0
I
II
III
IV
00

Картина Первая

Людские пещеры ещё не далеко, дым родного становища, как ему и должно, приятно туманит горизонт и запоздало щекочет гортань и носоглотку. Но - увы, или наоборот - ура, я удаляюсь от них куда-то и резвая лиса моя с рыси переходит на галоп. Зорко обозреваю окрестности, подставляя лицо терпкому шершавому ветру путешествий (куда бы он ни дул), лущу кунжутное семя, считаю ли стаи ворон - всё-то мне радостно.

Беглыми взглядами моими минута за минутою рисуется окрестный пейзаж, и после города, который уже окончательно скрылся вдали и мне изрядно поднадоел, вид сей волнует меня неизмеримо...

Пространства вокруг - восхитительные пространства без конца и края - всё ж полны торных путей - трактов, дорог, тропиночек - но относительно незаселены. Людей не видно, по крайней мере на первый взгляд, однако же создаётся ощущение, что рука человека приложилась тут ко всему. Всё рукотворно - всё создано кем-то, и если не по общему плану, то, в равной мере, невыразимо согласованно.

Самый распространенный элемент здешнего ландшафта - камень, насильно кубизированный истеричными ударами умелых в этом деле индивидов. Диву даёшься, глядя на то, как гранитные монолиты и их обломки коварно высовываются из-под земли повсюду группами или поодиночке, а иногда даже сидят друг на друге. Однако, общая композиция, лишенная на первый взгляд всякого смысла, столь хаотична, что неминуемо притягивает взор.

Ах, верите ли, так увлекательно пытаться прочитать и интерпретировать (хотя бы по Фрейду) знаки, в которые складываются все эти глыбы и глыбищи с высоты лисьего прыжка, мгновенно оценивать и решать партию в мегалитические шашки (любимую игру китайского императора У), находить путь в сём изощрённейшем лабиринте по случайным ориентирам - уютным скамеечкам, кучкам костей, чахлым деревцам.

А как хорошо думается о вечном, какие глубокие, полные смысла и аллегорий сны видятся здесь в тени замшелых валунов, равно как и под ласковым солнцем на ложе из душистых трав (но, увы, в этих местах еще не встречаются ни дарвалдай пурпурный, ни антониев цвет, столь ценимые некоторыми любителями неожиданных чувств и невозможных воспоминаний).

Немного о людях - они здесь приветливы, но любят уединение. Махать вам издали ручкой, одновременно бросая взгляды умопомрачительной ласковости - любимое их развлечение. Попытки же контакта кончаются, в сущности, ничем - хитрованцы нагло прячутся куда-то или убегают. Общительны лишь безденежные негодяи, предлагающие каждому встречному-поперечному фигурно обтесать камень или выкопать яму любого размера, как в ширь, так и в глубь. Но водить с ними знакомство без веских причин - себе дороже.

Именно эти загадочные существа являются носителями специфического местного юмора и в полной мере воплощают в себе удивительную философию существования средь камней, говорящую о том, что все мы необратимо и трагически одиноки во Вселенной, а окружающие - не более чем источник всевозможных проблем и неприятностей, а также денег и других жизненных благ.

* * *

Увидев чахлый костерок и трёх патлатых личностей вокруг него, я неожиданно решил напроситься к ним на чай и шепнул лисе на ушко: «Спускайся, лапочка, отдохнём немножко». Лиса ни слова не говоря мигом ссадила меня и в три прыжка исчезла за ближайшими валунами, дав на последок такой знак - «мол, свисни, если понадоблюсь». Подхожу к ним медленно, ещё издали начинаю улыбаться, достаю из кармана намеренно припасённые для таких случаев крепкие папиросы. Трое у костра умолкают, но смотрят на меня в общем-то дружелюбно, странно перемигиваясь при этом - не дым ли щекочет и щиплет им глаза? Посмотрим на эту сцену со стороны:

Я (заискивающе): Братва, пустите погреться.

Ко мне поворачивается обросший донельзя верзила в ватнике нараспашку и рваной футболке с надписью «Snowman».

Верзила: Давай, корешочек, давай... падай сюда на камень. Брюква, подвинься!

Брюква (усохший и осунувшийся толстячок в старой шинели): Не брюква, а Брюквенник, слышь ты, Крысомор - глупая рожа, прозвище моё благородное - не как у тебя. Папаша мой, царствие ему небесное, служил шеф-поваром у самого господина Исрафиля и фирменное блюдо у него было брюквенный суп...

Крысомор (ехидно передразнивая слащавые интонации Брюквы): Ой, да ты замолчи, надоел совсем, а папашка твой наверно мусорщиком был - за мусорами убирал...

Брюква (Крысомору): Ах ты... елдырник хренов...

Крысомор (Брюкве): Оскомину набил, своими...

Брюква (Крысомору): Вот я тебе сейчас набью...

Крысомор (Брюкве): Набей, чучело, набей...

Третий (сухонькое, невзрачное существо - то ли старушка, то ли старичок, помешивая тёмное варево в котле): Мальчики, хватит cсориться. Счастье в дом - отворяй ворота, не проворонить бы. Брюквочка, душка, хочешь жить - умей вертеться, когда попросят...

Брюква (понимающе): Тихо, Коза, понял я - не дурак... Налей-ка супу мальчику.

Я (с недоверием глядя на их суп): Спасибо, братцы, я уже завтракал сегодня, не хочу...

Крысомор (с подъёмом): Не, ты садись, мужик. Супчик наш неплох - серая крыса, мох, три воробья...

Брюква: Шутка, хе-хе...

Крысомор (продолжая): жаба, дохлый уж, чертополох...

Брюква: Шутит он у нас так... ты его...

Крысомор: вода из ручья...

Коза (примирительно): Ну это, лапочка, так и есть, а в общем, как всегда - рагу из того, что поймал Крысомор - не крысы, конечно, а так - рыбки... э-э... птички...

Крысомор (глядя мне прямо в глаза и преданно улыбаясь): Не волнуйся, парень, всё будет хорошо, лучше просто некуда...

Коза (протягивая мне тарелку с супом): На, покушай, миленький, для тебя готовил, старался, не обижай старика...

Брюква (с фальшивым удивлением убегая куда-то в сторону со сковородкой в руках): Ой, птичка, птичка...

Крысомор: Ух ты, удача привалила, нравишься ты мне парень... чтобы не сказать больше... люблю тебя, дурилка, чудилка...

Брюква (пыхтит у меня за спиной): ой, птичка, курочка, кукушечка...

Я (подозревая что-то неладное): Мужики, вы что...

Мощный удар обрушивается на мой затылок. Боль пронзает меня насквозь. Сознание меркнет.

Когда я прихожу в себя, то чувствую, что крепко связан. Стемнело, светит луна - я лежу в расщелине между валунами - мне холодно и неудобно.

Невдалеке слышится такой разговор:

Коза: Ну что, сварим или зажарим на вертеле?

Брюква: Насладимся...

Крысомор: Нет уж, сперва помучаем - денег у него всё равно нет!

Тут я понял, что больше мне делать в этой компании нечего, и засвистал (получилось это далеко не сразу). Лиса мигом прискакала, разорвала хитрованцев в клочки, чем и спасла меня от плена и позорной участи. Размяв затекшие члены, я залихватски вскочил на лису.

Путешествие продолжается. Под крики, стоны, стук каменотёсных инструментов и заунывные песни несёмся мы над хаотичным нагромождением глыб - не Мамай ли тут куражился на досуге. Нет, не Мамай.

Уверен, что вдумчивый читатель понял наконец, что так упрямо живописует моя не всегда внятная по вполне понятным мне причинам речь.

Эти прохладные, затаенно-приветливые пространства, радушно предлагающие всем свой незатейливый приют - отнюдь не сад камней - лебединая песнь эксцентричного японского миллиардера, и не мастерская, а также выставка и, по совместительству, склад никем так и не оцененных работ Академии Монументального Авангарда и не площадка для игры в кубики молодого Гаргантюа.

Это - кладбище, где с давних времен мы привыкли хоронить своих дорогих мертвецов, и каждый камень здесь - могилка. А уж коллективная она или индивидуальная, богато и с толком сделана или уж попросту, без затей - зависит от благосостояния и относительной незанятости в общеобязательных государственных мероприятиях соорудивших ее аборигенов.

Так повелось от Самой Первой Могилы, выкопанной в ста шагах от Первого Шалаша под бдительным руководством Архангела Гавриила Адамом, с непривычки убившим на это дело почти целый день. Захоронения впервые удостоилась любимая кошка Евы. Могила не сохранилась.

С тех пор одновременно с ростом поселения стало увеличиваться и кладбище. Однако, если живых сначала было больше чем мертвых, так что кладбище оставалось невелико, а становище уверенно расползалось вширь, то потом, с течением времени, положение выправилось. И сейчас оно таково - жизнь тварей в дольнем мире бренна; город возник, имеет бытие, а может быть и будущее; кладбище же - вечно, процветает и продолжает тучнеть. Каждому практично мыслящему человеку ясно, какова тенденция развития.

Сужденье сие отнюдь не отвлеченно, ибо все мы видим - хоть город наш и велик (не всякий решится пройти его из конца в конец), кладбище, окружившее нас со всех сторон, настолько велико, что даже страшно подумать.

Мне - не обремененному излишней гордыней существу - несложно признать, что подобное мироустройство не в полной мере разумно, зато оно есть - а этому можно порадоваться. Что же до трудностей, усталости и тошноты, возникающей время от времени по таинственной для нас причине - то без них, мне кажется, станет совсем скучно и одиноко. Что тогда скрасит наше существование! Что придаст ему смысл? Будем же беспристрастны по мере сил и желаний - чем бы ни показалось это место постороннему наблюдателю (а кто из нас таков?) - мы здесь живем и, как подсказывает мне интуиция, будем жить (пока не умрём) дальше - значит, нет резона огорчаться по этому поводу. По крайней мере сейчас.

Засим, продолжим...

* * *

Всем известно, что мест, пригодных для жилья, чрезвычайно мало, из-за чего постоянно приходится сносить старые могилы и на их месте строить дома. Естественно, что и для захоронений пространства уже не хватает. Вблизи поселения могилы стоят настолько часто, что камни, их обозначающие, громоздятся друг на друга в несколько слоев, образуя иногда крайне нестабильные конструкции. Многие погребальные процессии были придавлены обвалившимися глыбами только потому, что заплатили большие деньги очередному ловкачу, обещавшему поместить новый могильный камень на самый верх одной из близнаходящихся пирамид. Поделом! О времена, о нравы! Ни в коей мере не приветствуя идею неотвратимого возмездия за грехи, я всё же верю в существование Справедливости, а если не Справедливости, так Божественной Случайности, выражающей движения Всеобщего Порядка или уж, на худой конец, во что угодно, будь то естественный отбор или демографическая политика правительства - лишь бы была хоть какая-нибудь видимость контроля и разумного планирования бытия и морали. Ничто в этом мире не случайно, и тем более нет случайностей здесь, где всё до предела насыщено заблудшими душами - ведь не все же попадают в рай. Писания говорят, что достоин вечного блаженства лишь тот, кто похоронен по всем правилам, согласно обряду.

Если родственники умершего достаточно богаты и добропорядочны, чтобы следовать традициям, им приходится снаряжать настоящую экспедицию для перевозки скорбных останков через все кладбище к его границе (традиция не одобряет захоронение мертвецов друг на друге, что неизбежно вблизи от города). Исход этого предприятия крайне неопределен - многомесячное путешествие по пересечённому пространству, необходимость везти с собой весь запас пищи и питья (на потребление околомогильных животных, растений, а также источников вод наложено табу), сумасшедшие маньяки и разбойники, подстерегающие на каждом шагу, гробокопатели-искусители - всего и не перечислишь.

Вот что написано по этому поводу в «Уложении о покидающих и ущемлённых»:

  1. Душа умершего должна неотступно следовать за телом до тех пор пока оно не упокоится, не отвлекаясь на бесцельные разговоры или драки с духовными сущностями своих прежних знакомых, а также духами ветра, земли, вьючных животных, драгоценных камней и початков кукурузы.
  2. Тело умершего должно, елико возможно, воздерживаться от разложения до тех пор пока не будет окончательно скрыто от посторонних глаз. Если самому ему это не под силу, оно должно прибегнуть к помощи бальзаматора искусного в своём ремесле или монаха - заклинателя мух.
  3. Колокольчики на повозке должны мелодично звенеть, умиротворяя злодеев и прокаженных.
  4. Панегиристы и менестрели в праве требовать двойное довольствие. Оплата носильщиков почасовая.

Помню, как однажды, соблазнившись большими деньгами, я нанялся плакальщиком в богатую погребальную процессию одного важного государственного чиновника (имя не помню), по слухам имевшего большое влияние при дворе. Почти сотня совершенно разных людей, мы около месяца тащились к ближайшему свободному от могил местечку кладбища. В первый же день все перессорились, во второй день - передрались. Через неделю - безнадежно запили, полюбили друг друга и с тех пор так и ходили в обнимку. Я же, первое время добросовестно и бодро выкрикивая: «Ой-е, ой-е, на кого ж ты нас покинул, батюшка!!!», быстро сорвал голос так, что даже кратковременное хриплое рыданье (минимальная обязанность любого плакальщика) удавалось мне с трудом. Затем я сломал ногу, защемившись между двух поросших предательским мхом глыб, и был вынужден ехать вместе с покойником. А потом заболел дизентерией (ладно хоть не холерой). Некоторые подробности этого путешествия я так и не забуду никогда, но вам - не расскажу, как ни просите. Да, еще, находясь в погребальной процессии нельзя убивать комаров, ибо считается, что душа умершего может на время в них вселяться и таким образом путешествовать вслед за телом...

Всё это тяжело, ох как тяжело, зато и справедливо. Не перевелись еще смельчаки - кладбище-то продолжает расти. И будет так, до тех пор, пока все живые не умрут, а все мертвые однажды не воскреснут, не вылезут из могил и, забравшись на камни свои, не обратят обезумевшие от радости взоры вверх. Что будет дальше - никто не знает...

* * *

Вообще, с кладбищем у меня связано много воспоминаний. В детстве все мы, смотря по сезону, бегали на кладбище кататься на лыжах, собирать подснежники или ловить ящериц. Можно было не бояться - вблизи от города маньяки встречались достаточно редко.

Расскажу вам, как однажды я пошёл на кладбище, чтобы принести жертву Королю Земляных Червей - у нас в школе существовала такая легенда. Пугая друг друга, по вечерам мы часто рассказывали про Короля:

- Если хочешь получить ответ на любые три вопроса, - говорил Петька, - пойди к Королю Земляных Червей.

- Как это? - спрашивал я, делая вид, что ничего не знаю об этом.

- Я тебе расскажу, - торжественно шептал он, - пойди ночью на кладбище, как можно дальше, залезь в склеп, палочкой вырой ямку...

- Подходит только осина, - встревал Алёшка.

- Сам знаю, - недовольно ворчал Петька и продолжал, - уколи палец и капни в ямку три капли крови... а потом скажи: «Король Земляных Червей - приди за кровью моей, её слизни - меня не тронь».

- Тут всё как задрожит, - волнуясь, перебивал его Алёшка, - прямо из ямки высунется вот такая (Алешка разводил руки в стороны) голова червя, откроет он свою пасть с вот такими зубами (он показал) и захочет тебя съесть...

- Да, так и будет, - продолжил Петька, - но ты не бойся, а скажи: «Эту кровь не я хороню, а хоронит Святой Гавриил...» - червяка испугается и тебя не тронет... вот тут-то и можно задавать ему три вопроса - но не больше, иначе он рассердится... страшно?

Один раз я был сердит на Петьку и во время этого рассказа высмеял его:

- Это всё враньё, детские сказки... а ты дурак, что их повторяешь (естественно, на сто процентов я не был в этом уверен)...

- Ты просто боишься, - обиделся он, - слабо тебе пойти на кладбище и спросить у червя, где мой отец... (тот пропал без вести на одной из последних войн) - трус, трус - бабий арбуз...

- Сам ты трус, - закричал я, - вот и спрошу...

Сказав это, я понял, что обратного пути нет - придётся идти к Королю Земляных Червей...

Вечером, собирая меня в дорогу, Петька (он уже был не рад, что подбил меня на это рискованное предприятие) сказал:

- Может не надо, ну его, этого червя, не ходи уж...

- Нет, - ответил я, гордый своей решимостью, - я ничего не боюсь...

С окраины города, куда мы доехали на трамвае, я направился прямиком вглубь кладбища. Подступали сумерки.

- Если что, ты его фонариком слепи, - шептал мне Петька на прощанье, - они, черви-то, света не любят, ещё, говорят, можно плеснуть на них керосином... Может, не пойдёшь?

- Пойду, - упрямо твердил я, - мне не страшно...

Страшно мне стало, когда последние дома скрылись за спиной. Как назло, вокруг никого не было. Я так надеялся, что вдруг появится какой-нибудь кладбищенский сторож или проводник, спросит: «Что ты тут делаешь, мальчик?», и отведёт меня домой. Но нет! Никто не показывался, я же шел всё дальше и дальше... Стемнело. Я весь дрожал. Вдруг я увидел, что дверь склепа, который в тот момент находился передо мной, была слегка приоткрыта.

- Всё, больше никуда не пойду, - подумал я, - все равно ведь Короля Земляных Червей нет (от его имени мне стало не по себе)...

Превозмогая себя, я широко открыл ветхую дверцу (она заскрипела) и нырнул во тьму. Впереди послышался шорох. Ужас сдавил меня со всех сторон - я не мог ни закричать, ни сделать хоть какое-нибудь движение. Всё застыло в диком внутреннем вопле.

- Не бойся, милая, это только ветер, - донёсся до меня сдавленный шёпот. Впереди, в дальнем углу, завозились и засопели. Не знаю как, в кромешной тьме я увидел два мерно качающихся тела, немыслимо переплетённые друг с другом. Силы вернулись ко мне - с криком я выскочил наружу и побежал по тропинке обратно - по направлению к городу. Меня рвало...

* * *

Забавная история.

Впрочем, я увлекся - всего-то ведь не расскажешь - да и лиса моя, не знающая усталости, уже проделала путь, надолго заполнивший бы немудреный досуг простого странника, пешком решившего пересечь этот полный тайн и опасностей край.

Вдали уж забрезжил новый ландшафт.

Вперед же, вперед!!!

* * *

Однако же, нет. Мне пришла охота рассказать вам одну из тех занимательных историй - сказок, сообщаемых лисой вашему покорному слуге на сон грядущий всякий раз, когда стемнеет. Она знает чрезвычайно много рассказов, баек, притч и всегда (не без умысла) снабжает меня теми, которые имеют хождение в местности, распростершейся под нами в данный момент. Итак...

Кладбищенская сказка под названием
«Без труда не вытащишь и рыбки из пруда».

Однажды некий человек пошёл продавать валенки, но не потому, что он был торговец или искатель новых ощущений. Он был рыбак, однако обитатели вод уже давно перестали обращать внимание на его старые ржавые крючки. Дело в том, что он жил в очень прогрессивной местности, где все инстинктивно сторонились вещей, лишившихся с течением времени лоска и белизны - рыба там ловилась исключительно на модные и блестящие снасти.

Жена человека роптала. Особенно всякий раз, когда он возвращался домой без добычи. И вот рыбак, несказанно утомлённый всеобщим непониманием, напряг свой ум и понял, что можно продать что-нибудь ненужное (а этой вещью, несомненно, были валенки - на дворе стояло лето) на рынке и выручить много денег.

В базарный день он с утра до вечера бродил меж рядами торгующих, молча, но убедительно предлагая свой товар всякому, кто бросит на него свой озабоченно-хитрый взор. А таких находилось немало, но зима была ещё далеко, а мысль о необходимости приобретения валенок могла появиться жарким летним днём лишь в разгоряченном незримыми баталиями мозгу гроссмейстера и стратега. Но, хоть богата наша земля стратегами, валенок никто не покупал.

Отчаявшись продать ни ему, ни другим, как выяснилось, ненужный предмет, наш рыбак хотел уж было ни с чем отправиться домой, как вдруг заметил низенького крестьянина в сапогах и с большой пенковой трубкой во рту, который пристально на него смотрел.

- Чего надоть, папаша? - спросил его рыбак.

- Да ничего, вот только от валенок твоих глаз оторвать не могу, больно уж они мне приглянулись, - печально ответил крестьянин, сплевывая в придорожную пыль.

Рыбак возликовал в душе и осторожно направился навстречу неизвестно откуда появившемуся покупателю. Но радость его, как мы скоро увидим, была преждевременной, ибо под личиной этого крестьянина скрывался дьявол - коварный враг рода человеческого.

Надо вам сказать, что рыбак наш не отличался истинным благочестием, в церковь не ходил, лба не крестил, когда должно, а жена его, хоть слыла в миру женщиной доброй и работящей - пищу готовила не благословясь.

Вот дьявол, уже давно таивший в черной душе своей коварные планы, и говорит рыбаку:

- Денег я тебе дать не могу - не жалует меня нынче судьба-лиходейка, но если возьмешь мои сапоги да вот гармошечку ещё губную, то, считай, будем в расчёте. Сапоги-то - новые - всего два раза ношены, но жмут, да и фасон не мой. А гармоника - так, в придачу - больно уж хороший ты человек.

Подумал рыбак, подумал, да и согласился. Забирает он у дьявола сапоги и приходит домой.

- Ну что, принёс ли ты денег, - ехидно спрашивает у рыбака жена, выгребая золу из печи.

- Нет, - отвечает он, - не принёс, зато сменял старые валенки на блестящие сапоги и губную гармошку, по какому случаю сейчас и сыграю тебе на ней, как смогу.

- Ах ты, мужик-лапотник, деревенщина, - ласково, но грозно говорит ему жена, - и денег не принес, и валенки мои любимые промотал. Иди, продай сапоги и без денег не возвращайся.

Назавтра идёт рыбак продавать сапоги, весь день ходит без толку (должен вам сообщить, что мода тогда была на сандалеты в греческом стиле с кованой застежкой в виде Амура и Психеи, которыми прямо таки завалил окрестности неведомо откуда заезжий коммивояжер), а под вечер появляется вчерашний крестьянин и как самовар несёт в вытянутых руках новенький светофор.

- Не в прок мне пошли твои сапоги! - шипит рыбак вместо приветствия, - может, выкупишь их у меня или хоть валенки обратно отдай, не сам прошу тебя - жена велела.

- Валенки твои я уже продал, деньги пропил, - спокойно отвечает ему крестьянин, то есть дьявол, - а сапоги могу сменять... вот хоть на светофор. Бери, пока я добрый, пользуйся, поминай добром, а не лихом.

Видит рыбак, что делать нечего, берет у дьявола светофор и понуро бредёт домой.

- Ну что, принёс ли ты денег, - сердито спрашивает у него жена, - а если не принёс, то зачем держишь в руках этот бесполезный агрегат.

- Я сменял его на сапоги, - с энтузиазмом отвечает ей рыбак, - можно поставить его во дворе, и тогда корова будет знать, когда её черёд выходить за ворота, а когда ей должно, наоборот, подождать, чтобы не затоптать кур и гусей.

- Ах ты, глупый мужик, дурья твоя башка, - кричит жена, - и денег не принес и сапоги променял - а их можно было носить да носить. Не по моде, зато практично, у тебя ведь совсем осенней обуви нет. Иди же, продай этот дрянной светофор и без денег не возвращайся.

Назавтра рыбак идёт на базар, весь день ходит без толку (кому нужен светофор, если в деревне всего две телеги, а одна из них и вовсе без колеса). И вот под вечер появляется давешний крестьянин с огромной картонной коробкой в руках.

- Не нужен мне твой светофор, - еле шепчет смертельно уставший рыбак, - да и никому он здесь не нужен.

- Ладно, - сразу соглашается с ним крестьянин, который на самом деле был дьяволом, - я заберу твой светофор и, уж будь спокоен, сумею его выгодно продать - да, да - у меня, знаешь ли... талант определённого рода. А тебе, бедолага, взамен дам то, что у меня в коробке.

Он раскрывает картонную коробку, и видит рыбак, что там штука лежит квадратная, массивная - кнопочки блестят, лампочки мигают, внутри что-то пыхтит - видно процесс какой-то сложный там проистекает - в общем, не машина, а загляденье.

- Это микроволновая печь на солнечных батареях, - объясняет ему дьявол, - вещь, несомненно, в хозяйстве полезная. Тут уж и ты будешь доволен, и жена твоя.

Рыбак, не задумываясь, хватает коробку и ну бежать домой. А дома жена спрашивает у него:

- Ну что, принес ли ты денег? Мелочью что ли тебе дали, что целую коробку несешь или ассигнациями? На паперти поди стоял, медяки собирал?

- Нет, - гордо отвечает рыбак, - микроволновую печь принёс на солнечных батареях - сейчас мы в ней картошку запечём.

Выносят они печь на улицу, садят в неё картошку, а печь-то не печёт.

- Ах ты, обалдуй, бедолага непутевый, - стонет жена, - не знаешь ты что ли, что в наших местах солнца отродясь не бывало - всё тучи да тучи - вот печь и не печёт, мощности не хватает. Иди, продай этот гадкий механизм и без денег не возвращайся! Терпенье моё на исходе!

Назавтра рыбак снова идёт торговать, ходит по рынку с утра до вечера без толку, и за час до закрытия появляется дьявол в образе крестьянина.

- Что-то ты на базар зачастил, - ехидно говорит дьявол рыбаку, - всё, что в руки тебе попадёт, продавать несёшь. Экий же ты привереда, ну чем, скажи, тебе микроволновая печь негодна оказалась - вещь ценная, не у всякого в хозяйстве найдётся.

- Ценная-то, ценная, - угрюмо отвечает рыбак, - да толку от неё мало. А коли ценная для тебя, так купи.

- Купить - не куплю, - подъезжает к нему дьявол с уговорами, - но поменяю (в общем, песенка-то нам уж известная).

И выкатывает тачку. А там коробки, коробки, коробки, и написано всё не по-нашему.

- Монтажный комплект профессиональной телевидеоаппаратуры стандарта BetaCam, - гордо говорит дьявол, - многие миллионы стоит. Бери, а печку мне отдавай - я в ней носки сушить буду и полотенца.

Совершает рыбак обмен, а сам думает: «Ох не к добру всё это, не к добру...». И правда.

Приходит он домой, а жена уже ждет его у ворот со сковородником.

- BetaCam, матушка, - только и смог сказать ей рыбак, понуро опуская глаза, - шутка ли...

- Вот что, - говорит ему жена, - ты этот свой BetaCam лучше продай, да подороже. А то у нас деньги совсем вышли. Пока же жить будем раздельно. Я в избе, а ты - в сарайчике с гусями. Ты меня пойми, нешто бы я ругала тебя, если бы не долг.

Назавтра идёт рыбак продавать BetaCam, а всё без толку. Так и ходит он на базар день ото дня - BetaCam'а никто не покупает, крестьянин не показывается. И вот, через две недели, появляется дьявол. Одет он в роскошный городской костюм, пахнет от него дорогим одеколоном и сигарами, на пальце - перстень.

- Ну что, - спрашивает он у рыбака, развязно улыбаясь, - как поживаешь, дружок? Не скучал без меня?

- Плохо, батюшка, плохо, - отвечает тот, - выручай, любезный, нет на тебя Ильи-пророка, будь милосерд.

Тут дьявол громко и долго смеётся, рыбак же бледнеет и кусает губы.

- Знаешь ли, кто я? - говорит вдруг дьявол.

- Да уж знаю, - шепчет в ответ рыбак, - ты только помоги, не томи, моченьки больше нет.

- Ну что ж, - говорит дьявол, приосаниваясь - все эти славные и ценные вещи, как ты сейчас уже догадываешься, я давал тебе не просто так - пришла пора расплачиваться. Платить тебе нечем - это факт. Но уж так и быть, я возьму твою душу, а взамен прощу долги и ещё мешок золота дам в придачу. Договор подпишем кровью. По рукам?

Дрожит рыбак, жалко ему свою бессмертную душу, а делать-то нечего. Подписывает он бумагу, вынимает дьявол из него душу, а денег не даёт. Печать, мол, в адской канцелярии надо поставить, договор заверить и в бухгалтерии под расписку денежки получить. В общем, жди меня три года и три дня, а я уж вернусь.

- Ну нет, - заволновался тут рыбак, - обманешь ты меня, разлюбезный, поедем-ка вместе. Не юли, вражина - перекрещу.

И вот садится рыбак к дьяволу на закорки и мчатся они в ад на полной дьявольской скорости.

Долго ли, коротко ли, прилетают они в преисподнюю, а там всё как на земле, так же жизнь течёт - только кругом дьявола - стоят, ходят, разговаривают, ивкают, гайкают, пляшут, скачут и песни поют.

- Ну, - подумал рыбак, - попался я.

И точно. Начались мытарства. Ходят они с дьяволом из кабинета в кабинет, из приёмной в приёмную - дьявол подолгу с секретаршами шепчется, хихикает, улещает, юлит, а потом и в двери парадные протискивается ужом.

Рыбак же стоит у стенки и даже глаз ни на кого не поднимает, так и пялится в пол - страхолюдина.

И замечает постепенно рыбак, что дьявол раз от разу всё грустней и грустней становится.

И, однажды, говорит вдруг дьявол: «Бежать нам надо отсюдова, я, как выяснилось, многого не учёл. Коньюктура нынче другая, да и средства выделяют уж не те. В общем, за душу твою не то, что мешок золота не дают, но и светофора. А я вон как много в тебя, сердешного, денег вбухал - эх, гореть бы тебе в адском огне... да не судьба. Так что я теперь - растратчик и неумеха, а ты уж совсем на птичьем положении - душа твоя здесь никому особенно не нужна - положат её на полочку, оприходуют и забудут, а тебе ни выгоды, ни удовольствий. По всему этому, нам бежать нужно - ты душу свою сохранишь, я - свободу».

Рыбак с этим скоренько соглашается и, обманув стражей адских врат, они с дьяволом выскакивают обратно на белый свет, а там благодать такая - солнышко светит, птички поют, да и малина поспела. С тех пор они так и живут втроём - дьявол, рыбак и его жена. Каждый день рыбак отправляется ловить рыбу, жена его ведёт домашнее хозяйство, дьявол ей помогает. Иногда в базарные дни дьявол принимает свой истинный облик и жена рыбака, посадив его на повод, открывает на площади балаганчик, где каждый за умеренную плату может посмотреть живого чёрта. Аттракцион пользуется большим успехом. Иной раз, наоборот, рыбак мажется сажей и нацепляет рога, копыта и хвост, а дьявол остаётся в избе - хозяйство сторожить. Никто не замечает подмены. Тем они и кормятся.

После такой сказки я вряд ли смогу уснуть. Коварная лиса очень любит пугать меня и держать в тревоге и душевном смятении. Что ж - лису не выбирают, приму её такой, какова она есть (надеюсь, она знает, что делает), доверюсь ей и впредь, пусть несёт меня и будь, что будет.



0
I
II
III
IV
00