«Лавка языков»,
из которой никто не уйдет обиженным
В начале 90-х, когда на книжный рынок обрушился дикий ураган переводной
литературы, многие из нас «имели счастье» наблюдать интересное явление.
Берешь в руки книгу знакомого автора, открываешь: а имена главных героев
совсем другие! Да это что, тогда же, помнится, вышла книга Майкла Крайтона,
автора «Парка юрского периода» -- так вот, Крайтона там именовали Мишелем
Кричтоном! Что уж говорить о десяти романах Роджера Желязны, которые входили
в цикл «Янтарные хроники» -- они же «Хроники Эмбэра», они же «Хроники Амбера»...
Чтение таких книг становилось детективным расследованием: читателю поневоле
приходилось догадываться, кто под каким именем скрывается, в какой город
отправились главные герои и так далее.
Кстати, очень часто переводчики в подобных «извратах» не виноваты.
Для того, чтобы получить текст на русском, достаточно перевести его иноязычную
версию в электронную форму да запустить программку-переводчик. И не нужно
сомневаться: читатель проглотит, никуда он не денется!
А как же те переводчики, которые стремятся не подстрочно отобразить
текст, а наиболее полно донести все его смысловые уровни, «не расплескав»
при этом «ані титли, ніже тії коми»? К счастью, с некоторых пор
читателю есть куда сбежать от непорядочного издателя -- в Интернет. Здесь,
правда, существует своя беда: ведь каждый-всякий при желании может выложить
в сеть всё что угодно. Поэтому без «цензуры на качество» никак не обойтись.
В этом отношении одним из лучших собраний русскоязычных переводов является
электронный альманах «Лавка языков». Тут публикуются различные переводные
работы, как правило, -- тех авторов, которые на бумаге на территории стран
бывшего СССР еще не печатались. Хотя, несомненно, заслуживают этого.
Итак, сегодня наш гость -- инициатор возникновения альманаха и его
постоянный редактор, переводчик Максим
Немцов.
-- Идея «Лавки языков» возникла у Вас в
результате желания бросить вызов «Иностранной литературе» или?..
-- Скажем так: идея криптоиздательства Speaking In Tongues существовала
задолго до своей реализации в сети. Примерно с тех пор, как я понял, что
время идет, а книг, которые хотелось бы прочесть на русском языке, почему-то
больше не становится. Примерно тогда журнал «Иностранная литература» перестал,
в моем представлении, выполнять свою миссию, заявленную больше 60 лет назад
Отцом Матери, и превратился в плохо сшитые по корешку пачки довольно посредственно
выполненных текстов. Бросать вызов же я мог только самому себе, решив как-то
раз, что написанное на одном языке всегда можно воссоздать и на другом,
а стыдливые отговорки иных посредственных переводчиков: «непереводимая
игра слов», -- не что иное, как продукт их душевной лени и наследие пресловутой
«советской школы перевода». Долгое время криптоиздательство Speaking
In Tongues материально выражалось в одной творческой единице и пишущей
машинке «Любава». Потом примерно в одно время произошло две вещи: появилась
возможность осуществить этот проект в сети (благодаря поддержке и желанию
хозяина сервера Oriental WebЕвгения Никитенко)
и возникло жанровое определение проекта -- «Лавка Языков».
С тех пор, с июня 1996 года, эта метафора -- букинистического магазина
или книжного развала -- неуклонно осуществляется. Насколько я понимаю,
«Иностранная литература» продолжает пребывать в своем временном
измерении. Так что, мне кажется, мы с ними -- даже не в одной системе координат.
-- Ваши литературные пристрастия -- насколько они влияют на содержание
«Лавки»?
-- Speaking In Tongues стал довольно значительной частью моей
жизни, плохо это или хорошо. Один из принципов существования «Лавки» --
подходят все тексты, кроме скучных и плохо написанных. Но публикуя ту или
иную работу, я практически никогда не иду поперек своих вкусов, осознавая,
что если текст не отвечает каким-то моим представлениям о литературе,
это не значит, что «книга не найдет своего читателя». Я стараюсь быть терпимее
в применении каких-то своих критериев, в первую очередь потому, что Speaking
In Tongues -- это скорее полигон, нежели витрина.
-- Если можно, конкретизируйте все-таки, каковы же Ваши критерии
и принципы?
-- Мне, конечно, бы не хотелось производить впечатление человека, уходящего
от ответа, но поверьте -- часто это какие-то практически неощутимые вибрации,
исходящие от того или иного текста. Мифологизировать работу редактора тоже
не входит в мои задачи, но часто освоение текста происходит на некоем подсознательном
уровне -- то есть, я не смогу никогда Вам объяснить, почему та или иная
фраза режет мне слух. Хотя речь, конечно, о другом. Ну, например, поэтические
тексты со значением, скорее растворенным между знаком и значимым, нежели
напрямую называемым ими, я сейчас люблю больше, чем, скажем, два года назад,
а тексты, где слишком много грамматики, не могу читать вообще. Энергетика
строки мне всегда нравилась, как, собственно, и честность поэта, в первую
очередь, -- перед самим собой.
Бывает и так, что в некоторых случаях я не могу согласиться с трактовкой
того или иного текста переводчиком. Если позволяет время и есть обоюдное
желание довести текст до оптимального состояния, мы с таким автором работаем.
Общение автора и редактора -- достаточно интимный процесс, поэтому, кстати,
у меня вызывают некоторую брезгливость публичные обсуждения и разборы сырых
произведений на некоторых наших литературных сайтах.
-- «Небуквальный перевод» -- понятие достаточно расплывчатое...
-- Как и всё, что угодно. У хорошего владивостокского поэта Юрия
Кабанкова в книге «Камни преткновенные»
есть такие строки: «Я Богу -- лишь станок копировальный...»
-- Странно получается: «небуквальный» -- и «копировальный»...
-- Я всего лишь хотел сказать, что не имеет значения конкретный род
деятельности -- переводите Вы разговорную прозу или академическую поэзию,
пишете историко-сентиментальные романы или аскетичные хайку. То есть, если
Вы овладели искусством управления пальцами, то, что вы лепите ими, можно
называть как угодно. Точка приложения Ваших усилий значения уже не имеет.
Так что, на мой взгляд, -- определение достаточно точное.
-- Я где-то слышал, что переводы одного и того же произведения мужчиной
и женщиной отличаются друг от друга. Правда ли это?
-- Смешно. Как тогда быть лицам альтернативно одаренным, фолликулярно
озадаченным или оптически ограниченным?
-- Как и всякое «дитё», «Лавка языков» растет. За счет чего происходит
этот рост, откуда берутся новые переводы?
-- Видимо, такое количество организованного хаоса, сконцентрированного
в одной точке, не может не привлекать к себе людей, слышащих музыку этого
хаоса. Много работ мне присылают сами авторы и переводчики. Кто-то отыскивает
свои старые работы, погребенные в ящиках столов и на антресолях. Кто-то
только начинает пробовать себя в переводе. Вероятно, некоторым людям, считавшим
перевод занятием если не зряшным, то достаточно непрактичным, становится
видно, что их работы прочтут и оценят. Мне кажется, это важно, ведь в нашей
стране переводчики -- как и, например, архитекторы -- всегда нужны были
лишь потенциально.
-- Кроме собственно переводов, в Вашем электронном журнале есть
раздел, где размещены работы современных русскоязычных писателей. Что стало
причиной отклонения от выбранного журналом направления? Да и отклонение
ли это?
-- Я бы не осмелился все-таки назвать Speaking In Tongues журналом
-- для этого в нем слишком мало исполнительной и идеологической дисциплины:
каких-то определенных графиков выпуска номеров, проведения «генеральной
линии» и прочего.
К тому же, я не считаю это «отклонением от курса» -- хотя бы просто
потому, что как такового курса не существует. Ведь фраза «небуквальный
перевод» в названии -- не курс, а вынужденное пояснение.
Есть просто процесс биологического функционирования мыслящих организмов,
которым свойственно выделять секреции слов -- как слюну, пот, кровь, слезы...
Это естественный процесс...
Что касается оригинальных произведений -- да, я несколько более избирателен
при их чтении, и раздел этот, видимо, неспроста стал называться «Голоса»:
для меня наличие у автора своего, уникального голоса важнее, наверное,
каких-то родовых или племенных признаков текста. Помимо новой литературы
Владивостока, есть имена, которые мне просто очень близки, и я горжусь
тем, что эти авторы предпочитают публиковаться в «Лавке Языков».
-- Какие еще существуют разделы в Speaking In Tongues, кроме
«Голосов»?
-- Основные разделы, как видно по титульной странице, представляют
скорее прозу («Строки»), преимущественно поэзию
(«Рифмы»), несколько драматургию («Сцены»),
немного визуальных искусств («Образы»), слегка
описательно-теоретические работы («Штудии»).
Есть еще разделы Антиквариата, Архивов
и Связок.
К тому же существует раздел «Guided by
Voices» -- на мой взгляд, очень хорошая площадка для тех, кому
одного языка мало. Чтобы не пускаться в долгие рассуждения о разности теоретических
и практических подходов к художественному переводу в России и, скажем,
в тех же США, скажу только, что частные мотивы людей, считающих нужным
переводить на английский (к примеру) стихи Иосифа Бродского, Роберта Рождественского,
А.С.Пушкина или Ольги Родионовой, могут быть совершенно разными, но объединяет
их одно: любовь к своему ремеслу и преданность выбранным авторам.
-- «Лавка» -- проект заведомо некоммерческий. Что же позволяет ей
держаться на плаву?
-- Единственные «спонсоры» Speaking In Tongues -- это сами авторы
и переводчики, без которых все это было бы невозможно делать. И небольшая
группа людей, которым почему-то это интересно: издатель Евгений Никитенко,
уфимский художник Игорь Мадьянов
(«Mad Yang Designs»), создавший
нынешнее оформление сайта, люди, помогающие мне советами по техническому
осуществлению проекта, -- Сергей
Лицуков из Владивостока и Алексей
Шеремет из Перми, люди, которые делятся мнениями о прочитанном, предлагают
варианты оформления, пишут статьи, романы, рассказы и стихи, переводят
книги...
Да и «держаться на плаву» не представляется мне точным термином: смею
надеяться, мы отнюдь не тонем.
-- Ваше издание -- коллекция. А какие переводы «Лавки» Вы считаете
наиболее интересными ее экспонатами? И какие книги мечтали бы в будущем
перевести/выложить в «Лавку» в переводах других авторов?
-- Мне дороги все авторы, которым интересно публиковаться в «Лавке»,
и, конечно же, у меня в голове складывается некий «рейтинг», но едва ли
было бы уместно давать здесь выход моим персональным пристрастиям. Среди
моих личных последних открытий в мировой литературе: современный австрийский
поэт Эрнст Яндль, австрийский прозаик Герхард
Рот, американский писатель и переводчик Гай Давенпорт...
А только мой список того, что хотелось бы успеть сделать за
всю жизнь, занимает два листа убористо напечатанного мелким кеглем текста.
Сейчас, например, это тексты Анны Глазовой (с русского)
и Гая Давенпорта (на русский). А из более долгих проектов -- романы Ника
Кейва «И узрела ослица ангела» и Джона Кеннеди Тула «Сговор остолопов».
-- А какие вещи выделают сами читатели?
-- Никаких рейтингов я не веду. Зато в июле этого года мы провели маленький
эксперимент, когда три переводчика работали с одним текстом, и мы публиковали
три перевода анонимно. В результате оказалось, что даже читатели с приблизительно
одинаковыми демографическими данными (возраст, происхождение, образование,
вид деятельности) ценят в тексте совершенно разные свойства.
Поэтому даже приблизительно предсказывать, что именно понравится в
каждом следующем нашем выпуске, я не возьмусь. Иными словами, каждый находит
в «Лавке» что-то для себя -- и я очень верю, что никто не уходит обиженным.
-- И напоследок. Насколько я знаю, журнал существует в Интернете
уже три года. А есть ли для него реальные перспективы хотя бы частично
воплотиться на бумаге?
-- Конечно. Сейчас мы регистрируем реальное издательство «Лавка Языков»,
и первая книга уже уже вышла - это сборник стихов и философской прозы Юрия
Кабанкова «Камни преткновенные».В наших планах -- издание романов и рассказов
Чарлза Буковски, романов Роберта
М.Пёрсига и Джона Фанте, рассказов Раймонда
Карвера, стихов Тавары Мати, фотографий
Михаила Павина и Глеба Телешова.
Кроме этого, многие работы, впервые появившиеся у нас, публикуются периодическими
изданиями и другими издательствами, а с некоторыми сейчас ведутся переговоры.
Хотя, конечно, общее качество книгоиздания в этой стране особого оптимизма
не внушает.
С другой стороны, когда для настоящей литературы были благоприятные
времена?