.
— Он предложил мне работать у них, — вмешался Телли. — Вместе с Риком.
— Это правда? — старик повернулся к Арнольду, тот кивнул. — Ну, а зачем
же ты увязался за нами?
— Увидел, как он за тобой крадётся, и решил посмотреть, что к чему.
— Ну и как?
— Посмотрел.
Рудольф умолк и прикурил от пламени свечи. Некоторое время молча сидел
в кресле, задумчиво пуская дым и глядя в никуда. Ни Телли, ни Арнольд,
ни Рик не смели его потревожить.
— Что ж, — сказал он наконец, — возможно, это выход. Если вы уедете
сегодня, вряд ли Пятёрка до вас доберётся.
— Тройка, — поправил его Телли.
— Что?
— Я говорю: Тройка, — пояснил тот. — Два попались под руку Арнольду.
— Та-ак, — помолчав, протянул Рудольф. — Похоже, я ушёл оттуда слишком
рано... Что произошло?
— Он вывалился из трубы, — ответил за мальчишку Арнольд, — и устроил
пожар.
— Как пожар? От чего?
— Да просто так, от фонаря. Пришлось его вытаскивать.
— Что значит «вытаскивать»? — старьёвщик поднял бровь.
Рудольф посмотрел на него с интересом, повернулся к Телли:
— Которые?
— Мориц и этот... Рикер.
— Вот как! Гм, занятно... Значит, двое против одного. Впрочем, был
бы кто другой, а то от этих ничего не зависело — одного никто не слушал,
другой ничего не говорил. Может, это и даст вам ещё немного времени. Да.
Пожалуй, ты прав — так и в самом деле будет лучше. Уезжайте.
Телли вскинулся непонимающе.
— А как же ты? Ты что же, собираешься остаться?
— Стар я бродяжничать, — усмехнулся тот. — К тому же, есть дела...
теперь.
— Но...
— Уходите, — отрезал тот. — Уже рассвет. А если вы когда-нибудь вернётесь...
Что ж, там посмотрим. Эту штуку, — он подтолкнул к ним Бликсов арбалет,
— заберите с собой, пригодится.
— Он без рычага.
— С таким парнем, как Арнольд, рычаг тебе не нужен.
Телли молча встал и подошёл к камину. Не без усилий выдернул застрявшую
в стене стрелу. Взгляд его упал на доску с фигурками.
— А это куда?
— Доску? Возьмёшь с собой, — сказал Рудольф. — Я не смог с ней разобраться,
теперь попробуй ты. Э, погоди-ка!
Они склонились над доской, разглядывая три пустых, неровно обведённых
мелом поля, и три фигурки, сделавших свои ходы.
— Ты её не трогал?
— Нет. А ты?
Они взглянули друг на друга, после — на Арнольда.
— Мальчишка, воин и дракон, — констатировал Рудольф. — Ну что ж...
Пока всё сходится.
— Ты думаешь...
— Всё может быть, — сказал Рудольф. — И хватит болтать. Уходите, пока
на улицах пусто.