Сколько всего человек в округе занимались обменом денег, травнику было
неведомо, но в таком торговом городе как Лисс подобный промысел приносил
немалую выгоду. В банки и ломбарды Жуга заглядывать не стал, не без оснований
опасаясь шумихи, сам же он лично знал только четверых менял и надеялся,
что этого хватит. Один из них — Гельмут Ценкер, приземистый, плечистый,
больше похожий на грузчика мужчина лет сорока, обосновался в нише возле
рынка. Среди его клиентов было множество приезжих и Гельмут без зазрения
совести брал за размен завышенный процент. Травника это вполне устраивало,
тем более, что несколько недель тому назад он излечил его от острого приступа
радикулита — обычной болезни уличных торговцев.
— День добрый, Гельмут.
Меняла поднял взгляд.
— А, Лис! — он осклабился в улыбке, — привет. Ты ко мне? Какие проблемы?
Жуга достал из кошеля монету:
— Встречались тебе такие деньги?
Гельмут покрутил в пальцах тусклый серебряный семиугольник, куснул
его с профессиональной сноровкой и повернул к свету, рассматривая рельеф.
Прищурился.
— Хм... Необычная форма. Откуда это у тебя?
— Стало быть, не попадались, — отметил про себя Жуга. — Во сколько
ты её оценишь?
— Хочешь обменять? — Гельмут уронил монетку на стол перед собой, прислушиваясь
к звону, удовлетворённо кивнул и положил её на чашку маленьких весов. —
Хм, так-так... пять унций... пополам... три пишем, два в уме... хм... хм...
— он почеркался мелом на дощечке, отложил её в сторонку. — Дам двенадцать
менок с вычетом полушки за услуги. Идёт?
Травник поднял бровь:
— Так много? Что-то больно дёшево берёшь. Сменил расценки?
— Обижаешь! Для нужных людей у меня скидка. Так как? Меняешь?
Жуга помедлил и достал ещё одну монету.
— У меня к тебе будет необычная просьба, — сказал он.
Гельмут заинтересованно подался вперёд.
— Выкладывай.
— Не сегодня, так завтра появятся люди, которые захотят их разменять.
Попробуй выловить монеты. Их и вот эти, — травник выложил на стол перед
менялой семиугольный медяк. — Давай завышенную цену, не торгуйся. Сколько
ты поимел бы с этого серебренника? Только честно.
Тот поколебался.
— Два гроша.
— Получишь три, я обещаю. Если даже не смогу всё сразу оплатить, буду
лечить тебя бесплатно. Если получится, спроси у других менял и откупи.
Да, вот ещё что: до темноты зайди ко мне и захвати с собою всё, что наменял.
Поверь мне, это очень важно. Гораздо важнее, чем ты думаешь.
Гельмут посерьёзнел.
— Что стряслось, Жуга? — спросил он. — Влип в историю? Я в грязные
игры не играю, ты же знаешь. — Он с подозрением повертел монету в пальцах,
выудил из сумки треснувшее, в медной оправе толстое стекло и рассмотрел
через него внимательней рисунок реверса и аверса. Прошёлся пальцем вдоль
реборды. — С ней что-нибудь не так? Фальшивка? Обрезь? Хм, не похоже...
Незаконная чеканка? Или... А, понимаю... — Гельмут поднял взгляд, лицо
его озарилось догадкой. — Старинная работа, слишком чистое серебро. Подорвёт
баланс. Хочешь придержать их до худших времён?
— Можно сказать и так, — с облегчением кивнул Жуга. Втайне он надеялся,
что Гельмут сам подыщет происходящему правдоподобное объяснение, но не
ожидал, что это случится так быстро. — На самом деле всё гораздо сложнее.
— Ладно. Не хочешь, не говори. Так и быть, для тебя постараюсь. Так
значит, говоришь, три гроша?
— Три.
— Их будет много, этих денег?
— Нет. Не больше кошелька.
— Хм, кошельки бывают разные... Медяки, что — тоже выменивать?
— Если попадутся.
— А цена?
— Договоримся. Скажем так, три менки за десяток. По рукам?
— По рукам. Жди, вечером зайду. А если что...
— Если что, — сказал Жуга. — Рудольф заплатит. Я его предупрежу.
Навестив для верности троих оставшихся менял, травник попросил их оказать
ему такую же услугу, после чего направился к “Красному петуху». На этот
раз он не вошёл в корчму, ограничившись осмотром со двора. Прислужник Вилли,
получив медяк, с охотой сообщил, что Эрих снял одну из комнат наверху и
жить там будет чуть ли не неделю, и даже указал Жуге окно этой самой комнаты.
Решётки там не было, но само окно располагалось высоко, под мощным козырьком
дубовых, потемневших от времени стропил. Правда, вдоль всего второго этажа
тянулся карниз, но карниз очень узкий, скошенный кнаружи и соструганный
вдобавок под фигурную галтель. Добраться до окна по стенке было можно,
но закрепиться трудновато. Придя к такому выводу, Жуга заглянул в «Два
Башмака».
Полностью исцелить Томаса Жуга вчера не смог бы при всём своём желании
— слишком много сил было потрачено на беготню, слишком много Томас потерял
крови, слишком долго в травнике дремал его магический талант. Зарастив
по мере сил разодранную плоть, Жуга оставил кабатчика под присмотром его
жены — Томас был очень слаб и перенести его к Рудольфу Жуга не решился.
Впрочем, Марта оказалась хорошей сиделкой, все наставленья соблюдала беспрекословно,
хотя до сих пор косилась на травника с подозреньем. Сейчас Томас спал.
Спутанная сеть лиловых вздувшихся рубцов покрывала его шею и руки. Жуга
осмотрел его и удовлетворённо кивнул.
— Самое страшное позади, — сказал он Марте, уходя. — Недельки через
полторы сможет встать. Раньше не надо, а то швы разойдутся. Побольше питья
и какой-нибудь мягкой еды, только не надо пива и мяса. Свари ему тыквенной
каши, репы испеки, что ли... И чтобы ничего острого! Никакой горчицы или
уксуса, никакого чеснока!
В доме Рудольфа царила тишина. Телли так и не пришёл. Жуга нахмурился,
но ничего не сказал, лишь переоделся в чистую рубаху и принялся наводить
порядок на полках.
Под вечер заявился Гельмут.
— Вот, — он бросил на стол два увесистых кошеля, — держи. Как договаривались.
Сорок восемь монет серебром и тридцать четыре медяшки. Здесь всё, что наменяли
я, Давид и Генрих-Фридрих. Что у остальных, не знаю, у Хорста голяк...
Ты хоть бы предупредил меня насчёт тех троих! А то, понимаешь, приходят,
приносят...
— Некогда было, — травник высыпал на стол монеты, переворошил. Взъерошил
волосы рукой. — Сколько я тебе должен?
— Так, — тот скосил глаза на потолок. — Ну, прежде всего — шестьдесят
талеров взамен этих, плюс все медяки один к одному, плюс сто пятьдесят
четыре менки комиссионных... округляем... Хм. Это будет... это будет...
Восемьдесят три талера.
— Не в ту сторону срезаешь.
— Я же сказал, что для тебя у меня скидка. Чем расплачиваться будешь?
— Серебром, — травник вынул кошель. — Отсчитывай.
В гробовом молчании отсчитали восемьдесят три талера, после чего травник
сгрёб принесённые Гельмутом монеты со стола и ссыпал их в отдельный мешочек,
не разбирая. Гельмут завязал свой кошель и спрятал его в сумку.
— Может, ещё чем помочь?
Жуга помедлил, покачал головой:
— Не знаю. Вряд ли получится. Что-то говорит мне, что их было по полсотни.
— Почему?
— Число хорошее. Впрочем, ладно, если что-то выцепишь, уговор наш остаётся
в силе... Что-нибудь ещё?
— Больше ни о чём спросить не хочешь?
Травник поднял голову.
— Например?..
— Например, не узнал ли я того, кто пришёл их обменять.
Меняла тоже явно не спешил уходить.
— Ну и кто же это был?
— Нильс Торгесон, — ответил Гельмут, — торговый капитан. Его корабль
снимается с якоря завтрашним утром, идёт к Британским островам. Называется
«Иггдрасиль». Найдёшь его у жёлтого причала.
Травнику потребовалась ровно секунда, чтоб сообразить, куда тот клонит.
— Он не сказал, за сколько мест ему заплатили?
— За два.
Вот теперь Жуга умолк надолго.
— Ну что ж, — сказал он наконец, — спасибо. Ты мне и в самом деле очень
помог.
* * *
Тил сидел на крыше, на самом её гребне, прислонившись к тёплой каминной
трубе, откуда струился горьковатый угольный дымок. Сидел и смотрел на освещённые
окна дома напротив.
— Рик, спишь? — подтолкнул он дракончика локтем. — Не спи, самое интересное
пропустишь.
Тот вскинулся, зевнул и завертел башкой.
— Вон там, внизу, — подсказал Телли.
Дракончик выгнул шею, глянул вниз и встопорщил крылья, заприметив знакомую
фигуру. Засучил ногами, когти заскребли по черепице, красноватые кирпичные
крошки покатились вниз по крутому скату.
— Тихо, дурак! — прошипел Телли, ухватил его за шею и потянул обратно,
— Тихо! Сам вижу, что Жуга... Сиди спокойно.
Травник шёл по улице. Он шагал неторопливо, уверенно, по самой её середине,
не глядя на дома вокруг и не оглядываясь. Телли понял, что был прав в своих
предположениях — путь его лежал в тот самый дом, напротив которого мальчишка
и дракон облюбовали себе наблюдательный пост.
В том, что Телли увязался за Жугой, не было никакого заранее продуманного
плана. Просто, выбравшись с утра на улицу, Рик тотчас же рванул на рынок
подкрепиться, Телли погнался за ним, опасаясь, как бы чего не вышло, а
поскольку день выдался солнечный и тёплый и сидеть дома безвылазно не имело
смысла, оба решили прогуляться. Вернее, это Тил решил прогуляться, а дракончик
не имел ничего против — полдюжины прогорклых рыбёшек, купленные Телли по
дешёвке, привели его в хорошее настроение. Купив себе пирожок и погрозив
кулаком мелькнувшему на горизонте Румпелю-Щербатому, Телли направился к
воротам Вавилонской башни — посмотреть, чего новенького.
И тут едва не столкнулся с Жугой.
Травник их не заметил. Тил сперва хотел его окликнуть, но поостерёгся,
сам не зная, почему. Жуга о чём-то договаривался с менялой в нише, что
у въезда в переулок. Из рук в руки переходили деньги. Потом травник направился
на другой конец рынка, как выяснилось вскоре — к другому меняле.
Он обошёл четверых и Телли постепенно разобрало любопытство. Прячась
за лотками и то и дело подзывая вполголоса Рика, так и рвавшегося вперёд,
он проследовал за травником до «Красного петуха», куда Жуга входить не
стал, лишь постоял у заднего крыльца, затем — до «Башмаков».
— Слышь, Рик, — задумчиво пробормотал Телли, осторожно подсматривая
за входом в корчму из-за угла, — а ведь он чего-то замышляет, наш Жуга.
Как думаешь, а, Рик? Замышляет, а?
Рик высунулся посмотреть, что там, взглянул на корчму, на Телли, снова
— на корчму, зевнул и отвернулся, явно не понимая, чего тут интересного.
В это время дверь корчмы распахнулась и Тил поспешно потянул дракончика
к себе за хвост. Рик возмущённо пискнул, но перечить не стал, тем более,
что травник шёл домой. Приятели двинулись следом.
Тил теперь был очень даже и не прочь вернуться тоже, но перед этим
заглянул в окно и... снова решил подождать.
Жуга и Рудольф ругались. Старьёвщик что-то объяснял, крича и наливаясь
кровью, швырнул зачем-то на стол погасшую трубку, едва её при этом не сломав,
потом подобрал и раскурил опять. Жуга что-то сказал резко и отрывисто,
потом вдруг суматошно завертел головой, вскочил и бросился к камину.
Когда он вернулся к столу, в руках его была доска с фигурками.
— Ой-ёй, — пробормотал Телли, чувствуя, как нехороший холодок ползёт
вверх по спине, — ой-ёй...
Таща за собой упиравшегося всеми лапами дракона, он отступил сперва
за поваленный тополь, затем ещё дальше, и в конце концов затаился в подворотне
разрушенного дома напротив, запахнул плотнее куртку и приготовился сидеть
здесь, по крайней мере, до темноты.
— Переждём, — сообщил он дракончику своё решение. — Может, пронесёт.
Не пронесло. Травник бегал вокруг стола, тянул то за одну фигурку,
то за другую, хмурился, хватался за голову, и вообще выглядел до жути расстроенным,
если вообще не разозлённым. Телли окончательно уверился, что не следовало
ему утром трогать эти дурацкие фигурки.
Возвращение домой, похоже, откладывалось на неопределённый срок.
Тем временем до травника явился посетитель, в котором Телли не без
удивления признал менялу с площади. Того самого, первого, похожего на шкаф.
Через окно было видно, как они, о чём-то переговорив, зачем-то высыпали
на стол груду денег, сгребли обратно, обменялись рукопожатием, после чего
меняла удалился так же быстро, как и пришёл.
Смеркалось. Высыпали звёзды. Телли невольно вспомнилась собака, та,
что с кошельком, драка у пекарни в Переулке Гнутых Фонарей, и ему стало
не по себе. Развалины восточной части города с конца войны служили приютом
всяческому сброду. Городская стража сюда не заходила — что тут было охранять?
Наткнуться тут можно было на кого угодно.
Пора было решать — либо идти домой сейчас, либо не идти сегодня вовсе.
Неожиданно дверь дома старьёвщика Рудольфа скрипнула, открываясь, и
на пороге показался травник. Он постоял, оглядывая пустую, в обрамлении
темнеющих развалин улицу, вздохнул и решительно направился куда-то в сторону
Горелой башни.
Телли вытаращил глаза: за спиной у травника был меч.
— Ну, дела... — привычно обращаясь к дракону, пробормотал он. — Сдаётся
мне, дружище Рик, что дома нам сегодня ночевать не придётся... Как думаешь,
куда это он идёт, а?
Мальчишка и дракон переглянулись.
— Вот и я так же думаю, — помолчав, кивнул Тил.
Он встал и чуть ли не бегом, опережая травника, коротким путём устремился
к «Красному петуху». Рик с видом оскорблённой невинности затрусил следом,
лавируя меж куч разбитых брёвен и обломков кирпича и с удовольствием шлёпая
по лужам. Приметил пробежавшую крысу, заметался. Изловил. Телли не стал
его ждать; он свернул к центру города, пробежал развалинами бывшей Тележной
улицы, где под рухнувшей стеной три бродяги и старуха развели костёр и
что-то жарили (похоже, что собаку). Один было встал, увидел Рика, забежавшего
на запах, и поспешно вернулся к костру. Стараясь быть как можно незаметнее,
глухими закоулками Телли добрался до корчмы, и замер перед глухой стеной
дома напротив. Оглянулся, с натугой подтащил к ней деревянную, без одной
ступеньки лестницу и вскарабкался на крышу. Рик завертелся, запищал, но
вскоре понял, что слезать хозяин не собирается, и полез следом.
Телли даже не успел толком отдышаться, как появился Жуга.
Постоялый двор был тих и неприметен, лишь в корчме и в двух комнатах
на верхнем этаже светились окна. Похоже было, что хозяин сегодня почему-то
решил закрыть своё заведение раньше обычного. Да и вообще окрестности корчмы
сегодня были до странности пусты и безлюдны, лишь на заднем крыльце двое
рабочих суетливо загружали на телегу пустые бочки — каждое утро их, наполненные
заново, привозили с пивоварни обратно. Травник подождал, пока те не закончат
работу, отступил, пропуская телегу, распахнул дверь корчмы и скрылся внутри.
— Ой-ёй... — Тил покрепче ухватился за трубу, перебросил ногу через
гребень крыши и уселся на коньке верхом. — Что же будет, а?
Рик не ответил, да и вообще никак не отреагировал на его вопрос: отяжелевшему
от сытости дракончику опять хотелось спать.
* * *
— Куды, куды ты свои лапы тянешь? У, шельма рыжая! Мой черёд!
— Твой черёд? Ищи дурака! Ща я бросаю.
— Ах так... Ах вот ты как... А ну, иди сюда! Иди сюда!
— Убери щупальцы, Дитмар! Молод ты ещё права качать.
— На себя посмотри! Как мухлевать, так на моей игре! Отдай стакан!
— На, чёрт с тобой, тряси.
— И потрясу... Вот потрясу... Ха! Двойка! Продулся, Корявый?
— Отыграмся.
— Чем? Где деньги возьмёшь? Хе!
— Не твоё дело.
— Ставишь пояс? Ставишь? А?
Жуга переступил через порог и огляделся. Дверь корчмы с тяжёлым скрипом
захлопнулась за его спиной, пламя трёх свечей в закапанном жиром подсвечнике
заколыхалось. Игроки за столом обернулись к вошедшему; двое — рыжий парень
в синем расстёгнутом полукафтанье и невероятно толстый бородач с узким
шрамом от ножа на вздёрнутой губе поднялись навстречу, смерили пришлеца
взглядом. Переглянулись. Ни корчмаря, ни вышибал, ни Пауля за стойкой в
зале не было. В руках у игроков и на столе дымились трубки.
— Я ищу Эриха, — сказал он. — Эриха Штауфера. Он должен быть здесь.
— Нет тут никакого Эриха. Сказано — проваливай!
Из-за стола встал третий — совсем молодой парнишка в сером кожушке.
— Слышь, Ульрих, погоди. Сдаётся, это Лис, я у него зубья лечил...
Слышь, Лис! — он повернулся к травнику, — ты это... уходи давай. Нет тута
Эриха твово.
— Я знаю, что он здесь.
— Ага! Под лавкой спрянтался. Фью-фью, эй, Эрих, вылезай! — парнишка
в кожушке притворно заглянул под лавку и состроил удивлённую мину. Три
его приятеля заржали. Четвёртый игрок рассеяно катал по столу кости, изредка
бросая исподлобья взгляд на травника, взгляд быстрый, жалящий, как выстрел
из арбалета.
Хуго.
Жуга не двинулся с места, и бородач снова нахмурился.
Жуга ничего не ответил. Ясно было лишь одно — пускать его в корчму
никто не собирался. Меж тем до полуночи он должен был увидеться с солдатом.
Увидеться, во что бы то ни стало, иначе смерти будут продолжаться.
— Вы пропустите меня, — сказал он. — Иначе я пройду сам.
— Ты как, просто глухой, али не понял? — толстяк сноровисто выхватил
меч. — Ну, раз так... Пришёл бы ты безо всего, так просто бы под зад получил.
А коли с железкой...
— Хватит, Хорст, — отрывисто сказал вдруг Хуго. Встал и посмотрел Жуге
в глаза. — Он хочет повидаться с Эрихом? Он его увидит.
Хорст плюнул и вложил меч в ножны. Протянул руку к травнику:
— Сымай меч.
— Обойдёшься, — сказал Жуга.
Толстяк побагровел, бросил взгляд на Хуго — тот молчал, спокойно наблюдая
за происходящим, и вмешиваться не спешил. Жуга меж тем прошёл к камину.
За стол, однако, не сел.
— Ты за огнивом? — спросил Хуго.
— Да. Где Эрих?
Хуго усмехнулся:
— Эрих далеко. Можно сказать, нигде. Объяснить?
— Я понял, — травник помолчал. — Так стало быть, огниво у тебя?
— У Эриха язык работал быстрей, чем голова, — пожал плечами Хуго. Вынул
из кармана огниво и подбросил его на ладони. — Очень скоро он бы разболтал
о нём всему городу.
— Так значит, это для тебя теперь собаки носят серебро?
— Да. Для меня.
— И надо понимать, что огнива ты мне не отдашь.
— Чего бы ради? — усмехнулся Хуго.
— Они убивают, — травник поднял взгляд. — Ты знаешь, что они убивают,
чтоб вернуть монеты?
Хуго рассмеялся лающим, отрывистым и очень громким смехом, от которого
травника передёрнуло.
— Мне-то до того какое дело? — проговорил наконец наёмник. — Меня они
не трогают.
— У тебя огниво.
— Да? — Хуго вновь подкинул огниво на ладони. — Знаешь, Лис, а ты мне
нравишься. В последнее время мне нечасто встречались такие наглецы. Предлагаю
игру. Ты хочешь огниво? — Хуго положил его на стол возле свечей. — Вот
оно, — он вынул меч. — А вот он я. Сегодня я уже высек огонь. В полночь
явится собака. С кошелём. Тот, у кого будет огниво, как ты понимаешь сам,
останется в живых. Сыграем?
Жуга медлил. Трое людей за его спиной настороженно молчали. Потрескивал
камин. Горели свечи на столе. Тупая грань щербатого кресала матово поблёскивала.
— Ну? — кончик меча подтолкнул огниво к травнику. — Бери же! Ну!
Это был хороший меч.
И это была нечестная игра.
Травник понял, что попался. Теперь повернуться и уйти означало бы оскорбить
наёмника в лицо. Драться же придётся всё равно, пускай не сразу, но потом;
Жуга не оборачивался, и без того буквально чувствуя спиной ухмылки трёх
головорезов. И дело было даже не в том, что предстояла драка в одиночку
против четверых. По всем его прикидкам выходило, что до полночи осталось
времени совсем чуть-чуть. Хуго играл в салочки со смертью: кто быстрей,
и по его причуде все они сейчас играли с нею.
«Плохо, — подумал травник, — ох, как плохо...»
Неожиданно дверь корчмы распахнулась и на пороге возникла Беата, сопровождаемая
невысоким кривоногим парнем, тоже вооружённым мечом.
— Хуго, я договорилась. Нас будут ждать до... — она умолкла, мгновение
переводила взгляд с травника на Хуго и обратно, затем разразилась проклятьями:
— Какого чёрта?! Что ты задумал?
— Помолчи, — отрывисто бросил тот.
Беата выхватила меч и подскочила к столу.
Травник стоял недвижный, молчал, полузакрыв глаза.
— Чего ему надо? — выкрикнула девушка. Взгляд её упал на огниво, она
мгновенно всё поняла и замахнулась на травника мечом:
— Получай!!!
Часы соборной башни ожили, и в вечерней тишине гулко прозвучал первый
из двенадцати ударов.
И одновременно с этим начал двигаться Жуга.
* * *
Тил чуть не свалился с крыши при виде того, что началось в корчме.
— Рик, смотри! — вскричал он, хватая дракона за крыло. — Смотри!
* * *
Раз...
Дитмар следил за каждым движением пришельца, стремясь не пропустить
момента, когда рука двинется к плечу. Всё равно, какая, правая или левая.
Мечом его смутить было трудно — несмотря на свой возраст, он был опытным
бойцом, а оружие... Оружие после войны валялось повсюду и нередко среди
этого ржавого хлама попадались очень странные экземпляры, вроде этого меча
без гарды. Он уже встречал людей, которые носили меч за спиной таким же
способом, как этот парень. Но чтобы этот меч выхватывали снизу...
Такое Дитмар видел в своей жизни в первый раз.
И, как выяснилось — в последний.
Два...
Клинок Беаты рассёк пустоту. Дитмар захрипел, шагнул назад и рухнул,
как подкошенный. Из рассечённого горла фонтаном ударила кровь, обдав камзол
и сапоги оказавшейся рядом Беаты. А в следующий миг травник рыжей бестией
прыгнул к столу и одним взмахом меча срубил все три свечных головки.
И наступила темнота.
Три...
Тени заметались в отблесках каминного огня — тень на тени и внутри
теней. Хуго перемахнул через стол и ринулся в атаку, волосы его взметнулись
тёмной гривой. Зал корчмы был невелик и заставлен столами, и дерущиеся
слишком поздно поняли свою ошибку: убегая от кого-то одного, Жуга всякий
раз преследовал другого.
Сшибая лавки и столы, слепая драка закружила по корчме.
Четыре...
Корявый Ульрих и толстяк столкнулись возле стойки. Первый запнулся
и, падая, боднул в живот второго. Живот у Хорста оказался неожиданно тугой,
как тюк с овечьей шерстью. На краткий миг у стойки словно привидение возник
Жуга, меч травника свистнул, сметая уцелевшую посуду, но целил он отнюдь
не в чашки и не в кружки. Хорст издал какой-то странный звук и Ульрих почувствовал,
что падает. Два тела рухнули на пол, что-то тёплое брызнуло ему на лицо.
Ульрих поднял взгляд на Хорста и его вырвало.
Пять...
Матиас растерялся. Он был ещё неопытен, Хорст взял его на дело в первый
раз, а драка стала совершенно беспорядочной. «А я у него зубья лечил»,
— нелепо вдруг подумалось ему, когда перед ним из темноты возникло лицо
Жуги. Меч закрутило, вырвало из рук, зубы травника клацнули у самого его
носа — Матиас невольно отшатнулся и получил в грудь рукоятью чёрного меча.
И свалился в горящий камин.
Шесть...
Травник, не задерживаясь, продолжал свой бег. Беата ринулась на перехват,
охваченная злобой и азартом. Матиас завизжал и вылетел из камина, дымя
штанами, упал и закатался по полу: «Горю! Горю!». Над стойкой шевельнулись
занавески — кабатчик Вальтер выглянул в корчму.
И предпочёл не вмешиваться.
Семь...
Август Мосс по прозвищу «СамТретей» — тот, что сопровождал Беату в
её походе к пристаням, ругался, на чём свет кляня и Хуго и Беату и всю
эту дурацкую затею. Хуго был отменным бойцом, Беата — никудышным, привыкшим
драться с безоружными и пускать меч в ход по делу и без дела. А в драке
группа уравняется по слабому. Травник расправлялся с ними резко и безжалостно,
отлавливая их по одиночке. Он ускользал, кружил, вертелся, прятался в тени.
Так не дерутся. Так убивают.
СамТретей не верил ни в каких собак с деньгами в кошелях.
Он так и не успел в них поверить.
Восемь...
Хуго и Беата всё-таки загнали травника в угол. Хуго, несмотря на всё
своё искусство фехтовальщика, уже был дважды ранен — в ногу и в плечо.
Беата наседала, беспорядочно и торопливо размахивая мечом. Ни один удар
не доходил до цели. Ульрих наконец опомнился, вскочил и бросился на помощь,
забыв что в нападении третий — лишний. Меч травника отбил очередной удар
Беаты, растёкся дымным высверком и Ульрих потерял клинок из виду.
Он его почувствовал.
Девять...
Атака. Выпад. Вновь атака. Финт, удар, защита, выпад. Вновь удар...
Беата вновь открылась — в третий раз, и снова травник задержал удар. «Не
могу», — подумалось ему. Он сам не понимал, что останавливает его руку
с мечом. Остановиться бы, подумать, но — не было времени.
И он опять обрушился на Хуго.
Десять...
Дверь корчмы хлопнула и драка замерла. Беата, Хуго, Вальтер — все смотрели
на собаку, возникшую на пороге. Матиас тихо всхлипывал, забившись в угол.
Травник опустил свой меч.
Одиннадцать...
Ни одни часы на свете не показывают точного времени — все либо спешат,
либо запаздывают, а если по какой-то прихоти это всё же происходит, то
длится недолго.
Часы собора в Лиссбурге запаздывали.
Двенадцать.
Огниво осталось лежать на столе, у погасших свечей.
Травнику не требовалось объяснений. Всё шло так, как он и ожидал. То
была третья собака, сестра двух первых — огромная мокрая тварь золотисто-рыжей
масти, с кошелём в зубах. В том, что кошель набит золотом, Жуга не сомневался.
Он даже знал, сколько там монет — пятьдесят.
Собака посмотрела на Жугу, на Хуго, положила на пол кошель. Ощерила
клыки и двинулась вперёд. Шерсть на её загривке встала дыбом, отблески
каминного огня отразились в огромных зелёных глазах.
Травник двинулся в обход стола, бесшумным мягким шагом. Пальцы левой
руки скользнули за пазуху, нащупали туго набитый кошель. Собака помедлила
и двинулась за ним.
— Не двигайтесь, и может быть, останетесь в живых, — не оборачиваясь,
бросил остальным Жуга. Хуго и Матиас послушно кивнули; Хуго — медленно,
Матиас — быстро и несколько раз. Беата молчала, оцепенев от страха. Угли
в камине почти не давали света, от тлеющей соломы на полу тянуло гарью.
— Я не возьму твоего золота, — сказал Жуга. Собака продолжала идти.
Он достал кошель и бросил ей под ноги. — Здесь твоё серебро и медь. Забирай
и уходи.
Собака не остановилась, медленно и неуклонно приближаясь к столу, где
лежало огниво. Ключ, — вдруг понял травник, — ей нужен ключ. Не для того,
чтобы самой открывать эту Дверь, но чтобы закрыть её навсегда. Когда-то,
кто-то, где-то поставил этих трёх собак стеречь своё богатство. Ослушаться
они не могли. Эйнар сумел заставить их служить себе при помощи своего колдовского
огнива. Но и прежнего приказа никто не отменял. Сокровища надлежит охранять,
а значит, надо их вернуть на место.
Монеты рано или поздно кончатся, и снова кто-нибудь ударит кремнем
о кресало.
Жуга остановился, вложил меч в ножны и взял со стола огниво.
— На, — он протянул его собаке. — Бери. Оно твоё.
Пару мгновений собака смотрела ему в глаза...
Потом подошла и взяла.
Беата, Хуго и Матиас вскрикнули разом. Ослепительная вспышка осветила
тёмный зал, заставив всех невольно прикрыть глаза, а когда все трое проморгались
и опять привыкли к темноте, ни собаки, ни травника в корчме уже не было.
* * *
— Жуга не приходил?!
Рудольф оторвался от созерцания костяных фигурок и посмотрел на Телли.
Мальчишка запыхался, видимо, бежал всю дорогу. За спиной его маячил Рик.
Дракончик выглядел ещё более растерянным, чем его хозяин.
— Явились, безобразники, — с неудовольствием констатировал Рудольф.
Кивнул на доску перед собой. — Какого лешего тебе понадобилось расставлять
эту дребедень?
— Рудольф, Рудольф, погоди, — Телли выставил ладонь перед собой; он
всё никак не мог отдышаться, — постой, дай сперва сказать... Там... Там
эти — Хуго со своей подружкой... в «Красном петухе»...
— Хуго? — Рудольф нахмурился. — Какой ещё Хуго?
— Хуго Шнеллер.
— Не знаю такого. Должно быть, кто-то из молодых.
— Да высокий же такой, длинноволосый! С бровями. Говор у него ещё такой
нездешний...
— А, Баскервиль! — Рудольф откинулся на спинку кресла. — Так бы сразу
и говорил. Так что там с ним?
— Не с ним. Там Жуга. Они там драку затеяли, в корчме, Жуга их всех
порезал... Потом собака прибежала. А Жуга пропал.
— Пропал? — Рудольф непонимающе заморгал. — Постой, постой. Что ты
несёшь? Как так пропал? Куда пропал?
— Да я откуда знаю! — взорвался Телли и забегал по комнате. — Он подошёл
к ней, а потом — ба-бах! — и пропали... и он, и она. Девка в крик, мол,
где они, Хуго свечи запалил, а там только трупы и этот, палёный... Потом
они кошельки подобрали и смылись оба, пока стража не нагрянула.
— Постой, не тараторь. Не пойму никак... Ты что, там тоже был, что
ли?!
— Не, я на крыше сидел... Они к реке пошли, а я за ними до самого причала
шёл, до этой... как её... «Иксар...», «Играс...» Ну, зелёная такая лохань!
Я спрашивал, название забыл...
— «Иггдрасиль»?
— Во-во! — Тил замахал руками. — Что теперь делать, Рудольф, а? Делать-то
что?
Старьёвщик помедлил.
— Ждать, — сказал он наконец.
Взгляд мальчика меж тем упал на доску.
— Рудольф... Ты... трогал что-нибудь?
— А? Трогал. Да. Но они не отрываются. А что, что-то не так?